Олег Соломенников - Когда Планета кричит SOS
— Пап, — вдруг отозвался он, — дед сказал, что мама на небе, а я вот смотрю все время в небо, оно такое большое.
— Большое, — вздохнул Кирилл и к горлу подкатил комок.
— А где она там? — не поворачивая головы, спросил сын.
— Днем, наверное, она спит, а по вечерам зажигает звезды. — Кирилл в голове десятки раз прокручивал этот диалог, каждый раз придумывал разные сценарии, хорошо понимая, что ребенок все равно задаст такой вопрос, ответ на который найти он не сможет. Знакомые советовали не лгать, а говорить правду, знакомый психолог сказал, что дети возраста Глеба до конца не имеют понятия о смерти, поэтому ему будет проще принять тот факт, что мама умерла.
— Пап, — снова спросил Глеб, — как же она может зажигать звезды, если они сами собой становятся видны в темноте?
— Кто-то же должен их контролировать, — соврал Кирилл, — она, сынок в раю.
— Что такое рай? — оживился Глеб.
— Рай — это такое место, где человеку всегда хорошо, — ответил Кирилл.
— Мне дома хорошо, а когда вы оба дома, мне всегда хорошо, — Глеб выглядел потерянным, — почему она не может приехать домой? Неужели дома ей было плохо?
Кирилл не нашелся, что ответить.
Дома отец и бабушка постарались окружить Глеба любовью. Кирилл договорился с тещей, что та приедет на следующий день. Сам он никак не мог избавиться от мыслей, которые мучили его вот уже неделю.
Когда Глеб уснул, Кирилл быстро собрался и вышел на улицу. Он ехал в храм, который они сегодня проезжали. Что он хотел там найти, какие ответы услышать, он не знал. Кирилл хотел поставить свечку и заказать молебен. Раньше ему этого делать не приходилось, он всегда считал традиционные обряды пустой формальностью, да и сейчас не особо верил, что они принесут ему хоть какой-то покой. И, тем не менее, ехал в храм.
Он вошел в церковь, перекрестился. Прошелся туда, сюда, купил дюжину свечей, но не знал, куда их поставить. Спрашивать у монашек, которых тут было множество, не стал, подсмотрел к каким иконам люди чаще подходят. Он хотел поговорить с настоятелем, но в последний момент передумал.
Когда Кирилл вышел из церкви, он не ощутил ни легкости, ни понимания происходящего, гнетущее его чувство стало только сильнее. Впервые за последнюю неделю он вспомнил отца Никиту. На Кирилла нахлынуло чувство стыда и одновременно ему показалось, что именно отец Никита может выслушать его, а может быть даже понять и дать совет, как же ему простить самого себя.
Глава 18
Марина шла по длинному светлому коридору. Она не часто приезжала в больницу к своему бывшему сокурснику Саше, но время от времени все же наведывалась, да и не могла она не приезжать, общение с бывшими сокурсниками, общие медицинские интересы, бурное студенческое прошлое. Марине требовалось, как говорится, проветриться, она никак не могла придумать себе достойное занятие на длинные, одинокие выходные дни, поэтому частые, обычно вечерние визиты к друзьям стали для нее в последнее время привычным делом.
Она встретилась с Сашей в его кабинете.
— Как дела, Мариш? — спросил он приветливо и вышел из-за стола встретить ее. Они обнялись и дружески чмокнули друг друга.
— Кручусь, — кивнула она, — как сам?
— Все спокойно, по нашим временам это самое главное.
— Давно хотела тебя спросить, — начала Марина, набрав воздуха, — тебе нравится оперировать? Я в том смысле, что ты чувствуешь, спасая людей?
— Нравится, не нравится, — вздохнул Саша, — сначала был драйв, очень хотелось разобраться со всем, ну, а теперь… — Он вдохнул. — Это просто работа и отношение такое же. Нельзя всех спасти, не всех и спасаем, ты же понимаешь. Но я все равно считаю, что зря ты отказалась от хирургии, тебе бы точно понравилось, с твоей тягой к исследованиям.
— Да, у вас, конечно, больше возможностей, — согласилась Марина.
— Но бывают и вот такие ситуации, — сказал Саша, и, резко изменившись в лице, открыл ящик стола, вытащил оттуда папку и передал ее Марине.
Девушка открыла карту больного, вчитываться в мелкий, характерно мужской подчерк она не стала, сразу пролистав несколько страниц, стала изучать снимки МРТ. Беглого взгляда хватило, чтобы понять, что опухоль в теле больного занимает такие размеры, что спасти его уже невозможно.
— Совсем ничего нельзя сделать? — спросила она инертно и потому, что не могла не спросить.
— Теперь совсем, — пожал плечами Саша, — слишком поздно. Хотя умрет он по собственной глупости! Из-за простой мелкой опухоли, которую мог удалить сельский врач, он вырастил в себе смерть.
— Как это? — удивленно вскинула глаза Марина.
— Он из очень набожной семьи. Где считают, что все от Бога. И болезни тоже. А значит, и вмешиваться, тем более делать операцию ни в коем случаи нельзя. Дикость! Но и это еще не все, я тут узнал, что в этой семье недавно умер трехлетний ребенок от простуды, потому что мать не допустила «скорую», которую вызвали соседи. Ребенок так и сгорел от высокой температуры.
Марина поежилась в кресле, — потому что была очень впечатлительна. Они недолго помолчали.
— Давай о хорошем, — улыбнулся приятель, — хочешь, угощу тебя на редкость отличными пирожками, у нас в столовой пекут, больным не дают, а врачи охотно покупают.
— А я пока чай заварю, — улыбнулась Марина, отлично понимая, что от их совместной грусти больному лучше не станет, ей очень захотелось поговорить о чем-нибудь приятном. — Где тут у тебя чайник?
Саша рассказал, где взять чайник и удалился за угощеньем. Девушка и не заметила, как в дверь сначала робко постучали, а потом вошли.
— Добрый день! — раздалось у врача за спиной. Марина вздрогнула от неожиданности.
— Здравствуйте! Александр Петрович вышел, зайдите через десять минут.
— Может быть, вы мне можете помочь? — спросил мужчина.
— А в чем дело? — удивилась Марина.
— Я умираю, — сказал пациент, — я это чувствую… я знаю…
Перед ней стоял болезненно худой человек, и Марина поняла, что это тот самый человек, карту и снимки которого она только что смотрела.
— Не знаю, — она была удивлена и действительно не знала, что ответить на такое заявление, — возможно, все еще будет хорошо.
Она попыталась улыбнуться.
— Я пришел просить сделать мне обезболивающее, а сестра без разрешения врача не делает… — Замолчал и тут же продолжил: — Можно я присяду?
— Конечно!
— Спасибо! — Мужчина улыбнулся. — Знаете, это очень страшно понимать, что ты скоро умрешь, ты прямо-таки ощущаешь, как уходит надежда, вера в чудо. И тогда становится очень тяжело.
Марина молчала, она не знала, что сказать, да и нужно ли было что-то говорить.
— Как вы думаете, там, после смерти, есть что-то еще? — внезапно спросил человек.
— Конечно, есть, — Марина ответила утвердительно не потому, что она верила в загробную жизнь, а потому что понимала — нельзя отнимать у него еще и веру в жизнь после смерти, возможно, это все, что осталось у него, этого сильно истощавшего, болезненно бледного человека. Еще в институте она заметила, что всех больничных пациентов можно разделить на две категории: тех, что еще не потерял надежду и верит, и тех, кто уже отчаялся. Вторые всегда какие-то серые, сгорбившиеся, если к такому человеку присмотреться, то может показаться, что он уже и не живой, так — тело, в котором почти нет жизни, словно организм питается какими-то отголосками, воспоминаниями.
Мужчина долго молчал.
— Я все равно боюсь смерти, — сказал он грустно, — это какое-то бесконечное ожидание чего-то неизвестного, думаю, как это будет, потом думаю о жене, детях. Раньше много думал о том, почему Бог ко мне несправедлив, что так не должно было случиться. — Мужчина посмотрел на Марину с таким вопросам в глазах, как будто перед ним не простой врач, а сам Господь Бог, который может дать на все ответ. — Я и моя семья всегда жили честно, верили в Бога. Каждую субботу в храм! Помогали всем, кому могли, но… — Он замолчал. — Видимо, это моя судьба.
— У вас сколько детей? — спросила Марина.
— Трое… — он осекся, — нет теперь двое, почти взрослые: сын и дочка школу заканчивают, а маленькому только три года, было…
Марина молча кивнула невпопад, потом неожиданно спросила:
— Вы любите свою жену?
— Мы прожили вместе тридцать лет, — пожал плечами мужчина, — я теперь и не знаю, люблю ли я ее.
Марина удивилась и мужчина, видимо, заметив это, уточнил:
— Я же вижу, как она на меня смотрит, она осуждает меня, ей и самой сейчас жутко тяжело ждать, когда я умру.
— Этого нельзя ждать, — не согласилась Марина.
— Это же так изматывает — ожидание. Она ходит ко мне каждый день, что-то приносит, покупает вкусное. Хочет сделать эти последние дни лучше, не понимая, что все лучшее уже было, все это уже в прошлом. Мне ее жалко, хочу скорее умереть, чтобы и ей было легче.
