Владимир Хлумов - Мастер дымных колец
Троица расположилась на лесной скамейке, сооруженной из распиленного вдоль бревна. Старик Чирвякин, понурив голову, лениво шарил по траве кривым сучком и изредка покачивал головой, будто с чем-то соглашался. Капитан, слегка откинувшись на спинку скамейки, вполоборота пристально разглядывал человека из медвежьей клетки и все никак не мог понять, кем, собственно говоря, бывший потерпевший уполномочен.
— Испытание превзошло все ожидания, создана машина страшной созидательной силы, вот-вот вернется Руководитель, — Караулов на минуту сделал паузу, и Чирвякин безвольно мотнул головой. — Вернется, вернется, настаивал муж Марты, как будто Чирвякин не соглашался, — потому что некуда ему дальше. На то есть три тезиса.
— Каких тезиса? — не выдержал загадок капитан.
— Во-первых, не такой он человек, чтоб останавливаться на достигнутом. Вселенная пуста, я видел — пыль, много пустоты, и все, никакой пищи уму и сердцу. Во-вторых, установка создана, и ее никто не отключал, а с таким механизмом очень кому можно голову свернуть — в хорошем смысле, конечно, — Караулов начальственно ухмыльнулся. — А в-третьих, самое главное, — глаза Караулова в подражание Руководителю сузились и плотоядно заблестели. — Я еще тогда приметил, на старте, очень приметил. Э, думаю, тут серьезное дело, тут у него притягательный предмет, такая, понимаешь ли, зацепочка, небольшая, но крепкая, потому что поперек ее они уж никак не проскочат. — Караулов опять сделал паузу, точно зная, как ждут его разъяснений.
Трофимов вспомнил, как нагло этот коротышка грозил ему кулаком с борта речного суденышка. Чепуха, что общего между Карауловым и Варфоломеевым? Амурная связь — нелепо. Ну, а Чирвякин, он-то как? Ветеран партии, пострадавший, конечно, но восстановленный в полном объеме.
— Ну, а если он не вернется? — вдруг высказался Чирвякин.
— Вернется, обязательно вернется. Вот только что мы ему доложим? Чем похвастаемся? — Караулов испытующе посмотрел на собеседников. — Времени в обрез. Кое-что я успел сделать, но этого мало. Нужно сплотиться, наметить план действий. Наконец, нужна конспиративная группа.
Трофимов непроизвольно вскинулся.
— Госбезопасность начеку, — Караулов подмигнул капитану.
Тот наконец решил хоть как-то поставить зарвавшегося функционера на место.
— Полегче, любезный…
— Ой-ей-ей, — принялся кривляться Караулов. — Какие мы страшные, ну просто волк дикий, только загнанный. Даже мороз по коже, — Караулов картинно поежился. — Опомнитесь, капиташечка, оглянитесь, голубчик! А по ночам кошмары тяжелые не мучают? Видения жалобные не посещают? Может, снится Южный город, оперативная работа, поезда, секретные объекты, северные заставы на границе государства? Где она, граница? Опомнитесь, голубчик, далеко на север отползла. На дворе восемьдесят четвертый год, а у вас какой год в мозгу? Девяностый? А может, тридцатый или семнадцатый? Куда пойдете — докладывать по начальству про то, как ракета стартовала из несуществующего места? Курам на смех, ракета в космос, а вы — в желтый дом! Хе-хе…
Трофимов сжал кулаки, и по телу пробежали волны неиспользованной физической силы.
Караулов побледнел, но не отступил.
— Эх, Трофимов, Трофимов, на кого жену оставите, Танечку Бальтазарову, сироту университетскую?
Трофимов скрежетал зубами.
— Ну, ну, любезный, спокойно, зачем ссориться! Нам же теперь вместе, одной компанией, это ж просто, как китайский волчок. Мы ж теперь одни знаем, откуда вокруг эта пустыня, откуда эта огромная страна управляется! Чик, и есть город, чик, регион новый, бац, река была, бац, нету теперь. Да что там река, мы тут полчеловечества в два счета извести можем, или наоборот, едой обеспечить. Неужели до сих пор не поняли, что природа не законами ньютоновскими управляется, а специальной машиной государственного значения! А ведь Руководитель намекал вам, правда, сам еще тогда не верил, но гением своим подозревал, ибо голова у него как пять твоих, капитан!
Да тут настоящий государственный заговор, шевельнулось в воспаленном мозгу капитана. Он вспомнил свой первый разговор в ресторане «Метро», вспомнил слова генерального насчет фундаментальных законов. Так неужели он не зря сомневался, неужели и вправду весь мир — результат постановлений и указов? Чепуха. Взыграла университетская закалка, на ум полезли старые полузабытые термины, опыт Кавендиша, опыт Майкельсона — Морли, эффект Мессбауэра. Неужели и этого ничего нет, а есть лишь страшная варфоломеевская машина, так безжалостно перерезавшая его жизнь? Но тогда, выходит, прав был Бальтазар со своим дурацким волчком. Бр-рр. Так и спятить недолго. Или, может быть, уже? Да нет, нет, он все помнит, все чувствует, только понять не может. Нет, нет, сам себе возражал капитан, черта с два, есть департамент физики, а есть департамент жизни, есть неживое, а есть сознательное, каждое живет по своим законам, по своим нормативам. Каждое по своим, повторил про себя капитан и вдруг понял, что именно он своей судьбой как бы опроверг очевидное утверждение. Ведь он, сын науки, отпрыск естественного факультета, с легкостью перешел в другой департамент, потому что и там, и там дисциплина, приказ, и полное подчинение высшему закону.
— Так какие же будут указания? — Трофимов вытянул руки по швам и выкатил голубые хохлятско-кацапские глаза.
— Нет, не понимает всей серьезности момента, — Караулов как бы обращался к Чирвякину. — Ну, так пусть пойдет и доложит начальству, как он прозевал антигосударственный заговор, и мало — прозевал, сам способствовал, транспорт обеспечивал, участвовал в антипартийной акции в государственном доме, потом напился как свинья, а утром в самый важный, решительный момент промахнулся с десяти шагов, промазал, слюнтяй, дал уйти, пересечь все границы дозволенного предателю родины Сергееву!
— Чепуха, — возразил капитан, — все смыло водой, быльем поросло…
— Ну так, а я о чем! Ведь не мог же Руководитель бросить нас, друзей-соратников, на произвол судьбы в лапы вашего дурацкого комитета, он специально так устроил, чтобы за руку нас не схватили. Ну признайтесь, дорогуша, что о Сергееве известно? Да, был такой конструктор, да, умер, славное дело продолжают ученики, а Варфоломеева как будто и не было никогда…
— Не было, — автоматически подтвердил Трофимов.
— То-то, — Караулов сделал рабскую физиономию и поднял глаза к небу. — Спасибо тебе, славный ты наш человек.
— Но постойте, неужели машина до сих пор работает? — наконец удивился капитан.
Чирвякин старчески тряс гусиной шеей, а Караулов оторвался от небес, где шумели светло-зеленые березовые побеги, и изрек:
— А иначе как бы? Газеты читаете, телевидение смотрите? Это ж просто кошмар какой-то, что за лица, что за речи! Грум-бум-бурум-гурум, вот и вся политическая платформа. Убожество мечтаний, верхи давно уже не могут, низы по степи разбрелись, истину ищут. А страна несется в неизвестном направлении, как тот паровоз без машиниста. Вчера Застава исчезла, сегодня Южный, а завтра? Хорошо еще, если все кончится переименованием названий, а если хуже — наводнение или всемирный потоп? Тогда чего прикажете? Вслед за Шнитке в подводное царство молчаливых китов и карасей? Нет уж, дудки, тут самое время у руля встать…
Караулов и вправду встал и закрутил воображаемый штурвал. Странное это было зрелище со стороны. Сейчас в березовой роще, в прохладном месте отдыха жителей близлежащего микрорайона — Воскресенской слободки — уже появились отдельные молодые мамы и бабушки с колясками и с удивлением оглядывались, проезжая мимо занятой скамейки.
— Видишь, дяденьки выпивают, — говорила своему несмышленышу молоденькая женщина, показывая на странную компанию. — Нехорошие дяди. Ребенок заплакал, мамаша посюсюкала немного и взяла чадо на руки. — А один, смотри, спортсмен еще, к олимпиаде готовится, потом прыгать будет высоко-высоко, выше американских небоскребов.
Трофимов сконфузился и надел рубашку. Чирвякин тоже кое-как поднялся. Видно было, что он плохо переносит жару.
— Ханыги, — громко огласила приговор бабуля с щекастой толстой девчонкой. — А ты, старый, — обратилась она лично к Чирвякину, — як тоби нэ соромно? Тьфу!
— Мамаша, идите мимо, — строго приказал Караулов и насупил брови.
Бабуля только сейчас обратила внимание на темно-красный флажок, прикрепленный к лацкану добротного импортного костюма, и тут же ретировалась. Караулов, довольный произведенным эффектом, победно отдал последние указания.
— Расходимся по одному. Я пойду первым, — и тут всплеснул руками: Да, чуть не забыл. Марий Иваныч, что на квартире?
— Все нормально, — отчитался бывший караульный.
— Скоро июнь, нужно заплатить за квартиру, за свет, — Караулов достал бумажник и отсчитал Чирвякину денег. — Вот, заплатите за три месяца, думаю, они раньше появятся. Да, завтра Марта придет, приберется, чтоб ни пылинки там, и не наследите… — Караулов повернулся, чтобы уйти окончательно, но тут его остановил Трофимов.
