Виталий Вавикин - Лики звезд
Дорин почувствовал, как Молли берет его за руку. Холодная как лед ладонь сжимает его пальцы.
– Я не боюсь, – прошептала Молли.
– Не боишься чего? – оживился Кауфман.
– Ничего не боюсь, – она сильнее сжала пальцы Дорина, не позволив ему освободить руку.
– Вот как? – Кауфман не обернулся, и Дорин невольно поблагодарил его за это.
Пусть тайна остается тайной. Сном. Безумием. Как угодно. Но не переходит дозволенных границ. Виттори и Магда не заслужили этого. Не заслужили его безвольного предательства.
– Молли? – осторожно позвал Дорин.
Она не ответила. Лишь сильнее сжала его пальцы.
– Эш! – Дорин почувствовал, как она напряглась. Хотел попросить отпустить его руку, но, встретившись с ней взглядом, не смог.
– Скажи еще.
– Что сказать?
– Мое имя.
– Молли?
– Нет. Другое.
– Эш?
– Да…
– Дети! – засмеялся Кауфман.
Молли отпустила руку Дорина, отвернулась.
– А здесь есть картины Кузы? – спросила она Кауфмана.
– Кузы? – он как-то недовольно хмыкнул. – Зачем тебе?
– Хочу посмотреть, – она подошла к нему. Улыбнулась. – Хочу посмотреть, какой она была.
Дорин смотрел на них, чувствуя себя лишним.
– Хочу посмотреть, с чего она начинала.
– Хочешь? – Кауфман смерил ее внимательным взглядом. Снова недовольно хмыкнул. – Ну пойдем, – он положил руку на спину Молли. Чуть выше ягодиц или же на ягодицы? Дорин не смог разглядеть. Не успел.
– Ты идешь? – спросила его Молли.
– Я? – он хотел отказаться, но не смог. – Да. Прямо за вами.
– Прямо за нами, – промурлыкал Кауфман. Он наклонился к Молли и что-то шепнул на ухо. Она улыбнулась.
– Я не мешаю? – спросил их Дорин.
– Ты? – Молли обернулась. – Нет.
Они прошли мимо серии картин, на которых был изображен молодой Аваллон. Прошли мимо десятка гипсовых статуй некогда живших людей.
– Все это просто воспоминания, – услышал Дорин бормотание Кауфмана. – Забытое, покрытое пылью и плесенью прошлое. Слишком много лиц, слишком много голосов, – он сгорбился, сжался, стал напоминать со спины старика. – Как и мы сами…
Дорин подумал, что никогда еще не видел его в таком состоянии. Казалось, еще немного, и высший заплачет.
– Это она? – спросила Молли, останавливаясь возле хрустальной статуи. – Это первая работа Кузы?
– Впечатляет, правда? – робко спросил Кауфман.
Дорин подошел ближе. В скудном освещении он видел, как рука Кауфмана ласкает ягодицы Молли. Или это была просто игра теней? Дорин заставил себя не смотреть.
– Тебе нравится? – спросила Молли.
Дорин поднял глаза на хрустальную статую. В сумраке она выглядела самой обыкновенной. Обнаженная женщина с длинными прямыми волосами и отсутствием лица. Полная грудь свисает на большой живот. Дорин увидел контур крохотной руки, упиравшейся в живот изнутри. Вспомнил Виттори, когда она носила Магду. Невольно поежился. Опустил глаза чуть ниже и в отвращении поджал губы, увидев мужские гениталии.
– Думаю, эта статуя никогда не выставлялась, – услышал он далекий голос Молли. Попытался разобрать в нем отвращение, но не смог.
– Конечно, нет. – Кауфман подошел к хрустальной женщине. – Сомневаюсь, что кто-то смог бы понять то, что в действительности хотела показать Куза, – он смотрел на статую с раболепным обожанием. Гладил ее взглядом. Ласкал. – Тогда Куза вся была здесь. Все ее страхи. Все желания. Сомнения. Надежды… – его рука коснулась хрустального живота, опустилась ниже, к хрустальным гениталиям.
– Она хотела детей? – тихо спросила Молли.
– Да.
– И поэтому боялась становиться высшей?
– Да.
– Но не могла отказаться?
– Да.
– И поэтому ты любил ее?
– Что?
Дорин увидел, как напряглось лицо Кауфмана. Кожа побледнела. Хрусталь звякнул, разрезая ладонь. Молли вздрогнула. Голубая кровь высшего закапала на пол из порезов.
– Господи, – Молли сжалась, чувствуя за собой вину.
– Все хорошо, – Кауфман разжал ладонь, выпуская осколки.
Разрезанная плоть обнажала сухожилия и кости. Кровь из вен наполнила открытые раны. Сначала медленно, затем хлынула, заливая ладонь и пальцы. Заструилась по руке вниз.
– Прости меня! – Молли сжала кисть Кауфмана, пытаясь остановить кровотечение.
– Ничего, – он посмотрел на статую, лишившуюся мужских гениталий. – Так даже лучше.
