Delicate Wind - Очень простые мы
«Привет Лася», радостно обнимает меня Оля, как-то неожиданно возникшая рядом, и я отвлекаюсь от смутного понимания, начавшего возникать где-то в глубинах сознания. Кажется, там была мысль о ветре. Или о пустоте? Пустота ветра. «Ты какой-то загруженный»? Спрашивает она, а я долго-долго смотрю в ее глаза, сияющие обычным теплым светом и, окончательно теряю мысль-картинку. Все заполняет ощущение. «Да», и мы сидим и ждем ее подружку Женю, которая должна пойти с нами на рок-концерт и пьем Великое Пиво «Жигулевское», всенародно «партейно рекомендуемое», начиная по ходу действа расслабляться и засыпать. Ее голова падает ко мне на плечо, я рассеян и задумчив, но вот приходит подружка, и мы идем на концерт…
Покупаем билеты, и охранник, бдительно заглянув в сумки белым светом фонарика, пропускает нас внутрь. Зажав в руке билеты, мы пробираемся сквозь пьяную кричащую толпу и мы тоже слегка пьяны, ведь в каждом из нас по паре литров пива. «Лаас-я, пойдем в зал», тянет меня за руку Оля, отвлекая от созерцания железных решеток перед входом в туалет. Они закрыты. Странно? Там стоят какие-то чиксы, еле держащиеся на кривых ногах и зазывно мне улыбающиеся. «Смотри Лакс», шепчет она на ухо, показывая куда-то назад, и я оборачиваюсь. «Привет. Клево тут. Как жизнь», гремит у меня перед глазами, и я машинально пожимаю руку улыбающегося Макса. «Так ничего». «Ты давно здесь? Как концерт, интересный»? Возбуждено говорит Оля, перебивая меня. «Ну, так себе, но попрыгать можно. Ладно, ребят. Пошли в зал». Мы идем следом, а я шепчу, «Котенок, что-то у меня от пива голова трещит». «Ладно, не переживай. Мы же недолго тут будем. Наверно».
Мы входим в зал, и наши уши оглушает рев толпы, грохот, и свист настраиваемой аппаратуры. Рядом какой-то парень в косухе, наверно фанат, восторженно рассказывает девушке с зелеными сальными волосами: «Ты представляешь, иду по городу, а ОН мне навстречу. Я аж офанарел! А он подошел и руку мне пожал и сам автограф дал. САМ!! Сказал, что часто видит меня на своих концертах». «ВААу, ты счастливчик, я бы ему не только руку пожала», проронила девушка, тупо улыбаясь и гладя парня по ширинке. «Вот НИК. ВОТ он..ЕЕЕ». Вдруг заорал он, увидав толстопузого парня лет двадцати, с немытыми дредами, и добродушной улыбкой на помятом небритом лице. Толпа вокруг завопила от счастья. «НИкк, залабай сегодня па-а-а крутому. Дай им. Долой маажор-попсу. Ты король». Орали кругом.
Парень с дредами улыбнулся и поднял руку. Толпа чуть примолкла. «А сейчас моя новая песня в духе папаши Кастанеды. "Летящий орел". Внимайте, недостойные»! Он щелкнул потными пальцами украшенными каймой черных ломаных ногтей, и позади музыканты взялись за гитары. Обшарпанное, заплеванное слюной от семечек пространство зала, заполненное потной толпой, затопила грустная, слегка лиричная мелодия а-ля амбиент-лаунж «из Эоники». Певец взялся за микрофон, чуть подумал, подкрутил там что-то, поза, важная рожа, и запел. Его голос вкрадчивым скрипучим и прохладным ручейком потек по воздуху, успокаивая взбудораженных людей.
«Летящий орел, летящий по небу. Забывший про небо, забывший себя...Заполнивший солнЬце и чуть-чуть меня-я-я…а-а-а-аа-а. О-да-да-да», пел он, музыканты наигрывали свое влажное грозное аба-даба-ба-регги. Глаза музыканта светились, он был очень спокоен и он улыбался. Толпа почти успокоилась. Волны волшебного голоса поднимались ввысь, опускались вниз. Казалось, певец сам летит по небу в образе орла. Но наконец, мелодия тихо умерла в пальцах музыкантов, еще, немного, урааааа, и она последней нотой просочилась в души людей из колонок, и вот, певец допел заключительное слово и довольно замолчал. Наступила секундная тишина.
«Клево спел. Так духовно. Мне вообще нравится А-баба-ба-плюй-регги. А тебе»? Спросил я у Оли, но она не успела ответить на мои мудрые слова. Тишина взорвалась ревом фанатов Ника. «Вау, чувак. Ну, ты лабаешь. Кури больше», больше всех орал парень в косухе, его девушка уже блевала в углу стоя на четвереньках и покачивая телом. Ник как-то грустно улыбался и теребил ручками микрофон. Его оттеснил высокий молодой человек в черных джинсах и в огромной зеленой футболке с надписью «Синтетик-плюс-драйв».
«А теперь на нашей сцене группа "Заи-Мендес"», объявил он, и на площадку прошмыгнула четверка ребят, все в пирсинге и в наколках. Вдалеке уже протискивались поближе к сцене их фанаты с огромным плакатом и с надписью - «ЗАИ – Лучшая группа Кали-СИТИ». Зал испугал хриплый вой электрогитар и, заткнувши уши, я прокричал на ухо Оле: «Может, возьмем еще по пиву»? «Нет, зачем еще», ответила она. Мы стоим, прикалываемся, я ловлю взгляды проходящих девочек, озабоченно думая в достаточно ли красивой позе я стою, и как лежат волосы. Поправляю их, дежурно улыбаюсь окружающим, ощущая - Я СУПЕР!
В это время Оля целует меня, шепча, «Я люблю тебя»! Но я озабочен теперь другим, ядовитая мысль мелькает внутри - Вот та кофта круче моей! А эти ботинки! А те джинсы. Я нервничаю, понимая, что еще не довел себя до уровня самого-самого! Проклятье! Сколько же надо на это денег!? (Свет ее дотрагивается, ласкает меня, но я не вижу ее, его).
Подошла Мирра с Женей и, достав из сумочки «гламурные» сигареты, предложила нам. «О, ты как здесь»? «Да так, Женя позвонила. Сказала, что концерт здоровскии-й». Томно проговорила она, нежно обнимая Женю за шею. «Девчонки, вы там осторожней. Что за нежности», рассмеялся я. «Что, Вадим пошел кушать груш»? Спросила Оля, стараясь говорить как можно громче, чтобы перекричать шум концерта. «Да, он мне надоел. Сколько можно терпеть его идиотизм». Игриво гладя Женю по волосам чуть грязным ногтем, сказала Мирра. «А я тебя же еще с Сидом видела. С ним тоже все»? «Ну, я не люблю, когда все время говорят, люблю – люблю». «Странно, когда ее Вадим унижал, а она за ним бегала, она так хотела, чтобы ей так говорили. А потом она делает тоже с Сидом». Прошептал я на ушко Оле. «А. Ее не поймешь. У нее все наоборот», отмахнулась Оля. «Не знаю. Слушай, мне здесь надоело. Пойдем отсюда». «Как, уже», удивился я. «Да, у меня опять живот болит». «Хорошо, Котенок. Мне тут в принципе и не нравится, тяжелая какая-то атмосфера». «Мы пойдем, чуваки», объявляет Оля, рассеянно смотря, как Мирра целуется с Женей. Интересно, это они взаправду?
Мы прощаемся, выходим в раздевалку, забираем вещи и входим в предбанник, огромный зал перед выходом на улицу, где тусуется молодежь в перерыве между выступлениями подвальных групп Кал-Сити. Разбиваем толпу своими телами и на секунду усаживаемся на каменной лестнице напротив входа, чтобы покурить....Кто-то что-то бормочет вслед нам, и я слышу сиплый от ненависти и пива тоненький голос, «опять этот добренький красивый дурачок любящий всех, вот идиот». Становится очень больно дышать и мне кажется ,на миг что мир вокруг становится словно серого мышиного цвета…Но, пустое…Ха. Ха!
Ощущение Нас вместе немного тяжелое, по крайней мере, с моей стороны. Не знаю как она. Она смотрит на меня, говорит, заплетающимся языком: «Зая, совсем так надоели эти проблемы с общагой. Эти дуры, со своими вые***ами». Я чувствую, что в ней накопилась какая-то боль, что-то темное, наболевшее, хочет смести в ней плотину обычной веселости и вырваться на волю потоком слез. Это, наверное, очистит ее и в ней исчезнет еле уловимый надрыв. То печальное исчезнет. Я, лаская ее по волосам, думаю, а она прижимается ко мне дрожащей щекой. «Пойдем отсюда», говорим мы про себя и выходим, в мир, в тишину, где нет шумной атмосферы концерта. Мы идем по городу, а децибелы шума постепенно выходят из нашего сознания, но до покоя пока далеко, ведь в ней еще есть эта плотина боли и еще нам тяжело от пива. Наконец плотина прорывается. Мы сидим на перилах остановки, на площади, а она плачет у меня на плече.
«Лася. Прости, что я выкидываю тебе эту боль. Но мне так плохо». «Ничего, я заберу твою боль. Тебе будет легче», улыбаюсь я, прикасаясь к ее губам.
Открываю свое сердце, и лью его свет на ее, исстрадавшееся в жизненных склоках и грязи. Ей становится легче. Она поднимает заплаканное лицо. «Спасибо Лася, мне так легче. Я вообще хочу, чтобы мы как-то могли видеться по-другому. Без этого всего. Без твоей усталости. Без моей боли. Не тогда, когда нам так пофиг друг на друга, не тогда, когда жизнь украла у нас - нас самих». «Да, я понимаю, мы должны стараться не поддаваться этому, не терять свет. Знаешь, мы слишком часто пьем». «Может быть», шепчет она, устремив на меня свои блестящие глаза. Они снова чисты.
Вокруг нас тишина и сквозь ее пустой покой до нас доносится какая-то музыка, Музыка Города!? Наверное она доносится с какой-нибудь еще уцелевшей летней танц-площадки...Мы встаем и идем к ней, к этой музыке и танцуем под электрическими фонарями в ритме старого вальса, под одобрительными взглядами пожилых людей, для которых в этом парке и устраиваются такие ретро-вечеринки. Разделение все равно есть в танце из-за моего эгоизма, ловящего правильность движений, но, электрический свет играет ее волосами и окружает лицо девушки еле заметным призрачным ореолом. Музыка для нас становится громче и громче, мы кружимся все быстрей и ....
