Владимир Хлумов - Мастер дымных колец
— С прибытием на нашу грешную землю.
Чирвякин все же привстал, как будто пытаясь освободить место, но Караулов заботливо подскочил к нему, за плечи ласково усадил обратно.
— Сидите, сидите, Марий Иваныч, отдыхайте. — Он наклонился, повернул пшеничную наклейкой к себе и цыкнул: — Ну, куда это годится, зачем же нам суррогат употреблять, сейчас заменим, — и, не дожидаясь согласия, схватил бутылку, исчез, а потом вернулся с дорогим пятизвездным коньяком. — Такой момент, можно сказать, возвращение со звезд, чего же стесняться, экономить.
Повернулся к буфету, открыл, — там, к удивлению хозяина, стоял почетный хрустальный караул, — взял пару, приговаривая: «Ах, Марий Иванович, ах, Марий Иванович, как же так?», обслужил и себе налил, но не сел рядом, а замер в отдалении, чуть согнувшись, как официант.
— Что же, — Караулов сверкнул глазами, — за общее дело! — и тут же выпил.
Варфоломеев мрачно глядел в стол, а Чирвякин поворачивал трясущуюся голову то на одного, то на другого, наконец не выдержал, кряхтя, приподнялся и разом осушил рюмку. Вдруг закачался, схватился за сердце и чуть не повалился на пол. Вовремя его подхватил Караулов. Потом они вместе с хозяином положили старика на диван, достали нитроглицерин и кое-как скормили его ветхому существу.
— Ничего, ничего, — приговаривал Караулов, — старик еще крепенький, еще вполне. Вон, гляди, глаза открыл. Ну, полежи, Марий Иванович, дорогой ты наш человек. Ведь я тебя раньше не любил, а теперь ты мне как отец. Ну, ну, выпей таблетку. Поспи тут пока.
Когда они вернулись на кухню, Караулов шепнул:
— Нужно торопиться, Сергей Петрович, старик плох. Хорошо, если месяц протянет.
— Гм-м, — нетрезво отреагировал хозяин и добавил: — Пшел вон!
— Ту, ту, ту. Зачем же так? Это в вас папенька заговорил, Петр Афанасич.
Варфоломеев качнулся и схватил Караулова за грудки. Ему не понравилось, что этот человек употребляет имя отца. И еще, страшная мысль прояснила сознание, он даже чуть вслух ее не произнес, но вовремя остановился. На минуту рука ослабла, и тут же Караулов вырвался, на ходу поправляя галстук.
— Фу, Сергей Петрович, нехорошо, костюм вот помяли. Вот так расплата, вот так встреча друзей. Нет, лгу, не друзей, но все ж таки столько пережито совместного, дорогого…
— Прохвост — про…
— Да, я, конечно, прохвост, — Караулов вдруг переменился. — Я, конечно, прохвост. Да этот прохвост, пока вы там, извиняюсь, в Чермашню летали, ночи не спал…
— Чермашню? — протянул Варфоломеев.
Караулов нагло ухмыльнулся.
— Да что мы будем считаться! Я-то никому не скажу, будьте покойны, Сергей Петрович. Что там, в конце концов, городишко, городишко дрянь был. Так, пунктик, даром что населенный, теперь же вон как вышло! А? А я ведь подозревал, ну согласитесь, я первый признал вас, ибо сам видел — Бездна! Там ведь и жизнь моя прошлая и будущая промелькнула. Такая силища, а? Такой механизм! Вы ж только кнопочку нажали, а что произошло? Сколько предметов преобразилось! Удовольствие. — Караулов потихоньку овладевал ситуацией, а Варфоломеев все больше и больше жалел, что вытащил Васю из клетки. — Так что время экспериментов прошло, пора и за дело браться.
— Хватит, я не желаю ни о чем с вами говорить.
— Э, нет, дорогой руководитель, поздно, поздно отмежевываться. Караулов захромал туда-сюда по кухне. — Куда ж вы без меня теперь? Вот, хотя бы, где жить будете?
Варфоломеев заинтересовался.
— Да, да. Вы думаете, просто было квартирку-то отстоять за покойным постояльцем?
— Как за покойным?
— Да вы что же думаете, вас в институте ждут не дождутся? Трагически погиб, — после небольшой, но многозначительной паузы изрек Караулов, — при выполнении служебного долга. Так и написали. Во время опытов оборонного значения. Ну, там ребята толковые, не беспокойтесь, доведут задуманное, не об этом думать надо…
— Но как же квартиру не отобрали? — искренне поразился хозяин.
Караулов расплылся и поправил депутатский значок.
— Настоял, ваш покорный слуга, решением райисполкома настоял на учреждении музея-квартиры славного изобретателя. Вот пока только экспонатов маловато. — Караулов, извиняясь, обнял окружающее пространство руками. — Хозяин жил скромно.
Варфоломеев трезвел на глазах. Для ясности он еще выпил рюмку.
