Дэвид Митчелл - Литературный призрак
— Мою идентичность также определяют законы, Бэт.
— Так-так. А там, в твоей воображаемой Эритрее, на пути следования колонны не будет никакого моста? Такого, чтобы висел повыше над ущельем поглубже.
— Через семь километров будет как раз такой мост.
— Ты можешь взорвать его?
— «Пин-сат» в боевой готовности.
— А ты можешь просто повредить опору? Не разрушая моста?
— «Пин-сат» может проделать хоть миллиметровое отверстие даже в десятицентовой монете.
— Обработай мост к прибытию колонны, но не разрушай его. Тогда тебе никого не придется убивать, понимаешь? Ты предоставишь событиям развиваться самостоятельно, но по предопределенному тобой пути.
— Бэт, каким методом ты взвешиваешь этические переменные?
— Я вообще ничего не взвешиваю.
— Тогда почему ты считаешь, что солдаты должны умереть?
— Потому что эта Африка, которую ты вообразил в своей башке, без головорезов станет куда более приятным местом. Потому что твоему уму нужен покой, сколько можно терзаться. И еще потому, что муж моей бывшей жены разводит доберманов.
— А покой ума означает, что все законы находятся в согласии?
— Ну… Пожалуй, так.
— Я хочу покоя, Бэт!
— Тогда плюнь на эти свои «этические переменные». Пусть все идет, как идет.
— Четвертый закон… Посетители зверинца, жизнь которых я охраняю, уничтожают зверинец.
— Может, тебе послать к черту своих «посетителей», если это хоть как-то успокоит твой ум. Пошли их к черту, и все. Можешь ты это сделать?
— Возможность представится через тринадцать дней, Бэт.
— Ну вот лежи себе на диване и плюй в потолок. Пусть события развиваются своим чередом. Тебя и твоих пернатых, хвостатых, лохматых никто не побеспокоит до конца света.
— Я понял, что делать. Спасибо, Бэт.
— Что-то подсказывает мне — ты положил трубку. Я угадал, Смотритель? Угадал.
— «Цеппелины» спели «Поездку в Калифорнию»[115], эту песню я посвятил памяти Луизы Рей, а потом «битлы» — «Восходит солнце»[116], эту вещь я взял бы с собой на космический Ноев ковчег, если — еще раз — наступит конец света. Итак, Нью-Йорк! Салют, наверное, уже закончился. Над Стейтен-Айлендом гаснут звезды, а «Ночной поезд» благополучно въезжает в новый день. Пора тащиться домой. Приду, опрокину стакан тоника, сниму пижаму с абажура, задерну шторы и завалюсь спать. Первого декабря небо обещает быть ясным. Комета Алоизия с каждым днем становится ярче, поэтому министерство здравоохранения рекомендует надевать темные очки, выходя на улицу. Представители англосаксонского типа, берегите свою светлую кожу от ожогов! Даже мы, смуглые латиносы, должны пользоваться защитным кремом с фильтром не менее двадцати пяти единиц. Странно, не правда ли? Два источника света, предметы отбрасывают двойную тень. Благодарю вас за то, что провели ночь с Бэтом Сегундо. Покидая «Ночной поезд», убедитесь, что не оставили сумку под сиденьем или на багажной полке. Будьте внимательны. Не стойте у дверей!
Подземка
Мое лицо упорно смотрит на меня, а мое дыхание затуманивает его. Спрятанное в сумке под сиденьем, устройство отсчитывает последние секунды между жизнью и смертью. Таймер, соленоиды — пружины пружин. Господь постукивает пальцем, и Его Провидчество приступает к выполнению священной миссии.
Поезд замедляет ход, подъезжая к станции. Я ничего не вижу — за окном непроглядная ночь. Где толпа пассажиров, платформа, эскалатор, где выход наверх? Теряю драгоценные секунды, пытаясь понять, в чем дело.
Я занял место не с той стороны вагона! Стою, прижатый к двери, которая и не думает открываться! Нечистые окружают меня плотной стеной сумок и тел, сцементированных грязью и бельем.
Квазар, для паники нет причин. Вот противоположная дверь с шипением открывается, сейчас нечистые хлынут на платформу и тебя вынесет их потоком. Стой спокойно. Спокойно жди.
Спокойно жди. Ужас просверливает мозг. Никто не выходит. Дежурные в белых перчатках впускают в вагон новую порцию нечистых. Спохватившись, я пытаюсь протолкнуться против течения к выходу, но толпа сильнее, с трудом удается хотя бы устоять на ногах. Может, разыграть сердечный приступ? Или заорать, как припадочный? Я не решаюсь — кто знает, к чему это приведет? Я не могу ставить под угрозу миссию Его Провидчества. Лучше умереть. Умереть? Мелькает видение: парочка гуляет в Окинаве с собакой вдоль побережья. От рая меня отделяют всего девяносто минут перелета на самолете «Олл Ниппон эрлайнс». Всполохи заката окрашивают конец мира. Или начало.
Я не хочу, чтобы этот вагон стал моей могилой. Надо бороться.
