Константин Щемелинин - "Я"
В борьбе я не стал себя пробовать, ведь борьба — это мощные долговременные тяговые усилия плюс тяжелые рывки и броски, а у меня в наследство от Халы осталась способность к точным молниеносным ударам огромной силы: в драке без правил с использованием холодного оружия — ножа ли, кастета ли, шпаги или же чего-либо подобного, я наверняка выиграю у любого человека, но чистая борьба по правилам — не для меня, — скорее всего, мне вряд ли удастся одолеть сильного соперника, хотя все равно у меня есть неплохие шансы на победу.
Я очень опасался за свою голову — головой надо думать; еще я боялся за свои кости, мышцы и связки — мне не хотелось получить травму, но все же любопытство победило, и я решился провести эти эксперименты.
Я решил проверить себя в боксе и каком-нибудь виде восточных единоборств, но получилось немного по-другому. Как-то раз я зашел в спортивный зал, где тренировался один известный боксер (его имя достаточно высоко котировалось в мире) и предложил ему и его тренеру провести тренировочный однораундовый поединок со мной. Они очень удивились моему желанию, но спортсмен все равно регулярно проводил аналогичные тренировки и, тем более, всех своих реальных соперников знал очень хорошо — ему нечего было опасаться меня, поэтому они и согласились. Также меня спросили, почему бой должен продолжаться именно один раунд, и я ответил им, что два раунда я не выдержу — это еще больше успокоило их, но все же они не понимали, зачем мне нужен риск получить травму. Я объяснил им, что мне не нужна травма — я не сумасшедший, однако мне нужен риск и ощущение настоящего боя, которое закончилось с войной, и попросил их в случае чего не избивать меня по полной программе там, на ринге. Они приняли мои объяснения, и мы назначили день. Это должна быть обыкновенная очередная тренировка, поэтому никакой прессы быть не должно, — и ее не было.
Перед поединком я еще раз внимательно осмотрел соперника — это был здоровенный мужик с мощными мышцами, явно тяжелее меня, уверенный и опытный боец. Бой начался моим ударом — я ударил достаточно сильно, чтобы мой противник осознал всю серьезность ситуации, и, глянув потом в его глаза, понял, что достиг желаемого результата, — он стал более напряженным и собранным.
Первую минуту я занимался прощупыванием своего оппонента, и вскоре выяснил, что в данный момент времени я явно быстрее его и бью наверняка сильнее. Дальнейшее было делом техники — я поймал его на контратаке, а затем, не давая ему времени организовать оборону, нанес несколько мощнейших ударов в полную силу с разных направлений, причем нагрузка от пикового удара из этой серии получилась больше тонны! Мне очень хорошо забинтовали руки, превратив их в настоящий молотки, — я очень порадовался такой качественной бинтовке, ведь от столь свирепых ударов я сам себе мог свободно повредить руки, а так… Мой противник зашатался и раскрылся — мне оставалось только добить его, что я и сделал, нанеся два завершающих удара. Последний удар пришелся ему в висок, и я, жалея его и опасаясь нанести спортсмену тяжелую травму, ударил его, но не с той силой, с какой бил раньше, а с меньшей. Он упал на пол — тренер не успел или же не захотел выбросить полотенце в то время, когда я начал забивать своего противника, — и дождался-таки нокаута. Из-за этой тренировки спортсмен вынужден был перенести дату своего очередного боя, ибо ему нужно было время для восстановления, ведь после моих даров он угодил прямо в больницу. Мне было жаль его, но что поделаешь…
После схватки я так устал, что несколько дней приходил в себя, и это притом, что я не получил ни одного удара ни в голову, ни в корпус — на протяжении поединка я все время уклонялся от ударов, и они приходились в перчатки и в воздух. Мои мышцы болели, я был разбит, мне ничего не хотелось — все это было ужасно, но в принципе терпимо. Во время поединка я использовал значительную часть всех ресурсов своего организма, и это не прошло для меня бесследно — мне пришлось пропустить несколько матчей в клубе. Об этом поединке написали газеты, и мое имя вновь привлекло к себе повышенное внимание. Время лечит, и оно вылечило меня, но я не стал пробовать себя в восточных единоборствах, потому что не хотел опять так плохо себя чувствовать и так долго восстанавливаться после боя.
Время шло — в клубе я, как и раньше, забивал много голов, на тренировки не ходил, так что свободного времени у меня было предостаточно: я подолгу гулял с тигром и смотрел на то, как он охотится. Любое травоядное животное с массой до тонны было потенциальной жертвой тигра: он ловил слонят и носорогов, крокодилов и тюленей, пингвинов, страусов и прочих птиц; олени, кабаны, рыбы и змеи — все шло на корм полосатому хищнику.
