Нил Шустерман - Разобщённые
И тогда Рисе не останется иного выбора, кроме как полюбить его.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
ПРИЗЕМЛЕНИЯ
Наша страна подвергается испытаниям, как изнутри, так и снаружи... Испытывается наша воля, но не наша сила.
— Президент Джонсон в ответ на выступления школьников против войны во Вьетнаме, 1968 годЯ свято верю, что нынешний разрушительный внутринациональный конфликт будет разрешён, и соглашение, к которому придут обе стороны, послужит окончательным решением проблемы подростков-бунтарей. Но пока этот славный день ещё не настал, я учреждаю комендантский час с восьми часов вечера для всех граждан, моложе восемнадцати лет.
— Президент Мосс во время Глубинной войны, за две недели до его убийства воинствующими сепаратистами Нью-Джерси76 • Дримлайнер
В Южной Калифорнии, далеко к югу от мишурного блеска Голливуда и к востоку от обширных предместий Сан-Диего раскинулось большое озеро, такое же всеми забытое и нелюбимое, как сирота из государственного приюта или приговорённый к заготовительному лагерю аистёнок. Сотни тысяч лет тому назад здесь была северная оконечность моря Кортеса[40] — ещё до того, разумеется, как это море получило своё название. Но сейчас это лишь пространное солёное озеро, понемногу высыхающее и сдающее позиции пустыне. Слишком солёное для того, чтобы в нём водились какие-либо позвоночные — рыба в нём давно вымерла, и вместо гальки его берега покрыты искрошенными рыбьими костями.
За десять минут до полуночи к поверхности озера Солтон-Си снижается самолёт, когда-то объявленный воплощением мечты авиаторов (до того, как на место этой мечты пришли другие, поновее). Его пилотирует молодой военный лётчик, у которого самоуверенности больше, чем опыта. Пройдя на критической высоте над окружающими озеро горами, лайнер собирается совершить то, что авиаторы называют нелепым выражением «приземление на воду».
Оно проходит не очень удачно.
77 • Старки
У них ни привязных ремней, ни сидений. Никакой опоры, столь необходимой во время аварийной посадки.
— Сцепитесь вместе локтями и ногами! — советует Старки детям. — Станем чем-то вроде привязных ремней друг для друга.
Аистята послушно сбиваются в кучку и вцепляются друг в друга чем придётся, образуя перепутанный клубок рук, ног и тел. Сидя на полу, они не могут выглянуть в иллюминатор, чтобы узнать, сколько осталось до поверхности озера. Но тут из интеркома раздаётся голос Трейса:
— Секунд двадцать. — Угол наклона корпуса меняется — Трейс приподнимает нос самолёта.
— Ну, скоро отмучаемся, — говорит Старки и осознаёт, что эти слова тоже часто говорят, когда человек умирает.
Он мысленно отсчитывает последние двадцать секунд, но ничего не происходит. Слишком быстро считал? Или Трейс ошибся? Если и вправду прошло всего двадцать секунд, то это самые долгие двадцать секунд его жизни. И тут, наконец, свершается: удар, встряска и... тишина.
— Что, это всё? — спрашивает кто-то. — Всё кончилось?
Затем вторая встряска, и ещё одна, и ещё, интервалы между ними становятся короче. Да ведь самолёт прыгает, как камешек по воде! — соображает Старки. На пятом прыжке крыло окунается в воду, машина накреняется, и вот тут-то и наступает конец света. Дримлайнер начинает кувыркаться, словно крутит колесо по безжалостной поверхности озера.
Внутри самолёта группа детей отрывается от пола, центробежная сила делит её на две части и отбрасывает в противоположные концы салона. То, что детвора сцепилась вместе, фактически, спасает жизнь многим из них — тела товарищей служат чем-то вроде подушек при автомобильной аварии; но тем, кто оказался с краю, везёт гораздо меньше. Многие из них расстаются с жизнью, разбившись о твёрдые поверхности Дримлайнера.
Багажные ящики под потолком распахиваются, и сваленное в них оружие начинает свободно летать по салону. Пистолеты и автоматы, гранаты и винтовки превращаются в смертоносные снаряды и собирают свой урожай жертв.
Старки, застрявший в переднем клубке тел, ударяется головой о какой-то твёрдый выступ; лоб прорезает кровавая полоса, но это пустяки по сравнению с ошеломительной болью в его размозжённой руке.
Наконец кувыркание прекращается. Теперь слышны лишь крики и стоны детворы — сущая тишина после грохота и треска крушения. И тут где-то ближе к заднему концу салона гремит взрыв: у одной из гранат выпала чека. В образовавшуюся в борту дыру хлещет вода. Электричество вырубается, и весь самолёт погружается во мрак.
