Анатолий Ириновский - Жребий
— Федорова?
— Да, точно. Мы можем восстановить лучших из тех, что были. И размножить в необходимом количестве особенно даровитых. По существу, будет создано элитное че-ловечество, способное решить любые творческие задачи. В конце концов, каким челове-ку быть завтра, решать будет не Бог, а сам человек. Вот в чем специфика наступающего момента.
— Десяток гениев, собранных вместе, — сказал Нетудыхин, — по причине своего неуёмного честолюбия, могут принести больше вреда, чем миллионы рядовых людей.
— Исключено. Я не думаю, что кто-нибудь из них захочет поменять жизнь на бес-смысленное отлеживание в гомотеке.
— А что произойдет с семьёй, любовью, сексом — куда они денутся?
— Ну, Тимофей Сергеевич, вы хотите знать всё сразу в мельчайших подробно-стях. Для такого объяснения мне понадобилось бы прочесть вам целый курс лекций. В данной ситуации у нас с вами принципиальный разговор. Я вам, как никому другому, от-крыл грандиозный план преобразования Вселенной и человека, предложил вам участие в этой исторической работе. Детали и тонкости — потом, по ходу дела. Мы целый год с вами торгуемся и никак не можем прийти к общему знаменателю. Я, кстати, сегодня ожидал от вас услышать совершенно другую точку зрения. Сейчас вопрос стоит так: вы даете "добро" на сотрудничество со мной или нет?
— Но вы же предлагаете мне бунт против Творца! Как я могу на это согласиться, даже если я в Него и не верю? А вдруг Он есть! Что тогда? Это же получится авантюра! Я не хочу лежать на полке закодированной касетой и ждать, когда меня кто-то раскоди-рует в человека! И раскодирует ли — это еще вопрос.
— Почему нет?
— Потому что ему, тому, другому, тоже может прийти идея нового преобразова-ния и перестройки, но уже вашей, сатанинской Вселенной. Так ни от Вселенной, ни от человека скоро вообще ничего не останется. Но человек же не мушка дрозофила. Нет, увольте, не надо. Пусть будет так, как есть. Пусть лучше он существует в тех параметрах, которые ему отпустил Господь.
— Христианство из вас попёрло, Тимофей Сергеевич, христианство. Трусливый раб заработал.
— Да, пусть так. Но я не хочу одно рабство менять на другое. Здесь я всё же поль-зуюсь хоть какой-то свободой. Я волен выбирать, что бы вы там не говорили. А у вас — ни зги, темень, кассета!..
— Какой свободой, Тимофей Сергеевич?! О чем, вы говорите! Вы полностью предопределены. Настоящая свобода прихотлива и непредсказуема, как капризная баба. За нее надо всегда платить, и в первый раз она вам обошлась изгнанием из рая. Сегодня, не скрою, степень риска сильно возросла. Зато взлетели и дивиденды по её акциям. По-этому, конечно, вы правы, выбирать надо крайне осторожно. Но выбирать надо свободу, а не её суррогат.
— А я что делаю? Вся моя жизнь есть, по существу, сопротивлением Злу, олице-творением коего вы являетесь. Как же я могу защищать ваши позиции?
— На поверхностный взгляд — да, нелогично. Но на самом деле, не будь в вашей жизни сопротивления Злу, вы бы не обладали сегодня столь изворотливым умом. Неда-ром же вы говорите: нет Худа без Добра. Хотя, как всегда, говорите приблизительно. Я бы сказал точнее и по-другому: благодаря Худу мы имеем Добро. В той, в Божественной системе. Человек в ней является человеком на столько, на сколько он способен сопро-тивляться своему предопределению.
— Я уже давно определился. Может, правильно, может, неправильно, но я выбрал Добро. Все остальные варианты для меня неприемлемы. Вы хотите перестроить мир? Я тоже желал бы этого. Но на основе Добра и здравого смысла. Однако нам иного мира не дано. И мы должны приспосабливаться к тому, что есть в наличии. Вы же тянете нас в бездну: жизнь в вечности, созидающий в творчестве себя человек, неограниченное рас-ширение интеллектуальных возможностей… Это мне напоминает нахально-самоуверенный тезис материалистов о безграничных возможностях человеческого по-знания. А так ли уж нам сегодня это нужно, абсолютное знание? Ведь тот, кто будет об-ладать таким знанием, непременно станет притязать на трон Божий. И снова вспыхнет новый конфликт. Но уже вселенского масштаба. Поэтому такая ситуация чревата взры-вом сама по себе. Я же за естественный ход событий. Не надо торопить лошадей. Иначе не доедем до желаемой цели. Возможно, когда-нибудь, в отдаленном будущем, человек и достигнет индивидуального бессмертия. Но оно должно быть столь же естественным, как сегодня для него естественной является смерть. Чтобы люди приняли его как историче-ский итог их эволюции, а не как результат чьей-то авантюры. Потом, я что-то здесь не понял, как же мы разделим власть? — спросил Нетудыхин, пытливо глядя на Сатану.
— Пополам! — не задумываясь ответил тот. — Вы будете править в Солнечной системе, я — во Вселенной.
— Но Солнечная система является частью Вселенной, и, таким образом, первен-ство будет принадлежать вам. Вы полагаете, что человек на такой вариант согласится?
— Думаю, да.
— А я думаю, нет. Не лез бы он сегодня в Космос, если бы он не планировал рас-ширение своей власти во Вселенной. Человек в своем поведении агрессивен.
— Но ведь это он ведет себя так в биполярном мире! В нашем мире он будет вес-ти себя по-другому, по-хорошему.
— Тогда это может получиться не человек, а опять же — раб!
— Почему? Какие есть для этого основания?
— Потому что высшая власть неделима. Всякие диумвираты, триумвираты закан-чиваются всегда в конечном счете победой сильнейшего. Значит, впереди нас ждет еще одна борьба, которая может оказаться абсолютно разрушительной. И, откровенно говоря, все эти рассуждения о бессмертии сильно попахивают личинкой.
— Какой личинкой? — удивленно спросил Сатана.
— Личинкой из второго правила вашего декалога: изыщи личину для Зла…
— Ну что вы, Тимофей Сергеевич! Как можно так думать! Я же к вам со всей от-крытой душой. Я совершенно искренен с вами. Фу! Вот это да!..
— Я не верю вам, — заявил откровенно Нетудыхин.
— Зачем же вы меня тогда сегодня сюда пригласили?
— Ну, думалось одно, получилось совсем другое… Зато я сегодня окончательно уяснил вашу позицию. Не по пути нам с вами, Тихон Кузьмич, никак не по пути.
Помолчали. Потом Сатана сказал:
— Значит, вы все-таки дрейфите. Забвение вам предпочтительней бессмертия. Хотя арифметика крайне проста. Вас не было, Тимофей Сергеевич, — ни вчера, ни сего-дня, ни когда-нибудь ещё. А то, что вы пишете, — канет в археологическом мусоре ото-шедших народов. Точка! Вернее, нуль! Вас ожидает обычный, до пошлости, традицион-ный конец.
— Ну и что? Я знаю, что моё творчество — писк комара во Вселенной. Но у меня нет другого выхода — поэтому я пишу. А вдруг где-то там, в глубине этой махины, меня услышит другой такой же комар. Потолкуем хотя бы. Ну а если у меня тут окажется про-гар, то я хоть с людьми будущего поговорю. Чтобы они, учитывая наш горький опыт, не делали тех глупостей, которые творим сегодня мы.
— Высоко берете, Тимофей Сергеевич. Падение будет соответствующее.
— А хрен с ним! Семь смертям не бывать, а одной не миновать.
— Фантазии. Вас ожидает одно: забвение. Кстати, вам приходилось когда-нибудь видеть отжившего свой век человека?
— Положим.
— Дряхлого. Изуродованного. Источенного, как трухлявый пень.
— Ну.
— И вам его не жалко?
— Конец потому и конец, что он… конец, — сказал как-то не совсем вразуми-тельно Нетудыхин.
— Вы жестокий человек, Тимофей Сергеевич, — сказал Сатана.
— Ну да, я жестокий. А вы — благодетель наш земной. Кто бы уже говорил!
Неожиданно, где-то совсем рядом, за кустами буйно разросшейся сирени, послы-шалось:
— Лёха, блядь, нашел, кажись! Давай сюда!
Из зарослей вынырнули знакомые физиономии вчерашних собутыльников. Тимо-фей Сергеевич опустил портфель со скамьи наземь.
— Хе! Хе-хе! — ухмыльнулся один из мужиков, приближаясь к столику. — Мир-ные переговоры. Толковище. Только бутылки не хватает…
— В чем дело? — спросил Сатана, моментально учуяв опасность.
— Мы тебе объясним сейчас, в чем дело, — последовал ответ.
Сатана поднялся. Мужики заходили с разных сторон. Оба надвигались одновре-менно. Но в момент приближения к Сатане один из них получил такой удар, что отлетел в сторону и грохнулся на соседнее надгробье.
— Ах, ты, заморыш паскудный! — сказал он, поднимаясь. — Сейчас я тебя, гни-ду, разделаю! Заходи Леха, сзади! — И пошел сам в лобовую.
Нетудыхин пока не вмешивался. Он стоял в стороне от начавшейся потасовки и наблюдал за её ходом. Неужели таких два здоровенных мужика не одолеют этого не-взрачного на вид существа?
При повторном наступлении Сатана ловко извернулся и выскользнул из окруже-ния. Теперь он оказался на профессорской могиле. И тут Тимофей Сергеевич заметил очень важную деталь.
— К кресту, к кресту его прижмите!
