Клещенко Елена - Птица над городом. Оборотни города Москвы
Я делаю лицо, какое положено при похвалах от начальства, а сама думаю, что «обычно» у меня бывает вовсе даже не «супер», а «ну, на дыру сойдет» или «Галочка, скажи мне честно, ты давно не отдыхала, что ли?» Не иначе как наш неподражаемый шеф начал вести нравственный образ жизни, вел его целую ночь, теперь выспался и с утра нетрадиционно добр…
— О тебе Плотовщиков спрашивал, — фамилию главного редактора Журнала, Который Якобы Круче, Чем Мы, шеф произнес небрежно. — Что, говорит, у тебя за Афанасьева, кто такая, почему не знаю. Я сказал, что у тебя есть проблемы с самоидентификацией.
Матвеич радостно заржал, видимо, в восторге от элегантности формулировки. Комплексом неполноценности он у нас не страдает, это точно.
— И Плотовщиков решил, что я больная на голову, — предположила я.
— Да он все по-онэл! — с блатным прононсом вскричал шеф. — Теперь переманивать тебя будет. Не соглашайся! — сказал он так сурово, будто я уже заявилась к нему посоветоваться с неподписанным плотовщиковским контрактом в руках. — Что он тебе даст? Ничего он тебе не даст, кроме своих… ну ладно. У него никто долго не задерживается, имей в виду.
— Да перестань, Матвеич, — засмущалась я, — на кой я ему сдалась…
— Не скажи, — Матвей энергично повертел головой, — не скажи. Геи в штате — старо, они у всех есть, а оборотень, оборотень — это кульно, это жжет!
— Ы-ып… — Я аж поперхнулась воздухом. — Спасибо тебе на добром слове, Матвеич. Умеешь ты найти ключик к сердцу подчиненного.
— Что есть, то есть, — скромно сказал шеф и взглянул на свой монитор. Я поняла намек и двинулась к двери.
На самом деле в работе мне пригождается не столько Облик, сколько умение перемещаться по воздуху. Скорость полета галки близка к теоретической скорости поезда метро, но я не делаю остановок и пересадок, не трачу времени на сборы и вход-выход — словом, от окружного кольца до центра с юга на север (с запада на восток ближе) лечу без особого напряжения где-то четверть часа, а с напряжением — меньше десяти минут. В принципе сравнимо со скоростью автомобиля… которую он мог бы развить ночью, на пустых улицах! С этой точки зрения быть летучим оборотнем гораздо выгоднее, чем геем, тут Матвеич, пожалуй, прав.
В своем стойле я запустила почту, кинула куртку на свободный стул. Гениальное изобретение — дискеты и флешки, да и вообще вся микротехника. Городские оборотни просто-таки свет увидали, когда все это появилось. Таскать содержимое целой огромнейшей папки с бумагами в заднем кармане джинсов — это же просто мечта! А то и совсем ничего не таскать, переслать по почте…
— Галка, ты тут? А ты откуда взялась?
— В окошко влетела, — привычно отвечаю чистую правду. Завредакцией привычно хихикает.
Многим ли нормалам известно о том, что рядом с ними живут оборотни? — В процентном отношении немногим, но учитывая, что город у нас большой, — тысячам. А почему тогда нет сенсации? — Я вас умоляю! В Москве живут эмо и готы, крайние левые и крайние правые, негры, индусы, азербайджанцы, таджики, этнические эльфы, хоббиты и драконы, яппи, гастарбайтеры и миллионеры, приверженцы экзотических религий, трансгендеры, гипнотизеры и гадалки, профессиональные фотомодели, любители велоспорта и экстремальной езды на роликах, и у каждой группы полно странностей и особенностей. Оборотни в столице не бросаются в глаза. В провинции — там, действительно, бывают проблемы.
Насчет специализации родного еженедельника я Валерке сказала правильно: московские сплетни и милые глупости. «Интересный Город» народился как бесплатное приложение к цветному рекламному монстру, отпочковался от него и после этого почему-то не умер, а даже стал платным. Или так: почему-то не умер, хотя и стал платным. Или так: стал платным, и поэтому не умер? В общем, оказалось, что некоммерческая направленность тоже неплохо продается. Как в том анекдоте: «У вас в городе есть порядочные женщины? — Есть, целых две, но они такие дорогие!..»