Ноги его подогнулись. Молли попыталась его удержать, поскользнулась на залившей пол крови и упала на колени. Кровь из разрезанной ладони ударила ей в лицо.
– Господи! – Молли машинально вытерла кровь со своего лица, посмотрела на окрасившиеся в голубой цвет ладони. – Сделай что-нибудь! – крикнула она Дорину. Он увидел, как содрогнулось ее тело. – Ну, сделай же…
Рыдания заставили ее замолчать. Слезы наполнили глаза. Внезапно. Подчинили себе разум и тело.
– Молли! – попытался успокоить ее Дорин, – Молли!
Она не слышала его. Скользила по полу, пытаясь подняться.
– Эш!
– Эш? – Молли еще раз вздрогнула. Закрыла глаза. – Дай мне свою рубашку, Дорин.
– Что?
– Дай мне свою рубашку! Я перевяжу ему руку, – и никаких слез.
Глава двадцатая
В лаборатории тихо, лишь размеренно гудят насосы, выкачивая из тела Гликена красную кровь и заполняя его кровью высших. Молли смотрит, как эта жидкость струится внутри прозрачных трубок.
– Любишь его? – спрашивает Кауфман.
– Люблю кого?
– Этого, – он кивает головой в сторону Гликена. – Иначе для чего весь этот цирк с Вознесением?! Думаешь, он останется с тобой? Вспомни себя. Разве ты осталась со мной?
– Я делаю это ради Молли.
– Той сучки, которую показывала мне в журнале?! Брось! Я вижу тебя насквозь!
– Правда? – Молли смотрит в его грязно-зеленые глаза. – И что же ты видишь?
– Вижу суку, которая устала жить, – Кауфман мрачнеет. – Впрочем, как и я. Все это Вознесение… Знаешь, иногда мне кажется, что нужно было отказаться от этого, а не уговаривать тебя стать такой же бессмертной.
– Ты так думаешь?
– А ты? – Молли вздрагивает, чувствуя, как он обнимает ее. – Скажи, думала ли ты хоть раз, что между нами могло быть все иначе?
– Я не знаю, – Молли напрягается.
– Помнишь, как это было? – руки Кауфмана гладят ее спину. Опускаются к бедрам. – Неужели тебе никогда не хотелось повторить?
– Нет, – она закрывает глаза.
– Куза… – шепчет Кауфман.
Молли слышит, как пищит зуммер. Кауфман отпускает ее.
Гликен лежит на столе открыв глаза и смотрит в потолок.
– Надеюсь, он не разочарует тебя, как ты разочаровала меня, – говорит Кауфман.
Он подходит к Гликену. Берет за руку.
– Как ты?
– Не знаю, – Гликен вздрагивает. – Такое чувство, что я стал на несколько жизней умнее.
– Не сопротивляйся знаниям.
Молли видит, как Кауфман гладит пальцы Гликена. О чем думает Кауфман? Что представляет? Ее? Как эти пальцы ласкают ее тело? Но почему? Разве все это не потеряло для него смысл?
– Куза! – зовет он. Вкладывает в ее ладонь руку Гликена. – Расскажи ему, что нужно делать.
– Рассказать?
– Ну ты же через это проходила.
– Но я уже не помню.
– Помнишь, – он улыбается. – Сделай это ради себя.
Молли смотрит, как он уходит.
– Что мне делать, Куза? – спрашивает Гликен.
– Ничего, – Молли устало выдыхает.
– Но мне кажется, что я схожу с ума!
– Думай о Молли.
– О Молли?
– О девушке, за которой ты отправишься.
– Почему о ней?
– Почему? – Молли вспоминает старую библиотеку. – Потому что она живет на планете Идмон, недалеко от склонов Тмона, в самом прекрасном городе под названием Арах. Потому что у нее самые чудесные скульптуры, которые только можно создать. Потому что в выставочном зале есть библиотека и старый диван. Потому что ты встретишься там с ней. Выберешь самую старую книгу и уничтожишь ее, как пережиток прошлого. Попросишь Молли закрыть дверь. Скажешь, что устал от женских прелестей. Она умная девочка и все поймет. Ты расстегнешь брюки и закроешь глаза. Доверишь ей свои желания. Доверишь, потому что она сможет удовлетворить их. Стать тем, кем ты хочешь, чтобы она стала. Не женщина и не мужчина. Без слов и прикосновений. Без смущений и обещаний. Без всего, от чего ты устал. Только рот. Бестелесный, бесполый рот, который ласкает тебя, оставляя наедине с самим собой.
Глава двадцать первая
– Какого черта ты там делала? – спрашивает Кауфман.
Молли молчит.
– Ты что, действительно помешалась на этой сучке с Идмона?! – он хватает ее за руку. Разворачивает к себе лицом. – Ты же знаешь правила!
– Правила? – Молли морщится от боли, которую причиняют ей пальцы Кауфмана.
– Ты должна была провести его, показать ему новый смысл!
– Смысл? – Молли чувствует легкое головокружение. Болеутоляющие перестают действовать, и боль от ноги растекается по телу, подчиняет его. – Я просто хотела, чтобы он привез мне Молли.