Брайан Герберт - Ветры Дюны
– Мне что? Поговорить с ним после его казни? – Они выглядели так, словно вот-вот иссохнут. – Я требую недолгого разговора наедине с Бронсо Иксианским. Я обращаюсь к традиции пустыни. Я имею на это право!
Тот же священник сказал:
– Он опасен, миледи. Тебя должны сопровождать по меньшей мере два стражника…
– Однажды я победила самого Стилгара. – Ее взгляд заставил священника замолчать. – Мне нечего бояться этого жалкого человека.
По знаку священника одна из амазонок открыла дверь и впустила Джессику.
– Закройте! Не хочу, чтобы меня подслушивали.
Ее оставили в камере наедине с Бронсо.
Хотя медноволосый заключенный явно был слаб и хотел пить, он сидел прямо, словно на троне дома Верниусов. У Джессики мелькнула мысль о том, какой одинокой и трагической фигурой стал Бронсо. И все же, узнав ее, он улыбнулся.
– Я надеялся, что у нас будет возможность поговорить перед развязкой, миледи.
Она быстрым жестом заставила его замолчать, потом достала небольшой прибор и включила его. В камере словно изменилось атмосферное давление, в корнях зубов отозвалась неслышная звуковая вибрация.
– Накрывающее поле. Теперь можно говорить откровенно. – Она улыбнулась, глядя на прибор. – Иксианского производства. У Алии много иксианских устройств, их даже не испытывали, и я… заимствовала некоторые.
– О, это я узнаю, – сказал он с печальной улыбкой, потом посмотрел на нее покрасневшими глазами. – Но даже с этими предосторожностями тебе очень опасно сюда приходить.
– Все эти годы ты рисковал гораздо сильнее, Бронсо. Не волнуйся… у меня есть законное основание быть здесь.
Бронсо понял.
– Они считают, что ты пришла плюнуть на меня?
– На Дюне это не сочтут оскорблением.
Он только покачал головой.
– Ты ничего не можешь для меня сделать. Мне нужно, чтобы ты оставалась на свободе, чтобы тебя никто не подозревал. Нужна уверенность, что моя мать в безопасности на Каладане.
– Она будет в безопасности, Бронсо. Обещаю.
Он кивнул.
– Я не расскажу ни о наших взаимоотношениях, ни о плане Пауля, как бы меня ни пытали. И если казнь превратит меня в мученика… что ж, еще больше людей прочтет мои труды. Мои писания заживут собственной жизнью… и некоторые читатели поверят тому, что я написал. Правда – могучее оружие.
Джессика шагнула к нему.
– Значит, Алия сказала, как тебя казнят?
– Хуануи, я буду еще жив. Думаю, это будет не очень приятно.
Резким движением Джессика подняла руку. В ее ладони была зажата серебряная игла.
– Это высокомерное и властное оружие. Гомджаббар. Один укол отравленной иглы, и твои несчастья закончатся – быстро и безболезненно.
Он не дрогнул.
– Алия послала тебя в качестве палача, как раньше использовала Стилгара? Это должна быть ты? Игла, несомненно, заставит меня молчать. Тебе не о чем тревожиться.
– Я выбрала иглу, видя в этом доброту к тебе и уважение к твоей храбрости. Остальные увидят в этом поступок рассерженной матери. Даже Алия не посмеет наказать меня за это.
Она держала иглу в сантиметре от его шеи.
Хотя Бронсо не боялся иглы, он покачал головой.
– От всего сердца благодарю – но не могу этого допустить. Не только из-за тебя, но и ради моего наследия. Не забудь, я работал с жонглерами. Что же это будет за финал – спокойная безболезненная смерть у тебя на глазах? Нет, я предпочитаю сыграть свою роль до конца. Позволь закончить шоу на радость публике. Ты должна позволить мне это, миледи, – ради имени Атрейдесов, ради Пауля. – Он отвел ее руку, и Джессика опустила гом-джаббар. – Дай мне достойный последний миг. Я защищаю наследие Пауля, как в юности защищал его самого. Выполняя завещанное, я оказываю честь не только ему, но и своему отцу.
Джессика не ожидала отказа.
– Тогда позволь предложить то малое утешение, какое возможно. – Спрятав смертоносную иглу в складке платья, она достала небольшой флакон. – Я принесла воду.
Полностью доверяя ей, он выпил воду и вздохнул.
– Послезавтра мне это уже не понадобится. Но спасибо.
Когда он потерял бдительность, Джессика обняла его.