Ну куда еще я смогла бы продать душевные наблюдения за сетевым общением или описание будней оптового рынка? А на чьих страницах еще можно изливаться по поводу того, как замечательно варит турецкий кофе парень по имени Рамаз в кафе ТОО «Кристина», расположенном посредине нашего спального района? Ни кусочка джинсы, ни рубля за рекламу — а вот народу почему-то нравится…
Я у Матвеича собкор, так что, по идее, у меня не жизнь, а масленица и полный карт-бланш. С другой стороны — я такой собкор, которого можно посылать по мелким поручениям. Я не отказываюсь. Во-первых, потому что нельзя одновременно занимать должность с моим окладом и отвечать «нет» тому, кто меня взял на этот оклад. (Не подумайте дурно: я имею в виду, по рабочим вопросам.) А во-вторых, потому что сделать репортаж о мероприятии, которое началось час назад и о котором стало известно только что, физически может только летучий оборотень.
Корректуру мне уже принесли. Я засела за правку, и время полетело словно птичка. Можно ли уменьшить рисунок, нельзя ли переписать заголовок «Я помню нудное мгновенье» таким образом, чтобы слово «чудное» читалось в соответствии с моим и Пушкина авторским замыслом… «Грамотеев на кол!» — рычал верстальщик дядя Петя, стискивая в зубах пустую трубку. По поводу максимально креативного и рационального использования кольев у нас, грамотеев, есть другое мнение. Но высказывать его вслух во время верстки номера не полагается.
— Галь, извини, ты не посмотришь вот тут? Мне Стас оставил врезы к статье, я набрала…
— Очень похоже на Стаса, — буркнула я, отбирая у нее лист. Материал был про выставку живых бабочек, а Стас, натурально, забыл о распоряжении Матвея, «чтобы в полосных кирпичах были живенькие врезики», и вспомнил в последний момент.
Кате двадцать лет, и она проходила у нас летнюю практику, а теперь, кажется, хочет подработать. Рядом с Катей я себя чувствую живой легендой российской журналистики. Стас, по-видимому, тоже. Сунул девчонке каляки на блокнотных листочках и убежал. Надо будет при случае сказать ему, что времена машинисток, безропотно печатающих гениальные мысли собкоров, записанные на папиросных пачках, окончились еще в прошлом веке…
— Угу… угу… Угу. «Из тени в свет перелетая»- это не Набоков ни разу. Нет, дядя Петя, и не Мавроди. Это Арсений Тарковский, так и передай Станиславу нашему Викторовичу… — Я цопнула со стола ручку, была перехвачена дядей Петей, обругала его жадиной и вынула из кармана свою.
— Андрей Тарковский? — поправила меня Катя.
— Да нет, не Андрей, — я съела ее взглядом, — а Арсений Александрович Тарковский. Знаменитый поэт.
— А, отец режиссера?
— Это режиссер — сын поэта… Угу… угу… эй, а это в каком смысле?
— «За один день бражник может отыметь около двухсот цветов», — невинным голосом прочитала Катя. — Ну, он, наверное, имел в виду, что… ну, ты же знаешь, они переносят пыльцу… как бы в шутку можно сказать…
— Дай-ка я посмотрю, что он там написал. — Краем глаза я видела, как зашевелилась борода дяди Пети.
— Вот, тут начало, а там конец. — Катя протянула мне зеленые листочки с акварельно расплывшимися японскими иероглифами, поверх которых косо расположились Стасовы строчки. — Это первый, это второй.
— Катя, — тихо и проникновенно сказала я, — не «отыметь», а «опылить». Эта буква — «п», а не «т», а тут «л»…
Верстальщик схватил трубку в руку и поник, беззвучно сотрясаясь вместе с креслом.
— Спасибо, — прошептала Катя, красиво розовея от шеи до ушей.
— Все нормально, — успокоила я ее. — My pleasure.
И это была чистая правда. Я еще полчаса потом фыркала в кулак. Но Катю никому не заложила.
Закончив очередной кусок работы, я пошла испить кофейку. Вот это у нас после научной реорганизации устроено правильно: буфет со вкуснющими сэндвичами и омлетами, а главное — бесплатный кофе из многопрограммной машины, с почти настоящими эспрессо и капучино. Отсюда понимающему человеку ясно, что «Интересный Город»- контора не бедная. Так оно и есть, и это здорово: я одинокая мама гимназистки, мне деньги нужны. Но все-таки иногда бывает жалко подстольных чайников, уродливых разнокалиберных чашек, припрятанных у каждого в столе, и безответственного трепа за чаепитием, когда целый рабочий день впереди. У начальников бывают такие странные идеи насчет того, чего можно требовать с нас за те деньги, которые нам платят… Ну ладно.
Часто пить кофе вредно. Летучему оборотню необходимо безупречное сердце. А куда деваться, если глаза закрываются…
— Галь, можно, я к тебе?
Катя садится напротив. Нет, барышня не смотрит мне в рот и не просит поделиться бесценным опытом, у нынешней молодежи это не принято. Но обсудить со мной важные профессиональные проблемы она любит. А мне профессиональных секретов не жалко. Секреты, которые можно украсть, ничего не стоят.