— Эй, сюда! — вопит Бэм. Она дёргает за длинную рукоятку и открывает передний левый люк самолёта. Автоматически открепляется и надувается спасательный плот, затем он падает в воду, а вслед за ним выпрыгивает Бэм, на прощанье проорав: «Сайонара!»
Все инстинкты Старки требуют убраться из тонущего самолёта, но... Если он хочет, чтобы на него смотрели как на покровителя и спасителя аистят, он должен стать их спасителем на деле, не только на словах. Он ждёт, подгоняя детей к двери — таким образом те видят, что он не стремится первым уйти от опасности. Впрочем, последним он тоже быть не намерен.
Ребята открывают запасные выходы, ведущие на крылья, и вторую дверь — но только с левой стороны. Потому что иллюминаторы справа лижет пламя: там горит вылившееся в воду топливо.
— Оружие! — кричит Старки. — Возьмите с собой оружие! Нам наверняка ещё придётся защищаться!
Дети хватают любое оказавшееся поблизости оружие и бросают его на плоты, а потом выпрыгивают сами.
В свете пылающего снаружи огня Старки может рассмотреть почти весь салон — но лучше б он не смотрел! Повсюду мёртвые. Повсюду кровь, густая и липкая. Но живых больше, дети бегут и ползут к выходам. Старки тотчас принимает решение спасать только тех, кто способен справиться с бедой самостоятельно. Тяжелораненые — лишняя обуза.
Пол кренится всё круче — хвост самолёта погружается. Задняя часть салона уже полностью в воде, и её уровень неуклонно, безжалостно ползёт вверх. Вот и центральная переборка скоро окажется под водой. И тут до ушей Старки из передней части самолёта доносится приглушённый голос:
— Помогите! Мне нужна помощь!
Старки пробирается к двери в кабину пилота и открывает её. Лобового стекла нет; вся кабина — беспорядочное нагромождение разбитых приборов, выпавших дисплеев, всяческих осколков и оголённых проводов... Кресло пилота вдавлено в панель управления, и Трейс застрял в нём намертво.
Что ставит Старки в интересное положение.
— Старки! — с облегчением произносит Трейс. — Давай, вытащи меня отсюда. У меня самого не получается.
— Да, это проблема, — признаёт Старки. Но разве это его проблема? Трейс был им нужен, да, но теперь-то пилот им больше ни к чему. И разве не грозил этот самый Трейс разделаться с ним, Старки? Если лётчик выживет, он будет представлять собой постоянную опасность. Смертельную опасность, кстати.
— У меня так и не хватило смелости провернуть фокус с побегом из-под воды, — говорит Старки. — Гудини погиб, выполняя его, но я уверен — для такого большого, сильного бёфа — это как два пальца.
С этими словами он выходит из кабины и закрывает за собой дверь.
— Старки! — кричит Трейс. — Будь ты проклят, сукин сын!
Но решение Старки окончательное, и он возвращается к главному люку. Приглушённый голос Трейса почти не слышен за гвалтом паникующих аистят. В салоне осталось около десятка человек — раненые, контуженные и те, кто боится прыгать в воду, потому что не умеет плавать.
— Что это за жуткая вонь? — ноет один из них. — Что там такое снаружи?
Он прав — озеро воняет, как ящик с гнилой рыбой, но это наименьшая из их проблем. Вода уже захлёстывает им ноги, а пол накренился под углом градусов в тридцать.
Старки продирается к двери, расталкивая нерешительных детишек.
— Прыгайте или идите ко дну, другого выбора у вас нет, а мне некогда возиться тут с вами, недотёпами, — рычит Старки и бросается в зловонный рассол Солтон-Си.
78 • Трейс
На призывы Трейса о помощи никто не отвечает. В ярости и отчаянии он колотит по панели приборов кулаками и пытается вырваться из кресла, но всё без толку. Он накрепко застрял в сложившейся гармошкой кабине. Даже такой сильный бёф, как он, ничего не сможет поделать. Трейс заставляет себя успокоиться и обдумать ситуацию. Единственные звуки, которые сейчас доносятся до его ушей — это затихающие стоны и вой раненых детишек, не способных самостоятельно выбраться из самолёта, да безжалостный шум прибывающей воды. Трейс осознаёт, что возможностей спастись у него нет. Старки позаботился об этом.
Вода начинает вливаться в кабину через разбитые окна так быстро, что у Трейса нет даже времени приготовиться к смерти. Он до предела вытягивает шею, стараясь держать голову над водой как можно дольше. Затем набирает полные лёгкие воздуха и задерживает дыхание — он теперь под водой. Внезапно кругом становится тихо, если не считать жалобного позвякивания металлических частей погибающего самолёта.
