Яна Дубинянская - H2O
— Поехали, Олег.
— С чего это вдруг? — не обернулся, пожал плечами. — Я больше не работаю на его свободу.
— Если ты откажешься, то ничего не сможешь изменить. А если согласишься — сможешь.
— Не смеши меня. Я смогу только отработать на него по полной программе. Или оказаться кругом виноватым, если нажму не на ту кнопку.
Вздохнула громко, со стоном:
— Ты хоть в курсе, что вообще происходит?
— Догадываюсь. Аш-два-о.
— Просто чтоб ты знал. Аш-два-о — это теперь единственная альтернатива термоядеру…
Усмехнулся:
— Ну, знаешь, термоядеры лично мне ничего плохого не сделали.
— Ты не понимаешь. Термоядеры запустили процесс, но не в силах удержать его в руках, у них нет ни мощностей, ни ресурсов. Это никакой не передел мировой экономики, а просто сбой, надлом, который все, абсолютно все потащит в тартарары. А Виктор — он может…
— Искренне рад за него.
— Может, все-таки дослушаешь? — его глухая броня начинала раздражать, хотелось замолотить кулаками по квадратной непробиваемой спине. — Если ему сейчас помочь, вывести на открытое противостояние, они, наверное, нейтрализуют друг друга. И обойдется малой кровью. Поединком вместо полного разгрома.
— Не делай вид, что ты разбираешься в экономике.
— Олег, дело даже не в этом. Он ведь уже построил свои комбинаты. Они уже заработали, ты слышишь?! И весна.
— Весна, да.
Наконец-то он соизволил обернуться. Посмотрел со снисходительной улыбкой. И снова замигал сигнал тревоги, недопустимой операции, несоответствия, несовпадения. Анна стиснула кулаки, отступила на шаг:
— Ты до сих пор не понял? Оказывается, у него нет над ними контроля! И ни у кого нет!.. Весь этот грандиозный кошмар вдоль побережья работает сам по себе!!! — сглотнула, перевела дыхание. — Поехали, Олег. Поехали быстрее.
* * *За окном был узловатый ствол старой сосны. Из толстого морщинистого нароста торчала юная веточка, топорщилась яркими иглами, а на самом ее кончике висели две сережки с тонкими чешуйками, окруженные облачком пыльцы. Весна. Пущенная на самотек, никем не управляемая весна.
Анна отвернулась от окна. Кухонный стол, холодильник, микроволновка, табуреты, кушетка — на ней мы, кажется, и лежали тогда, прошлой ночью, еще зимой… Как разительно меняет интерьер солнечный свет и зелень за окном. Машинально собрала со стола грязные стаканчики, выплеснула в раковину остатки водки и растворимого кофе, выкинула посуду в мусорный контейнер, затем, отжав губку, протерла клеенку на столе. Походный мужской беспорядок, такой естественный и правильный. Но ни гостеприимного Химика, ни его людей здесь больше нет, и хорошо, если они хотя бы живы. Трудно представить, чтобы Химик по доброй воле бросил тут свою уникальную машину.
— А ты, оказывается, хозяйственная женщина.
Пожала плечами, не оборачиваясь на Викторов голос:
— Надо же чем-то пока заняться.
— Он еще не выходил?
— Нет.
Олег заперся в диспетчерской полтора часа назад. Перед тем, осмотрев аппаратуру, он появился на пороге и, чуждо категоричный и резкий, потребовал не беспокоить его ни под каким предлогом. Иначе, пообещал он, в упор глядя на Виктора, результата не будет. Олег диктовал условия, пришло его время, ему не могли возразить! — и это сейчас было для него главным. Гораздо главнее малознакомой женщины из давнего прошлого.
Мы, конечно, промолчали. А Виктор — тот усмехнулся понимающе и слегка иронически. Когда за Олегом закрылась дверь, когда он уже не видел.
Женьки не было. Его Виктор отправил еще раньше, сразу после приезда, негромко дав какое-то поручение. И мальчик до сих не вернулся.
— Как там твои птенцы? — внезапно спросил Виктор.
— Растут.
Коротко, обрубая тему. Краем глаза увидела, как он опустился на кушетку, устроился поудобнее, затем протянул руку, включая электрочайник:
— Кофе будешь? А то ведь кое у кого не хватает чашек.
Усмехнулась:
— Спасибо, мне хватило.
— Ну, вы с ним, я вижу, нашли общий язык. Не то что двадцать лет назад.
Анна подошла ближе, села напротив. Считанные дни прошли с момента нашей последней встречи — а как изменились и он, и мы, декорации и обстоятельства, расстановка ролей и сил, табуированные и дозволенные темы для разговора; всё, абсолютно всё. Начиная с него самого, в тот раз надменного хозяина жизни в безупречном костюме, стареющего, но ухоженного настолько, что даже это казалось элементом имиджа. Сейчас, в толстом свитере под горло, небритый и помятый от недосыпа, Виктор тем не менее выглядел удивительно, невероятно молодым — и в куда большей степени хозяином жизни. Он мог позволить себе все. Даже воспоминания.
