Мария Стрелова - Метро 2033: Изоляция
– Нет, нет, нет, это бред, это у меня от перенапряжения едет крыша… Я не хочу сходить с ума… – всхлипывала она, обхватив голову руками, скорчившись у внутренней двери бункера. – Меня надо изолировать, выгнать, кажется, наша затея проваливается, рушится, и мы все скоро свихнемся в этом гребаном бункере…
* * *Два дня назад Михаил Чернов, старший разведчик бункера, и Марина сидели в ее кабинете, составляя план очередной экспедиции на поверхность.
– Думаешь, стоит отпустить ребят одних? – сомневался мужчина, потягивая из кружки морковный чай.
Алексеева задумчиво кусала кончик карандаша.
– Они были со мной в трех вылазках. Думаю, мальчики набрались достаточно опыта, чтобы отправиться в город самостоятельно. Я не могу сопровождать их каждый раз. Тем более из старших нас осталось восемь человек. В последнее время ходим только ты, я и Волков. Мы, увы, не вечны, Миш. Понимаю твое волнение. Да, тревожно, да, страшно. Но я отправляю их в сравнительно безопасный район. По дороге на юго-запад довольно сложно нарваться на реальные неприятности, мы этот район исходили вдоль и поперек. Проспект Вернадского широкий, проблемные дома на карте отмечены, на складах пока никого не завелось, надеюсь. За неделю едва ли там появятся новые мутанты, раз уж за двадцать лет не появились. Патронов дам достаточно, отстреляются, случись чего. В домах есть отличные квартиры, где можно пересидеть, если вдруг произойдет что-то непредвиденное.
– Да, ты, конечно, права. Ребятам пора начинать самим. Тем более, многие из старших давно уже выбираются сами, хотя бы Илья, он им ровесник, а года два уже поднимается без сопровождения, – согласился Михаил. – Предлагаю пойти поесть, а потом уже вызовем парней на инструктаж.
– До обеда еще двадцать минут. Пойдем-ка пройдемся, поглядим, все ли в порядке, а то мне график смен подписывать сегодня.
В бункере, как и всегда в первой половине дня, кипела бурная деятельность. Девушка в синем халате поверх камуфляжа мыла пол. Марина приветливо улыбнулась ей, кивнула часовым, спускаясь по лестнице на второй этаж.
В большом зале готовились к обеду. Дежурные расстилали на полу клеенку, раскладывали ложки и жестяные миски. Ответственные за уборку торопливо домывали полы в разных концах коридора. Опоздать на обед означало остаться голодным до ужина, поэтому каждый спешил поскорее управиться с делами. После обеда в убежище начинались занятия и личное время, занята была только вторая смена дежурных по кухне, которым вменялось вымыть посуду после обеда, помочь повару Валентине с ужином и накрыть стол в общей комнате. Убрать посуду и организовать завтрак на будущий день помогала третья смена.
Все это было записано на нескольких листах, висящих на стене. График дежурств составлял помощник начальника бункера, Василий Лозин. Он следил, чтобы все жители бункера, начиная с шестилетнего возраста, были заняты на общественно полезных работах.
Марина остановилась возле расписания, пробежала глазами по строчкам. Первая смена дежурила с десяти утра до двух часов дня. Вторая – с двух до шести, третья смена – с шести вечера до десяти утра.
Вся жизнь была строго упорядочена. Эту замечательную систему давным-давно придумал покойный начальник бункера, Григорий Николаевич Кошкин. Ему удалось ненасильственным путем установить порядок в убежище. С помощью верных ему людей руководитель составил строгий график питания, сна, пользования душевыми и регламентировал общественные работы.
День начинался в семь часов утра. В бункере включалось верхнее освещение. Все обитатели выстраивались в очередь к умывальникам и санузлу. На дверях висела табличка, предупреждавшая о том, что водные процедуры длятся не более двух минут на человека. Конечно, можно было копаться и дольше, но ровно в девять утра дежурные подавали завтрак. Кто не успел, тот опоздал. В половине десятого миски убирали. До двух часов дня продолжались общественно полезные работы. Давний советский принцип «Кто не работает, тот не ест» идеально сработал и в этот раз. Конечно, каждый мог отказаться трудиться на благо родного бункера. Но в этом случае тунеядец лишался обеда, а его фамилия появлялась в позорном списке, который висел на стене большого зала.
Закончить работу в срок также было в интересах человека. В два часа накрывали обед. После, с трех часов, те, кто был свободен от смен, получали личное время или посещали занятия.
В шесть садились ужинать. Потом отправлялись принимать душ. В десять ровно выключались лампы. В эти часы в бункере бодрствовали только дежурные по этажам, которые сменялись каждые три часа, и разведчики, выходившие в экспедиции.
Григорий Николаевич никогда никого не принуждал. Просто он сумел сделать так, чтобы каждый самостоятельно и добровольно принял упорядоченную систему жизни. Начальник бункера преуспел.
Нарушить внутренний распорядок означало подставить остальных жителей убежища. Поначалу не обошлось без недовольства. Однако когда несколько человек злостно нарушили дисциплину, волевым решением Кошкин оставил все население без обеда. После этого схема всеобщей трудовой повинности и внутреннего распорядка работала практически без сбоев.
Теперь Марина пожинала плоды хорошо отлаженного образа жизни, который уже не представлялся иначе. Она неторопливо обходила помещения бункера. От общего зала отходили два коридора. Один – тупиковый, где находились душевые, санузлы и техническая комната, разделенная на два блока; в первом мыли посуду, а во втором стояла большая ванна для стирки белья. К технической комнате примыкало помещение, где сушили выстиранную одежду. Оно отделялось стеной от котельной, и горячая вода напрямую поступала в большую батарею. Тут вытяжка работала на полную мощность.
Во втором коридоре находились генераторная, котельная и отсек фильтрации. За тяжелой гермодверью ряд ступеней уходил вниз, упираясь в маленькую комнату с решеткой. Алексеева в шутку называла это место «комнатой задумчивости». Это был карцер.
Наверх, в обход большого зала, вела маленькая лестница.
В этом коридоре дежурила особая смена, имевшая специальный допуск. В основном, это были старшие ребята или кто-то из «старой гвардии». Отсеки фильтрации убирала лично заместитель начальника бункера.
Марина вошла в санитарный отсек. Раковины были отмыты до белизны, на каждой лежал кусок мыла, которые исправно приносили с поверхности разведчики. На крючках висели посеревшие от старости, но чистые полотенца. Ответственные за уборку уже закончили на сегодня, только в техническом помещении продолжалась работа.
В большой ванне женщина вручную стирала рубашки. Она подняла голову, с трудом выпрямилась.
– Привет, – улыбнулась Алексеева. – Как ты тут?
– Нормально, только спина болит. Старость не радость, – засмеялась дежурная.
– Ксюш, ну если что, ты скажи, я что-нибудь придумаю. Пусть молодежь отдувается, ты свое уже отработала на благо нашего дома.
Исторический географ Ксения Андреевна Чернова была одной из тех, кто спасся из учебного корпуса двадцать лет назад, вбежав в бункер самой последней. Она сломала каблук, подвернула ногу и хромала. Мужчина в форме охранника почти захлопнул дверь, но вдруг увидел полные слез глаза несчастной. И приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы студентка протиснулась внутрь. Сзади послышались обреченные, полные ужаса крики тех, кто не успел. И Ксения до сих пор чувствовала себя виноватой в том, что она спаслась, а кто-то – нет.
С тех пор Ксюшка-хохотушка превратилась в серьезную женщину. Родила ребенка. Не изменив привычке носить юбки, одевалась как в прежние времена. Из каждой экспедиции Миша старался приносить жене обновку. И тогда на ее губах расцветала робкая улыбка, несмелая, вопросительная, а огромные глаза смотрели испуганно…
– Переживу. Нечего дедовщину устраивать, – ответила Чернова, возвращаясь к стирке.
– За это я вас всех и люблю! Спасибо тебе. И все же иди пообедай, ты свою смену уже завершила, – кивнула заместитель начальника и поторопилась дальше.
* * *Спустя шесть лет после Катастрофы жизнь в бункере вошла в новую фазу. У поколения студентов подросли дети, и пятилетняя малышня носилась по всему бункеру, принося в застоявшийся быт новую радостную ноту.
На шестой год люди перестали так болезненно воспринимать смерть. Многие женщины умирали при родах, потому что у новорожденных малышей оказывались слишком большие головы.
Мужчины погибали в экспедициях, растерзанные монстрами, задыхались в подвалах, где порой скапливался газ, проваливались в темные ямы канализации, разверзшиеся под ногами.
Старшее поколение бункера, профессоров и преподавателей института, к шестому году практически всех сожрала лучевая болезнь. Свои последние месяцы они проводили в страшных мучениях, сгорая изнутри, но держались, улыбались, стремились поддержать молодежь. А молодежь повзрослела. Вчерашние студенты возмужали, заросли жесткой щетиной и очерствели душой. В мире, где правит смерть, иначе было не выжить.
