Александр Бородыня - Сияющий вакуум (сборник)
«Материалисту такая мысль и не пришла бы в голову, — писал Эрвин Каин. — Но мой герой был глубоко верующим человеком».
Денис Александрович захлопнул книгу, у нее был ярко-красный переплет. На переплете было прописью вытиснено: «Там», сверху печатными буквами: «Эрвин Каин».
Дав телефону позвонить подольше (было двадцать семь минут четвертого, и за шторами кто-то явно ходил, там, на улице), Денис Александрович снял трубку. В трубке было пусто, только где-то очень далеко раздавались какие-то невнятные голоса. Потом трубка ожила и мембрану сотряс длинный гудок. За гудком послышался еще один и еще два.
«Наверное, что-нибудь на станции?!» — подумал Денис Александрович.
На том конце сняли трубку, и он услышал до странности знакомый голос:
— Психиатрия по телефону.
— Вас неправильно соединили повесьте трубку, — сказал Денис Александрович.
— Успокойтесь, — послышалось на том конце. — Успокойтесь, успокойтесь.
ПЕРЕВОД СО СЛОВАРЕМ
«Эрвин Каин начал свой творческий путь нашумевшим романом «Там» и мгновенно окончил его после возникновения так и не увидевшего свет романа «Здесь». Он оставил бы огромное творческое наследие, если бы наследие это не было безвозвратно утеряно. Он прожил бы поистине великую жизнь, если бы о жизни этой было хоть что-нибудь известно. После появления второго романа писатель бесследно и славно исчез. Произошло это ясным июньским днем в центре города, на планете, находящейся в центре галактики, и, в свою очередь, в галактике, занимающей центральное место во вселенной…» — так писал об этом он сам.
«Я погиб мгновенно, а по мнению некоторых критиков, и безвозвратно!» — писал он в небе горящими буквами. Феномен могли наблюдать сто миллионов человек, но поскольку восемьдесят миллионов в этот момент были утомлены алкоголем, десять миллионов занимались другими, не менее серьезными для государства делами, то наблюдали небесное явление только семь. Три миллиона не откликнулись на призывы редакции.
«Но вот он я, перед вами, вовсе без тела здоровый дух!»
Принято считать, что текст огненного послания трактуется разными гражданами по-разному. Например, утверждают, что фраза: «Вовсе без тела здоровый дух» — звучала иначе. Редакция берет на себя смелость предложить подписчикам только три наиболее вероятных варианта, а именно: «Вовсе без духа и без тела свободен!..», «Только в теле я счастлив был судьбою своей!», третье уже приведено.
Статья была на английском и Денису Александровичу давалась с огромным трудом. Упорствуя, он шел по ней от буквы к букве, перелистывая по тысяче раз четыре словаря: англо-русский словарь московского издательства «Русский язык», словарь матерных английских выражений, привезенный из Гонконга, рукописный сленговый словарик и знаменитый словарь Петуза-Ивановского. В предисловии к своему словарю Петуз-Ивановский нагло утверждал, что, пользуясь его словарем, можно прочесть любую книгу на любом иностранном языке. Возможно, система его и была верна, но автор скромно умалчивал, сколько времени понадобится читателю на преодоление «любой книги». По всей вероятности, это была одна книга на целую жизнь.
Хотя чтение и давалось Денису Александровичу с большим трудом, но было оно несравненно легче чтения предыдущего. Месяц назад на спор с товарищем Денис Александрович пытался освоить роман на родном, русском языке. Роман носил серьезное название «Гидравлика» и размещался в десяти переплетенных в серый ледерин томах. Спор был проигран. Дальше пятой страницы дело не пошло. Не помогли здесь ни водка стаканами, ни йоговские тренировки по системе Сидорова.
Несколько лет назад, прочитав первый роман Эрвина Каина «Там», Денис Александрович попытался достать еще хотя бы одно произведение полюбившегося автора и вдруг обнаружил, что не только произведений нет, а нет и упоминаний о них. И вот теперь он обнаружил статью, статью на английском языке, но проливающую свет на великого писателя.
Теперь Денис Александрович работал рядовым хирургом в рядовой поликлинике. Он уже давно научился не раздражаться ни на этих дурацких больных, ни на медицинскую сестру, сидящую напротив, по другую сторону стола, и неспособную связать по-латыни ни слова. Рецепты изобретать всякий раз приходилось самому. Спасали книги — читал он, как и все люди, в рабочее время.
