Анджей Эйлурус - Продавец времени
– Это как так? – удивился Александр. – У всех людей бывают переживания и эмоции.
– Эмоции да, а вот переживаний нет. Трудно объяснить, – возразил Алексей. – Вот друг у меня был, потом погиб. Я его вспоминаю часто. Помню, как ели из одного котелка, как смеялись. Всегда добрые воспоминания, а сожалений нет! Нет друга, нет сожалений! Может, научили меня этому, а может, выбрали меня такого и научили всему остальному. Не знаю. Это как у самураев. Воин должен быть сильным, без слабостей и сожалений. Появятся слабости – погибнет воин.
– А ты и на войне был?
– Был. Только не спрашивай, как там. Это в плохом кино показывают, как на войне хорошо. Герои, смелость, честь, и это правильно, надо же кому-то жизнью рисковать. А на самом деле нет там ничего хорошего. Холодно, сыро и грязно. Кто хоть раз побывал, больше никогда не захочет.
– А в каких войсках ты служил?
– В специальных…
– Спецназ?
– Нет. В других. В особых. Выполняющие специальные задания, иногда далеко за пределами нашей родины.
– Разведка? Тайные герои, спецоперации, о которых потом рассказывают легенды? – с интересом спросил Александр.
– Ну почти. Я служил в подразделениях, о которых обычно ничего не рассказывают. В случае необходимости государство всячески открещивается от какой-либо принадлежности неизвестных наемников к государственным спецслужбам. И если честно, героем я себя тоже никогда не чувствовал. Только глупые видят в убийстве людей героизм.
– А тебе часто приходилось убивать людей? На войне?
– Войны бывают разные. Ты же не думаешь, что моя профессия заключается только в том, чтобы шпионить и искать людей? Иногда приходится ликвидировать объект. Для этого нужно уметь убивать. Лучше всего этому учит война!
– Убивать? Ты так легко об этом говоришь, – удивился Александр.
– Для таких специалистов, какая я, участие в боевых действиях является обязательной программой обучения. Убить человека может каждый, нажал на курок и все, но осмысленно переступить через черту очень тяжело. А на войне это сделать проще, свои здесь – враги там. Там, далеко. Ты видишь их через прицел, но не чувствуешь их, не слышишь, нажать на курок проще, особенно когда либо ты, либо тебя.
– А разве не страшно убивать людей и каждое мгновение ощущать, что рядом ходит смерть?
– Поначалу страшно, потом привыкаешь. Человек вообще легко привыкает к любым условия. И я привык, – без всяких эмоций ответил Алексей. – Ужасы войны меняют человека, проявляют его истинную суть. В повседневной жизни люди живут расслабленно, живут по правилам общества, стараются казаться лучше, чтобы приобрести в этом обществе более весомый статус. На войне все их нутро проявляется наружу. Одни становятся трусами, другие героями, и вот что я тебе скажу, хороших, сильных настоящих людей очень мало, и никогда не угадаешь заранее, трус человек или герой.
– А ты трус или герой? Хотя, конечно, это глупый вопрос…
– Глупый. Но я отвечу. Я профессионал. Меня научили никого и ничего не бояться, действовать всегда хладнокровно, – уверенно ответил Алексей и задумчиво добавил: – На войне я перестал бояться всего, кроме одного.
– Чего? Или кого? – заинтересовался Александр.
– Взгляда мертвеца! Ничто так точно не отражает смерть, как этот унылый, безмолвный взгляд. В нем отражается весь окружающий мир, застывший навсегда в одном мгновении, – с мрачной задумчивостью ответил Алексей. – Я не знаю ни одного человека, кого не бросает в дрожь от этого взгляда.
– Ужасно, – выдавил Александр. – Никогда не приходилось видеть такого.
– Все боятся. Боятся своей смерти и чужой тоже. Убивать себе подобных противоречит самой природе человека, – продолжил Алексей. – Сложно научиться убивать без жалости и сожаления, без дрожи в руках, и это не у многих получается.
– У тебя, я так понимаю, получилось?
– Нет, не получилось. Я себя отношу к определенному тип людей, которым не нежно этому учиться, – твердо и спокойно ответил Алексей. – Не знаю почему, но я никогда не жалею о случившемся. Не переживаю, живу будущими поступками, а не прошлым. И еще я не люблю людей, часто они вызывают у меня отвращение за свой эгоизм и глупость и безрассудное отношение к жизни, к своей и чужой. Большинство людей даже не понимают, зачем они живут и почему. И с таким же безрассудством и пренебрежением относятся к окружающему миру.
