Федор Ильин - Долина Новой жизни
Через неделю эти же люди, которые уже были на виду Высокого Утеса, двигались в обратном направлении, к селению Шеривад. Сзади всех плелся разбитый физически и душевно Рене Герье. Все попытки пробраться к Высокому Утесу оказались безуспешными. Ничего не оставалось, как попытаться обойти снежные вершины с юга, а для этого нужно было вернуться к Шериваду. Проводники обещали провести оттуда к монастырю Син-Чун-Вен, расположенному высоко в горах, на перевале. Надо было спешить – зима здесь наступала рано.
Все это представлялось Рене Герье полным поражением. Трудности, ожидавшие впереди, казались непреодолимыми.
Настроение мистера Клэра было иным. Энергия его не угасала, а желание проникнуть в таинственную Долину, которую, по-видимому, хорошо знал его новый друг, крепло с каждым днем.
– Мужайтесь, милый Рене, – говорил он не раз. – Не может быть, чтобы туда не было какой-нибудь щели. Мы обойдем эту Долину вокруг, пусть на это нам понадобится хоть год! Я – спортсмен, и должен взять то, что не дается мне в руки!
Герье отдал себя в полное распоряжение товарища. Он беспрекословно исполнял все, что тот требовал от него. Впрочем, англичанин не требовал лишнего, и не надоедал какими-либо расспросами. Когда француз беспокоился о средствах, необходимых для столь длительного путешествия, англичанин успокаивал его, убеждая, что у него хватит средств хоть на десять лет.
Погода изменилась к худшему; ежедневные дожди сильно затрудняли путь. Даже маленькие ручейки вздулись от воды, переправа через них стала опасна.
Когда показался вдали Шеривад, Рене опустил голову.
– Какие были мечты и что осталось… – проговорил он.
– Крепитесь, мой друг, крепитесь! – Мистер Клэр понимал настроение своего приятеля. – Даю сам слово, через три дня мы пустимся в новый путь, и мы победим. Поверьте мне, мы добьемся цели, я не знаю только когда.
И действительно, через четыре дня рано утром экспедиция вновь вышла из Шеривада. Число носильщиков значительно увеличилось, к старым проводникам присоединился новый, почтенный старец с длинными волосами, похожий на эскимоса.
Рене Герье отнесся с полным недоверием к этому предприятию. Путь был ужасен. Целый день приходилось карабкаться по скалам, идти местами, где никогда не ступала нога человека. Даже старый проводник путался. Разреженный воздух высот затруднял дыхание; путешественников обжигало солнце, мочил дождь. А они все шли и шли за старым проводником.
Ни одно человеческое существо не встретилось им в течение двух недель; только медведи и волки выходили им навстречу и падали от метких пуль англичанина. Когда кончились леса, стали встречаться зайцы, попадала дичь, и обеды и ужины выходили всегда очень сытными и разнообразными. Но последние три дня пришлось идти вдоль ледяного поля, которое сползало на гранитное ложе с дальних исполинских вершин. Наконец, они увидели на высоком плато три каменных зуба, торчавших кверху. Подойдя ближе, они смогли различить у подножья этих скал убогие постройки. Старик сказал:
– Это Син-Чун-Вен.
Носильщики ускорили шаг. Ким что-то запел гнусавым голосом. Клэр весело обратился к Рене:
– Первый этап пройден. Дальше путь будет, может быть, более трудным, но зато уж и не таким длинным. Посмотрите на карту, дорогой Рене. Я предполагаю, что за этими высотами, обозначенными на карте, должна быть Долина. На карте ее нет, но ведь карта далеко не точна.
– Джон, вы начинаете вселять в меня новую надежду, – проговорил Герье, хватая своего друга за руку. – Исключительно вам я буду обязан, если когда-нибудь достигнем Долины.
До монастыря оставалось еще несколько часов пути. Несколько жалких монахов, одетых в звериные шкуры, с голыми ногами и непокрытыми головами, вышли им навстречу. Эти отшельники не казались испуганными или удивленными все земные чувства давно уже оставили их. Пост, молитва, полный покой и постоянное самосозерцание приготовили их к переходу в иной мир. Они оставались чужды всяким треволнениям жизни. Один старик-проводник мог объясняться с этими выходцами из далеких стран. Он рассказал им о цели путешествия. Монахи покачали головами и разошлись, предоставив прибывшим самим заботиться о себе.
Помещение монастыря когда-то было очень большое; часть построек полуразвалилась, часть была вырублена в скалах и носила на себе отпечаток более давних времен. Ветер гулял под сводчатыми потолками, тем не менее было приятно чувствовать себя под крышей.
Наши друзья поместились в небольшом закоулке, окруженном с трех сторон каменными выветрившимися стенами. Носильщики заняли большой проход, ведущий к главному выходу. Старец-проводник приказал заложить оконные ниши камнями. Стало теплее.