С трудом осилив строку, оканчивающуюся словами: «третье приведено», Денис Александрович раздосадованно посмотрел на ввалившегося в кабинет больного. Больной — огромный мужчина, со сломанной рукой, в вельветовом костюме и без номерка, вдруг подмигнул ему и спросил:
— «Кроникл»? Эрвин Каин?
— Я вас слушаю. — Денис Александрович не стал отвечать посетителю. — Что у вас болит?
По образованию психиатр, он теперь прекрасно справлялся с обязанностями низкооплачиваемого хирурга и по старой памяти как-то на встрече выпускников меда с группой первокурсников даже удачно прооперировал лягушку.
— Да вот, рука у меня не в порядке, болит. Тройной перелом с защемлением нерва, — послушно сообщил больной.
— Я сам вижу, что у вас защемление! Все про себя знают, — посетовал Денис Александрович, обращаясь к сестре. — Да вы, наверное, на перевязку?
— На перевязку, на перевязку, — покивал больной. — Но знаете, доктор, побаливает, зараза, вы бы посмотрели, доктор.
— Ну, чего ж тут смотреть-то! — Денис Александрович заглянул в лежащую слева от журнала карту больного. — Вот, пожалуйста, все написано, вот, сами посмотрите! — Он отчеркнул ногтем латинское слово, которое сам не мог толком прочесть. — Все же ясно.
Больной в карту смотреть не стал, а отчего-то опять хитро подмигнул.
— Могу предложить русский перевод, — вдруг сказал он.
— Чего перевод?
— А вот этой самой статьи! Зачем вам мучиться — то? Лет семь назад готовили к печати, но текст не пострадал.
— Ну ладно, не хотите по-человечески лечиться, идите к платному! — углубляясь в словарь матерных слов, сказал Денис Александрович. — Сестра, сделайте ему перевязку!
В студенческие годы, подрабатывая в системе «Психиатрия по телефону», Денис Александрович пользовался только одним словом: «успокойтесь». И теперь во время самостоятельной работы, когда приходилось много говорить, испытывал неудобства. Сестра перебинтовывала больного, больной постанывал. В распахнутые окна кабинета лился солнечный свет, проникал аромат больничного парка. Денис Александрович переворачивал страницы.
«И во мраке пылали на небе огромные буквы, — сообщала «Кроникл». — Я Эрвин Каин — гражданин вселенной».
«Однако космополитика какая-то пошла, — подумал Денис Александрович. — Космополитика — это нехорошо, за это дело по головке не погладят!»
Он оторвался от статьи, посмотрел, как на железном столе медсестричка Верочка снимает бинт с руки больного, и, подумав, спросил:
— Вы что, сами это переводили?
Больной опять застонал и проговорил с трудом:
— Ну, не надо… Больно же так!..
— Сделайте ему обезболивающее! — велел Денис Александрович и надавил кнопку вызова на своем столе. — Следующий!
Над кабинетом снаружи мигнула лампочка. Слово «следующий» было почти как слово «успокойтесь», оно возвращало к реальности.
— Сам, сам! — простонал больной. — Я специалист по нему!..
Вошла бесшумно маленькая черная старушка, аккуратно прикрыла за собой дверь в кабинет.
— Что болит? — спросил у нее Денис Александрович.
— А ничего, сыночек, не болит! — прошамкала старушка.
— Это не ко мне, это к психиатру! Впрочем… — Он заглянул в карту. — Так, говорите, сами переводили?.. Бабуль, да у тебя травма черепа!
«Да, — подумал он. — Космополитика и травма черепа — в этом что-то есть!»
Следующий абзац статьи перевелся очень легко и как бы сам собой. Денис Александрович просмаковал его, не отрываясь от медкарты старушки.
«Я встретился с Богом, глаза в глаза! — плыли фиолетовые буквы. — Как, спросите вы? Это доступно каждому, я посмотрел в зеркало… Это случилось во время бритья, когда электрическая компания неожиданно отключила ток за неуплату!.. И моя электробритва громко сказала «Нет!» моей недобритой щеке!»
— Как случилось-то? — спросил Денис Александрович, жестом предлагая старушке садиться на стул.
— В храме Христовом прикалечили! — тихо-тихо сказала она.
Действительно, старушке проломили череп в церкви. Шла служба, давали святую воду, и, как водится, за святой водой стояла очередь. Священник, опаздывающий в Театр на Таганке (давали «Дом на набережной»), в обход всех правил объявил, что святая вода кончается и всем желающим не хватит…
— В Бога, значит, веруем? — спросил Денис Александрович.