– Но не все люди такие, и в любом случае это не повод обрекать человека на смерть! – воскликнул Александр.
– Ты прав, люди разные, и иногда встречаются и удивительные люди, и простые, и глупые, но добрые. Я сказал, что не люблю людей, но это не значит, что я их ненавижу и готов убить любого. Я также воспитан на принципах гуманизма и миролюбия и не готов убивать всех и каждого по первому приказу. Мне очень нравится принцип «лучшее сражение – это не начатое сражение». Но если я буду вынужден убить человека, я сделаю это без сожалений и дрожи в руках.
– Интересная философия убийцы, – задумался Александр. – Или холодный профессионализм?
– Нет, я не убийца и не палач, – резко ответил Алексей. – Настоящие убийцы – это совершенно особые люди, те, кому убийство и жестокость доставляет удовольствие. Им не имеет значения, кого они убьют следующим, будет это человек или животное, убийство питает таких людей, хотя людьми их называть неправильно.
– К какому же разряду людей относишь себя ты? – спросил Александр, внимательно изучая Алексея.
– Таких, как я, называют профессиональными ликвидаторами, не мы решаем судьбы людей, мы только выполняем приказ, такая у меня профессия. Люди моей профессии часто влияли на ход истории, то дипломата потравят, то секретные письма украдут. И всегда это делалось под красивые лозунги, в интересах великих идей, но за звонкую монету. О благородстве, чести и гуманизме в таких ситуациях приходится забыть. Для меня убийство никогда не было целью, а только одним из возможных решений. Обычного киллера-исполнителя нанимают простаки. Моя же задача – достигнуть результата без физического вмешательства. Получить информацию, подкинуть дезинформацию, аккуратно внедрить нужную идею, а если убивать, то тоже со смыслом. Самоубийство, скоропостижная смерть, несчастный случай – и никаких намеков на внешнее вмешательство. Таких специалистов могут позволить себе только серьезные структуры, и свободных мастеров трудно найти.
– Но убийство остается убийством. Я понимаю убийства на войне или самооборону, – задумчиво возразил Александр. – И пусть ты не выбирал свою судьбу, она сама тебя выбрала, но ты же всегда мог выбрать, убить или отказаться.
– Мог, я и выбирал, – уверенно ответил Алексей. – В прошлом веке была такая профессия – палач. В некоторых странах она сохранилась до сих пор. Люди приводили в исполнение приговоры смертникам. Простая такая работа, но не для всех и не для меня. Ликвидация – это другое дело, необходимо не просто застрелить прохожего в подъезде, задача ставится сложнее. Лучше всего разыграть самоубийство, несчастный случай или случайную смерть. И объектами выступают не простые, а очень даже необычные люди.
Алексей замолчал, пронзительно посмотрел в глаза Александру, который очень внимательно слушал каждое слово, и продолжил свой рассказ.
– В большинстве случаев у объекта вначале ищется уязвимое место. У каждого можно найти скрытый порок или слабость, через которую удобно манипулировать человеком или просто его запугать. А вот если у человека нет слабостей или же он слишком опасен и неуправляем, то таких людей уже приходится ликвидировать. Я не хочу оправдывать свои действия. Мне приходилось ликвидировать разных людей, и хотя в каждом человеке можно найти что-то хорошее или плохое, отнимать жизнь все равно неправильно. Но, к сожалению, никто из них не был достоин того, чтобы я решил изменить его судьбу.
– Ни один человек не был этого достоин? – с недоумением воскликнул Александр. – Не был достоин того, чтобы ему сохранили жизнь?
– Это только мое мнение, но я вообще редко встречал по-настоящему достойных людей, – уверенно ответил Алексей. – В то время когда я исполнял приказы, я был гораздо моложе и тоже часто рассуждал о гуманизме и справедливости. В молодости все горячие идеалисты, потом это проходит. Однажды моим объектом стал профессор, писатель. Гуманные статьи и книжки он писал, любил правду и еще критиковать власть, и, конечно, многим это совсем не нравилось. Тогда я тоже в очередной раз задумался о справедливости приказов, и даже появились некоторые сомнения, а стоило ли мне их выполнять?
– И что же?
– Ничего, – твердо ответил Алексей. – Выявил я у этого профессора тайный грешок. Омерзительная такая слабость, настолько неприятная и отвратительная, что я мог бы голыми руками его придушить. И все эти его статьи и рассуждения о гуманизме сразу показались мне таким лицемерием, что стало очень грустно. А ведь это грешок мог ему жизнь продлить. Хороший компромат, но он его так хорошо скрывал, что никто даже не догадывался.