— Я ничего не путаю? Ты ведь уже тогда была в него влюблена?
Закипел чайник. Виктор сыпанул на глаз растворимого кофе из банки в стаканчик, поискал глазами сахар, не нашел, залил кипятком и отхлебнул с мальчишеской жадностью, поморщившись от горечи. А мы, съежившись и напряженно следя за его манипуляциями, так и не сумели придумать достойного, бритвенного ответа. Разумеется, он знал. Все, наверное, знали. Вся «Наша свобода».
— Да ладно тебе, — он пил мелкими глотками, придерживая двумя пальцами за край пластиковый стаканчик, оплывающий от кипятка. — На самом деле здорово, что мы снова собрались вместе, в такой вот момент. Вторая попытка, и на этот раз все у нас получится.
— Ты так уверен?
Скосила глаза в сторону, откуда, кажется, и не думал появляться Олег. «Я окажусь кругом виноват, если нажму не на ту кнопку». А ведь он может. Совершенно сознательно — и нажать, и остаться виноватым. Странно, что Виктор не рассматривает такую возможность, не боится ее.
Или все-таки боится?
Проследил за ее взглядом. Улыбнулся. Заговорил:
— Тебе, наверное, кажется, что я его тогда подставил, правда? Ты всегда так думала. Многоступенчатый заговор: известные силы подставили меня, а я, в свою очередь, бедного наивного Женьку. Ведь так?
Кивнула, почти не разжимая губ:
— Так.
— Напрасно. Я ему верил. Представь, больше даже, чем самому себе. Потому что на меня и вправду сильно давили, а он действовал только ради свободы. У него были правильные мотивации, и я верил, что он поступит так, как надо. Но, конечно, все это тоже было заранее просчитано…
— Вот именно.
— Но сейчас-то просчитываю я. Разумеется, мне мешают, по мере сил создают проблемы, вокруг меня уже начали убивать людей… да не вздрагивай ты, я же знаю, что ты ни черта не боишься. Я о другом. Изначальная посылка проекта «Аш-два-о» идет от меня лично, ни от кого больше. А мне по-прежнему не нужно ничего, кроме свободы.
— Только теперь уже «Твоей свободы», правда?
— Нет, почему? Нашей.
Виктор поставил на стол опустевший стаканчик и взглянул на нее в упор, чуть прищурившись, искренне и проникновенно, как когда-то. У него до сих пор неплохо получается. Сейчас он в два простейших приема убедит нас, что это замечательно — обезображенное побережье, стройка прямо под окнами, да, и мы еще должны быть ему благодарны за бесплатный ремонт. И впридачу, разумеется, весна — как надбавка, как бонус.
Он уверен, будто уже убедил и обаял нас, нас обоих. Но это не совсем так, Виктор. Если мы и согласились ехать с тобой, то для того лишь, чтобы отслеживать, держать руку на пульсе. И как только зашкалит, принять меры.
Пощупала под столом мобилку во внутреннем кармане. Наш маленький резерв, который никогда не поздно использовать. Как всегда, оставив в приятном заблуждении, будто это они используют нас.
— Кстати, раз уж мы вспомнили «Нашу свободу», — вдруг сказал Виктор. — Знаешь, Танька, я ведь так и не вычислил, кто из наших тогда стучал службистам. А ты?
Он смотрел на нее теперь чуть снизу — локоть на столе, подбородок на кулаке — и откровенно, саркастически насмехался. Анна улыбнулась в ответ. Да, смешно. Словно взятка ветхими докризисными купюрами или ржавый крючок на оборванной леске, не годные, чтобы кого-то шантажировать или зацепить. Бросила устало:
— Я давно никакая не Танька.
— Простите, госпожа Свенсен.
Что ж, это уже посвежее, острее, даже немножко больно. Смотрим спокойно, не убирая улыбки с лица. В том, что произошло у нас с Олафом, тоже не в последнюю очередь виноват он, Виктор, его бизнес, его неуправляемая аш-два-о. Логическое звено цепи, на другом конце которой мы встретились с Олегом — но потом-то все равно оказались здесь. Цепь никуда не делась, чистым самообманом был тот пьянящий момент ее разрыва, серебряных колечек на снегу, безудержной свободы. Ничего, стерпим, переживем. Нам предлагается другая свобода, облеченная во вполне конкретную формулу.
— Расскажи лучше поподробнее об этом своем проекте. Об аш-два-о.
Расправил плечи, вальяжно откинулся на кушетке:
