Александр Бородыня - Сияющий вакуум (сборник)
— Пойдемте, больной! — вдруг сказал заяц и дернул лапой, указывая направление. — Не задерживайте! Вы еще всю ночь улыбаться будете, а у меня дома собака не кормленая. Тибетский терьер, девочка.
Денис Александрович узнал эти глаза, узнал эту грустную мокрую губу, эти большие желтые зубы. Когда-то в иной жизни этот симпатичный травоядный зверек был человеком и работал санитаром в сумасшедшем доме. Он отличался от других санитаров тем, что все время заводил с больными разговор о своей собаке, всякий раз сравнивая любимого пса со следующим пациентом.
— Укольчики пора делать! — ехидничая, объявил Заяц. — Пойдем, пойдем, милый! Я тебе, так и быть, про свою собаку расскажу.
Приняв бытие зайца как поэтическую метафору из романа, Денис Александрович не сопротивлялся. Впрочем, не сопротивлялся своей метафоре и великий Каин. Втроем они прошли до конца тропинки. Подобно хорошо смазанной двери скрипнули ветви. Чистым кафелем мелькнула поверхность маленького озерца. Пышное ложе из красной и желтой листвы, подобно кушетке в процедурке, повисло на четырех острых ножках.
Ощутив легкую усталость, Денис Александрович опустился на ложе. Оно оказалось прохладным и скользким. Распуская тугой пояс на брюках, он лег на живот.
Заяц встал рядом столбиком, ноздри его шевелились.
— Вот и хорошо! — сказал заяц и с размаху ударил Дениса Александровича когтистой лапой по правой ягодице. — Вот и по-доброму! Сейчас уколемся, завтра утречком уколемся, а там глядишь и на выписку!
Нижняя губа ушастого свесилась почти до земли. Денис Александрович почувствовал, как окостенел его зад, и это оказалось весьма неприятно.
— Я понял, это шутка! Фокус? — с опаской поинтересовался он, поднимаясь и натягивая штаны. — Говорящих зайцев ведь не бывает! — Он повернулся, желая получить разъяснение фокуса у великого Каина, и почти утонул в глубоком и чистом, как лесное озеро, холодном взгляде философа. — Я его знаю, этого Зайца, — неуверенно добавил он. — Он санитар, из психушки. Но я не понимаю, почему он здесь и в таком странном виде?!!
— Ошибаетесь, — возразил Философ задумчиво, — У него нет вида! Виды, подвиды, этнические группы, социальные классы, имущественное неравенство, интеллектуальное и инстинктивное начала — это все было там, — почему-то он показал пальцем в небо. — Там, при жизни! Здесь у нас только чистый продукт — душа! А душа, знаете ли, она жаждет!
Голос Эрвина Каина возрос, обретая трагическую ноту. Трагическая нота сразу выразилась в конкретном действии. Философ хоть и без размаха, но сильно ударил ушастого стволом. В ответ Заяц чихнул, крутанул головой, и его острая морда оттолкнула двустволку.
Не надо, — пискнул он. — Не балуйся. Накажу!
— Успокойся! — сказал Эрвин Каин.
Он вынул из кармана и дал Зайцу большую морковь. После чего Заяц, уже стоящий столбиком, вытянулся еще сильнее и сладко захрустел.
— Следующий! — с хрустом выплюнул он. — Следующий!
Небо приятно мигнуло красным. Раздался гудок. Как после укола, у Дениса Александровича закружилась голова, и зеленые ветви расплылись, смыкаясь медленно вращающимся кругом. Если бы не Эрвин Каин, то он, наверное, упал бы. В голове его переворачивались и путались вечные и конкретные вопросы:
Долго, всю жизнь Денис Александрович пытался сформулировать эти вопросы. Он и готовил их, оттачивал, как карандаш, складывал в стопочку, перетасовывал. Те вопросы, что были побольше, прояснял, как протирают мокрой тряпочкой экран выключенного телевизора, те, что можно было пока отложить, пересыпал нафталином, а те, что задавал любимым женщинам, обрызгивал французскими духами. Но теперь, когда настал решающий миг, колода выпала из дрожащей руки и на месте строгого логического пасьянса образовалась путаница желаний.
— Я хочу спросить о самом главном в жизни, — задыхаясь и хватаясь за податливый локоть философа, шептал в горячке Денис Александрович. — Я всю жизнь хотел об этом спросить. И я забыл, как это называется…
Очень медленно переставляя ноги, опираясь на Эрвина Каина, он шел по тропинке. Ему очень хотелось прилечь и забыться, но ему также хотелось задать свой вопрос. Хотя бы один.
— Что происходит с человеком после смерти? — спрашивал он.
— То же, что происходит с человеком после обеда, — охотно отозвался Эрвин Каин. — С каждым разное. Все зависит от исправности желудка и пищи, поданной на обед. Кого-то клонит в сон, у кого-то запор, у кого-то понос, кому-то нравится заниматься сексом с набитым желудком, кто-то предается серьезным сытым размышлениям, а иной человек запивает обед таким количеством водки, что душа его просто растворятся в ней, как чеканная золотая монета в плавиковой кислоте.
— Разве душа может погибнуть? — искренне ужаснулся бывший психиатр.
— Вполне! Душа проста и неделима, как и атом! Но это только в том случае, если мы говорим об атоме как о философском понятии. Если мы возьмем атом как физическое понятие, он столь же шаток, хаотичен и ненадежен, как бетонный небоскреб-супермаркет в сейсмической зоне во время землетрясения.
— Но если душа не растворилась в водке, то куда она попадает после смерти? В один из вымышленных миров?
Эрвин Каин остановился. Он поставил Дениса Александровича на ноги и, взяв за плечи, сильно встряхнул.
— Неужели не понятно? — спросил он строго, как новый доктор. — После смерти душа человека попадает сюда, в рай или в ад, если угодно. По крайней мере, должен вас заверить, место всего одно, хотя территория и не маленькая. Практически все оказываются в одном положении. Но некоторых я вынужден все-таки наказывать. Вот, посмотрите!
Философ снял с плеча ружье, прицелился в проплывающего мимо величественного, мохнатого изюбра и спустил курок. От грохота выстрелов, а сработали сразу оба ствола, у Дениса Александровича сразу заболела голова.
— Вы убиваете их? — хватаясь за голову руками, спросил Денис Александрович.
Убиваю! — согласился Эрвин Каин. — Отстреливаю. Но не нужно беспокоиться, они потом и дальше себе живут. Мой выстрел можно сравнить с мгновенной фотографией на память. Смерть, она ведь только закрепляет конечный образ, а вовсе не истребляет дикий росток вашего желания жить.
И действительно, сквозь слезы Денис Александрович увидел, как изюбр-Профессор “поднялся на все четыре ноги и заковылял между высоких елей. Очень долго философ молчал, и Денис Александрович, с трудом удерживаясь на ногах, сказал льстиво:
— Честное слово, жалко, что фотографией увлеклись и что фантастики больше не пишете. Очень интересно было бы почитать. А скажите, вы, так же как и другие, умерли? Но если вы так же, то почему вы с ружьем, а они вокруг только ушами хлопают? Почему вы охотник, а они только звери лесные?
— Нет, фантастику не пишу, — задумчиво отозвался Каин. — Но почитать дам, если вам уж так любопытно. Без фантастики нам с вами, вижу, уж никак теперь не обойтись. Спрашиваете, почему я охотник? Не знаю! Так расположились звезды. Кто-то работает жертвой, кто-то палачом. Наверное, меня просто назначили на эту работу.
Эрвин Каин развернулся и размашисто зашагал по тропинке. Немного прихрамывая, Денис Александрович последовал за философом.
— В последнюю минуту перед смертью что-то со мной произошло, — рассказывал философ вполголоса. — Что-то очень важное — то ли вспышка света, то ли полный мрак, то ли я взлетел, то ли провалился. В общем, решающее что-то! Но я не запомнил, к сожалению, как это было. Думаю, именно тогда мне вручили это ружье.
Одно солнце уже зашло, но зато второе только поднималось над лесом. Золотые звезды, как лампочки в коридоре, выстроились в стройный ряд. Кругом шум, разговоры, длинные шаркающие шаги.
Сверху посыпалась какая-то шелуха. Денис Александрович задрал голову. В темнеющих ветвях прыгала крупная белочка. Дятел долбил размеренно, клювом расширяя дупло. Пикировали с ветки на ветку мелковатые веселые воробьи.
— Там на земле при жизни я придумывал научную фантастику, созидая и конкретизируя нашу вселенную! — г- рассказывал Эрвин Каин. — Суть моей работы, если рассуждать грубо, укладывалась в простую формулу: «Все, что написано пером, обязательно будет вырублено топором!»
— Из дерева? — спросил какой-то зверь из-за левого плеча.
И снова Денис Александрович ощутил легонький приступ головокружения, сквозь зеленые ветви будто проглянули кафельные стены, белые потолки и линолеумные полы больницы. Вокруг стояли несколько человек в полосатых куртках, и они явно слушали вместе с ним великого Каина.
— Ну почему обязательно из дерева? — возразил философ. — В любом материале. В первой своей жизни, вы знаете, я был писателем. Я писал, а оно все сбывалось. Самое фантастическое, знаете ли, сбывалось, в космических глубинах. В общем, понятно, космос так необъятен, всякое может случиться.