Часто, когда меня не было с ним, он охотился на людей. Я не поощрял этого, но и не препятствовал ему. Если тигр был голоден, то он ел человека, если же был сыт — то бросал так. Его тянуло к людям, и не только ради убийства: он много времени проводил возле поселков людей; бывало, он выходил средь бела дня на окраину селения и долго лежал там, и смотрел оттуда на людские хлопоты, а если его не трогали, то зверь никому не делал зла, и сам уходил через несколько часов. Обо всем этом я узнавал из его головы, из его памяти, но лишь после того, как он возвращался. Как и раньше, я никогда не помогал ему, чтобы не случалось с ним, только время от времени давал полезную информацию или же создавал нужные ему условные рефлексы.
Тигр побывал в разных странах: он был в тундре, в пустыне, в степи, высоко в горах, на коралловых островах и, конечно же, в лесах и джунглях. Он побывал также и в разных временах: и в каменном веке, и в медном, и в железном; он охотился на людей, вооруженных огнестрельным оружием: ружьями, пистолетами и автоматами, охотился на древних людей, которые могли противопоставить ему только холодное оружие: ножи, палицы, копья и луки. Длительное общение со мной и, вообще, жизнь в доме, с людьми, не могло не сказаться на его охотничьих повадках — тигр стал более решительным, не таким пугливым, как его дикие сородичи, не так сильно боялся шума, как они, и к тому же стал очень аккуратным, расчетливым и спокойным как во время атаки, так и в остальное время. Он мог трижды за день или за ночь прийти в село за человеком и трижды достичь успеха, наведя панику и ужас на местных жителей: он путал следы в лесу, выигрывая время, и, пока люди распутывали их, возвращался в поселок с другой стороны и снова нападал. Уходя от погони, хищник часто нападал на преследователей — сначала он выжидал, пока кто-нибудь из группы не отойдет или не отстанет, и затем нападал на него; часто зверь ждал ночи и приходил к охотникам — а ночью все меняется — и тогда он сам становился охотником — и он нападал, стремясь не к убийству, а, стараясь нанести кому-нибудь рану, — так он заставлял людей поворачивать назад, ибо им нужно было позаботиться о раненом. Он не был более кровожадным и агрессивным, чем остальные его сородичи, он лишь был более уверенным и опытным, чем они.
В то время я тоже любопытства ради, как и мой тигр, охотился на людей — глядя в душу хищника, я и сам заинтересовался таким видом охоты (можно сказать, что он обратил мое внимание и на такой вид «спорта»). Для охоты я всегда выбирал такое место и время, гибель людей в котором не повлияет на дальнейшее развитие человеческой цивилизации. Я использовал разное оружие: холодное, огнестрельное, лучевое и прочее, при том условии, что обычно вооружение моих жертв было на порядок примитивнее, хотя время от времени я сознательно шел на большой риск, когда для охоты выбирал точно такое же оружие, как и у моих оппонентов, или даже примитивнее, но такое случалось достаточно редко. Во время охоты я иногда щадил кого-нибудь, но обычно все же убивал. Пару раз я, стоя на какой-нибудь прибрежной возвышенности, из спортивного интереса стрелял, используя оружие разных видов, по головам людей, плывущих к моему берегу, выгребающих изо всех сил без шлюпок, с судна, потерпевшего кораблекрушение неподалеку; нечеловеческая точность не позволяла мне промахиваться, гася во мне и без того небольшой интерес к такого рода занятиям. Глупое занятие — охота на людей — надоела мне довольно быстро; хотя интерес к этому и был у меня сначала, как к чему-то запретному, но потом пропал, когда я обнаружил, что ничего особенного в такой охоте нет — одна лишь бессмысленная и глупая жестокость, вот почему, осознав это, я больше никогда не занимался подобными делами.
А вот гладиаторские бои мне понравились больше, правда, я думаю, что если бы я имел ограниченное количество золота и при этом ставил бы его на кого-нибудь, то наверняка получил бы столько же удовольствия, сколько и местные жители, однако в путешествиях во времени со средствами у меня проблем никогда не было, поэтому, как мне кажется, на подобного рода зрелищах я был более спокоен, нежели основная масса зрителей. Гладиаторские бои — это самый рискованный вид зрелищ с ярко выраженным акцентом в военно-спортивную сторону, и никакая игра не может сравниться с ними по степени риска и, соответственно, интереса со стороны зрителей, поэтому нет ничего удивительного в том, что я периодически посещал их.