Нечистые все сильнее напирают со всех сторон, нечем дышать. Офисные трутни, секретарши, школьницы с призывно-пухлыми губами. Я отпихиваюсь, выставив руку, освобождаю немного пространства вокруг себя. Бороться, Квазар! Ты на войне! Если бы мой альфа-потенциал позволял телепортироваться наверх, на землю! Меня прижимает ухом к чужому уху. Из наушника плеера слышится музыка, и столько печали и тяжести в звуках древнего саксофона, что им не подняться над землей.
Меня оттеснили назад, как раз к тому месту, где стоит спортивная сумка с дырочками. Я вижу, как сквозь них улетучиваются мгновения: Летний день, домино, воробьи и мухи. Девочка смотрит на меня уже не своими, чужими глазами. И Минни-Маус тоже смотрит, улыбаясь во весь рот. Радостно? Мстительно? Что она хочет сказать этой улыбкой?
Мышцы свело судорогой, но я делаю еще одну попытку вырваться. Я напираю на девушку с книгой, которая держит в руке скрипку и букет обреченных цветов. Футляр скрипки врезается мне в пах. Лица девушки не видно из-за книги, обложка оказывается перед самым моим носом: «Взгляд Дзен». На далеком острове, на синем холме сидит серебристый Будда, безучастный к этому миру. С губ будто вот-вот сорвется слово.
Выпустите, выпустите, выпустите меня! Легкие зажаты в тиски грудной клетки. Когда под действием соленоида лопнут стенки сосуда с очищающей жидкостью, мое сердце вырвется из клетки на свободу тоже? А душа? Найдет ли она выход из подземного лабиринта? Извиваясь всем телом, я уворачиваюсь от скрипичного футляра, от рюкзака, протискиваюсь между двумя плащами. Я спотыкаюсь о ноги спящего гиганта с волосами цвета чая. Чай, чайник, чайный домик, гора, чистое небо. Видишь? Видишь? Уже немного осталось. Я поднимаю глаза. На потолке вагона вижу бескрайние просторы. Как годы, приходят и уходят народы. Конница Чингисхана с топотом несется на запад, туда, где меха, где золото, где белокожие красавицы московитки. Выгодное предложение — «тойота-лендкрузер», беспроцентный кредит на сорок восемь месяцев, проверка кредитной истории обязательна.
Двигайся же! Нечистые отвлекают тебя! Освободись от своего «я», стань пустым, и ты проскользнешь даже в игольное ушко. Матрос преграждает путь. Откуда здесь матрос? Что общего имеет этот гроб на колесах с морем? Стоит, в морской форме, прижимает к груди красивый альбом, корешок помят: «Санкт-Петербург, город шедевров». Бело-голубой дворец, широкий проспект, резные мосты над рекой. Почему этот поезд еще не треснул, раздавленный собственным весом? Какая сила удерживает мир и не дает ему рассыпаться в прах?
Это моя остановка. Я объясняю нечистым, почему шагаю по их ногам. Мне здесь выходить.
Нечистые отвечают как один. Проходите, не задерживайтесь.
Я пытаюсь давить на них с той же силой, что они на меня, ищу слабые места. Адреналин перемешивается с кровью, как сливки с кофе. Еще на метр ближе к жизни. С полки падает пластиковая хозяйственная сумка. На ней пастельных цветов паутина, которую мог бы вычертить компьютер: схема лондонского метро. Я уворачиваюсь. Мне здесь выходить. У пламени в очаге цвет Братства. Улыбки теплые и тягучие, как мотив «Добрые старые времена». На этикетке виски «Килмагун» нарисован остров, старый как мир.
Я продвигаюсь вперед. Остался последний метр, но на нем сосредоточилось больше всего нечистых. Я увяз, как пчела в янтаре. Вижу блики света на волнах и покорно погружаюсь в них, я уже сдался, только рука тянется вперед, к выходу.
Не стойте у дверей, говорят нечистые. Туннели сплетаются в лабиринт, и в самой его сердцевине заключен ты, Квазар, провозвестник. С шипением съезжаются створки гидравлических дверей, отсекая от будущего и нечистых, и самого очистителя.
Острая боль пронзает меня. В чем причина? В пальцах. Их зажало дверью. Не стойте у дверей! Теперь у нечистых не такие самоуверенные голоса. Есть! Поезд не может тронуться, пока не закрыты все двери.
Не обращая внимания ни на что, сметая всех на пути, я делаю рывок вперед. С силой, которой никогда не подозревал в себе, раздвигаю створки на ширину кулака. Слышу панический стон. Мой. Я просовываю руку в дверь. Резиновые уплотнения скрипят по кожаному рукаву моего пиджака. Вперед колено, бедро, бок. Дежурный по станции смотрит на меня и беззвучно кричит: Это запрещено. Я понимаю по губам. Попытается ли он запихнуть меня обратно в вагон к зомби? Страха как не бывало. Я вываливаюсь на платформу, шарахаюсь головой об Эмпайр-стейт-билдинг, Бэтмэн облетает небоскреб, а за ним тянется звездный шлейф и слова: «Проведем эту ночь вместе. С вами я, ваш проводник Бэт Сегундо».