– Я благодарна тебе, Бронсо. Прости меня. – И она коснулась его шеи другой иглой, оставив легкий след химического вещества: еще одно изобретение иксианцев, которое технократы отдали Алии, надеясь произвести на нее впечатление. Бронсо ничего не заметил. Когда они прервали объятие, она подумала: «Я сделала для тебя все, что могла. Добрый и верный друг Пауля и подлинный патриот империи».
Потом Бронсо сказал:
– Перед уходом ударь меня по лицу. Для правдоподобия.
Она спрятала в одежде прибор иксианцев, выключила заглушающее поле и в деланной ярости крикнула:
– Стража!
Дверь распахнулась, словно амазонки ждали, что на нее нападут. Прежде чем они вошли, Джессика размахнулась и с такой силой ударила Бронсо по лицу, что он пошатнулся. И прижал ладонь к щеке.
Насмешливо – ради слушателей – она сказала:
– Когда почувствуешь боль смертного одра, вспомни обо мне. Мне больше нечего сказать заключенному.
Я видел много акробатов и танцоров. Я видел поразительные пиротехнические шоу и голографические иллюзии. Я видел, как зрители падают в обморок, кричат и смеются. Но самый главный спектакль в Жизни – это Смерть.
Рейнвар ВеликолепныйВ час казни Бронсо леди Джессика сидела на высокой обсервационной платформе, глядя вниз, где на площади собралась толпа, на лоточников и разносчиков, на зевак, на всю эту невероятную атмосферу карнавала. Рядом с платформой стоял зловещий хуануи, предвещая мучительную медленную смерть презренному предателю. На этот раз должен был пострадать настоящий преступник, а не ряженый лицедел.
Джессика не хотела приходить, не хотела быть свидетельницей казни, но Алия потребовала ее присутствия. Ей, как и Бронсо, придется сыграть свою роль в этом спектакле.
На высоком сиденье рядом с матерью Алия казалась необычайно довольной. Подле нее сидел бесстрастный Дункан. Он согласился поверить Джессике и не раскрывать ее связи с Бронсо, но участвовать ни в каком освобождении иксианца, конечно, не стал бы, даже если бы поверил, что Бронсо выполнял приказ Пауля.
На взгляд Джессики, Ирулан было тошно, хотя толпа истолкует ее вид как отвращение. Все считали, что принцесса, официальный биограф и историк Муад'Диба, должна с нетерпением ожидать смерти несносного овода.
Толпа нажимала, и Джессике показалось, что на казнь явилось больше народу, чем на погребальную церемонию Пауля. Действительно, все это напоминало цирк. С интересом глядя на приготовления, Алия повернулась к матери и небрежно сказала:
– Ты должна радоваться, что все почти кончено, мама. Оскорбляя Пауля, Бронсо оскорблял нас обеих.
Джессика не могла скрыть горечь.
– Ты думаешь, Пауль хотел бы этого? Хоть Бронсо и написал столько памфлетов, когда-то они были близкими друзьями.
Шум становился громче, толпа нетерпеливо гудела.
Алия рассмеялась.
– Конечно, Пауль хотел бы этого. Не думаю, что ты достаточно хорошо понимала моего брата.
Два стражника-кизары привели осужденного на центральный помост, где стояло серое, с гладкими стенами устройство; его крышка на петлях была откинута, как капюшон погребального одеяния. Джессике оно напомнило саркофаг для великана. Хуануи, привезенный из одного из арракинских моргов, круглый, утилитарный, весь был окружен трубами, сепараторами, испарителями и коллекторами. Стенки его заменили прозрачными панелями, чтобы зрители могли видеть мучительные предсмертные движения осужденного.
Бронсо, высоко подняв голову, без колебаний и видимого страха подошел к орудию своей казни. «Да, подлинное жонглерское представление», – подумала Джессика.
Остановившись перед прозрачными стенами смертного одра, Бронсо посмотрел, как тот работает. Он знал, что умрет внутри этого устройства, но спина его оставалась прямой. Вместо того чтобы разглядывать орудие своей казни, Бронсо повернулся к Алии.
– Позволено ли мне будет говорить? Или ты заставишь меня молчать, как пыталась заставить молчать мои труды?
Лицо Алии потемнело.
– Ты и так сказал слишком много.
Она сделала резкий жест, и один из священников заткнул Бронсо рот кляпом.
Джессика не пыталась скрыть неодобрение.
– Алия, по традиции осужденный имеет право высказаться.
– Он не осужденный – он приговоренный. В своих еретических писаниях он и так сказал слишком много. Нам незачем его слушать.
Джессика взглядом попыталась извиниться перед Бронсо, но он не казался ни удрученным, ни даже просто удивленным решением Алии. Напротив, кивнул своим мыслям, отвернулся и посмотрел на толпу.