Ночью завыл сильный ветер, и когда рассвело, вокруг монастыря уже бушевала снежная буря. О выступлении в путь нечего было и думать, приходилось выжидать улучшения погоды. Однако через несколько дней стало ясно, что придется зимовать в монастыре. Съестных припасов было достаточно, но вопрос о топливе внушал большие опасения. Приходилось обречь себя на три-четыре месяца полнейшего безделья, тоски и холода.
На Рене напала полная апатия. Он часто ходил к монахам и просиживал с ними целые дни, не обменявшись, впрочем, ни одним словом, ни одним жестом. Монахи сидели вдоль стен на корточках и смотрели ничего не видящими глазами и слушали ничего не слышавшими ушами.
Рене казалось, что он мог бы остаться здесь навсегда, что лишь среди отшельников он найдет утешение в своей безысходной тоске.
Монахи начали постепенно привыкать к своим гостям. Старший пробовал даже разговаривать с Рене.
– Вы идете в Страну больших птиц, – говорил монах через проводника-переводчика. – Они летают над нашими головами… Бойтесь, чтобы они не заклевали вас!
Герье думал, что тот выражается иносказательно. Но Клэр, узнав об этом разговоре, смекнул, что дело идет об аэропланах.
Вскоре Рене Герье заболел. Его трясла лихорадка, на щеках выступил яркий румянец, волосы на лбу слиплись от пота.
– Что, старина, нездоровится? – спросил Клэр.
Вечером у Рене начался бред. Он обращался к какой-то Анжелике. Уверял, что спасет ее. Он упоминал о Куинслее, который хочет, чтобы Анжелика родила ему сто тысяч детей. Ее мозг, как и мозг ее мужа, Куинслей поставит на свой письменный стол и заставит работать как счетную машину; сердце Анжелики он отдаст какому-нибудь старцу… Герье грозился убить Куинслея. Он сбрасывал с себя меха, вскакивал, озирался безумным взглядом. Мистер Клэр укладывал его на ложе:
– Рене, что с вами? Здесь нет никакого Куинслея, а Анжелику мы спасем, я обещаю вам, не будь я Джон Клэр. Ну, вот так, успокойтесь.
Но через несколько минут Герье поднимал отяжелевшую голову и упрекал Анжелику: «Зачем вы подарили Уру брошку? Лучше бы вы дали ее мне! Вы думали, что он защитит нас, этот человек-зверь? Чарльз Чартней покорил вас своей решительностью. Ха-ха-ха! А Филиппе Мартини любил макароны…»
Мистер Клэр выказал себя не только хорошим организатором, но и хорошим медиком. Он выходил своего друга.
Вскоре он знал все. Рене рассказал ему всю историю – с того момента, как он познакомился в Париже с Куинслеем и дал уговорить себя отправиться в Долину, до знакомства с мадам Гаро и до неудачного побега.
– Подумайте только, дорогой Джон, мадам Гаро спасла мне жизнь, а сама осталась в лапах человека, преследующего ее своими домогательствами! Что я должен был чувствовать, когда впервые начал здраво мыслить после болезни? Конечно, я решил пробраться в Долину, чтобы помочь ей. Но время идет. Кто знает, что там делается? Дорогой Джон, если я умру, то умру с мыслью, что сделал, что мог.
– Не говорите, старина, о смерти, – перебил его Клэр. – Придет весна, мы возобновим поход. Теперь я хочу во что бы то ни стало побывать в Долине, и мы там будем! И вы увидите еще мадам Гаро. Вот вам моя рука. Поправляйтесь, друг, и набирайтесь сил!
ГЛАВА Х
Зима была суровой. Снегу намело много. Днем, несмотря на яркое солнце, не таяло, ночью температура падала намного ниже нуля. По временам бушевал северный ветер, налетали снежные бури.
Сегодня стемнело раньше обычного. Но хозяин кабинета не спешил зажечь свет, довольствуясь неверным светом камина. Стоя у решетки, он грел ноги. Тут же, в кресле, сидел Гри-Гри.
– Грейтесь, грейтесь, вам пришлось проделать трудный путь. Сейчас вам подадут стакан горячего грога. Это не лишне в вашем положении, – говорил мистер Чартней.
Гость протянул ноги поближе к огню.
– Были минуты, когда я думал, что упаду и не встану. Я совсем не выношу мороза.
– Еще бы, вам пришлось идти всю ночь и почти весь день.
– Как я рад, что, наконец, достиг этого дома! Ваш слуга оказался предупредительным, он устроил мне ванну и переодел во все теплое.
– Жители Высокой Долины отличаются гостеприимством, услужливостью и мягкостью, – произнес Чартней, подкидывая в камин куски угля.