— Вот такие пироги. Нет теперь Сергеева, один вы и остались. Я только удивляюсь, до чего удобно псевдоним иметь. Вы ж как бы и не он. Я и сам уже подумываю, найти только не могу, мозги дырявые. Может, поможете, а? Караулов подождал. — Может, речкой какой назваться или полем, а лучше еще — химическим сплавом, а?
— Зачем вам?
— Пригодится, обязательно пригодится. Вон даже Чирвякин, и тот имеет, а я что, хуже? — Караулов почти обиделся. — Вы ж сами говорили, конспирация. И то сказать, органы не дремлют, надо спешить. Может, завтра и соберемся?
— Куда?
— Как куда, в столицу, конечно, в белокаменную. Конфетки-бараночки… — оперным голосом затянул Караулов.
И здесь Варфоломеев с размаху ударил по столу, как это любил делать Афанасич. С грохотом и звоном покатились хрустальные рюмки, бутылка, правда, устояла, а вот Караулов с испугу уткнулся в буфет. В дверях появился перепуганный Марий Иванович.
— Вон! — крикнул Варфоломеев, не замечая соседа.
— Ладно, ладно, сейчас уйду. — Караулов поднял с пола обломанную хрустальную ножку. — Музейный инвентарь портите. Ну, я ж ничего, ладно, спишем, — Караулов попятился задом, потом остановился и неожиданно, может быть, впервые, перешел в наступление.
— Конечно, Караулов низкий человек, его можно и прохвостом назвать, можно и ударить, чего там, не жалко, бейте. Это раньше он был нужен, попользовались — теперь и выбросить можно. Только не рано ли? Может, еще чем пригожусь? Ведь теперь вам, дорогой Сергей Петрович, не в космосе гулять среди воображаемых проблем, теперь уж кончились фантазии, реальность подступила, здесь уж и удавить-то могут, — Караулов сделал паузу. — Здесь страна молчаливая, удавят, и никто не вздохнет, не охнет. Только — шу, ветерок по степи, свезут во поле и там одного оставят. Ладно, ладно, ухожу, только понять не могу — пьяный вы или вправду не понимаете? Неужто еще сомневаетесь, от чего природа управляется, неужто не догадались, что вся ваша распрекрасная наука единственно руководством используется наподобие шестеренки, а шестеренки потому, что и вправду существует такое устройство, механизм хитроумный, государством называется. И не то даже, что вообще, в смысле устройства политических институтов, а видите ли, вполне конкретно, ну вот как, например, велосипед. Нет, я не намекаю на то, что вы, пардон, вроде как с велосипедом, здесь другое. Что и говорить, хорошее изобретение, нужное, полезное, новое. Еще чуть, глядишь, и вырвались бы наружу, к звездам, к большим объемам, стартанули бы навсегда из отечественной системы к другим прочим мирам. Только не вышло! Не вышло, обратно пришлось шмякнуться, потому как и там одно и то же, потому как тянет обратно государственная сила, держит под натяжением, мол, погуляй немножко, посмотри, отдохни, а потом и обратно в пенаты, в глушь, к истокам и корням!
Варфоломеев наклонил голову, казалось, что ему тяжело. Караулов напирал дальше.
— Я же тоже парил меж времен, щупал, на зубок пробовал, видел, видел, как вы мимо пролетали, шептались, перешептывались, трубой в меня целились. Кстати, — Караулов картинно хлопнул себя по лбу, — где мечтатель наш провинциальный, просветитель болот? Достиг все-таки или почил, отмечтался? Помню, помню, на боку было написано «Е.П.». Наверно, это самое Е.П. встретил там? А? Ну, бог с ним, человек бесполезный, нам же другое подавай, практическое, осязаемое, да помягче, побелее… — Здесь Караулов все-таки превозмог себя и свернул в сторону. — Да что мне, больше всех надо? Пусть, пусть страна катится под откос. Только, Сергей Петрович, история ведь не простит. Нет, ну, положим, барельеф повесят, музеишко какой-никакой, но ведь народ-то не пойдет. Все порастет быльем, силосом, весь ваш подвиг космический. Так скажут: ну летал, странствовал на государственные денежки, ну и что? А как же четвертый переворот? Как великая реформация степных просторов? А?
Варфоломеев удивленно посмотрел на Караулова.
— Вспомнили? Вспомнили наконец! Дорогой мой руководитель, чего стесняться, надо рычаги брать в свои руки, а после уж — твори, мечтай, народ!
— Какие рычаги? — возмутился хозяин.
— Ну, ну, не прикидывайтесь, — Караулов полез к себе за пазуху, пошарил там и вытащил на свет божий большой поржавевший ключ от амбарного замка.
— Что это?
— Ключик-с, — сладко пропел народный депутат, — от тех самых рычажков, коими государство-то и управляется.
Ключ завертелся на короткой толстой шее. Варфоломеев замотал головой.
