Андрей Зинчук - Свет человеков
Солнце клонилось к западу, жара спадала постепенно, словно покидая поле боя. Я разделся и трусцой пробежал по острову. Звон в ушах прошел. Между лопаток выступил спасительный пот. На ноге ныл мизинец. Я поискал: жестяная пробка с острыми краями, валявшаяся наверху скалы, была в крови. Видимо она-то меня и спасла. И, значит, вот, оказывается, чего мне нужно было бояться больше всего, вот, значит, где был гвоздь всей этой дьявольской программы, — у меня в голове! А Лот? Лот, бедняга?! Что сейчас происходит с ним?
По-прежнему горизонт вокруг острова был скрыт белой пеленой. Будет ли заметен остров вечером? Боже мой! Кто же к нам настроен так враждебно?! В чем наша беда? Или, может быть, вина?.. Мы не знаем, к чему в конце концов приведет нас тот или иной поступок. Мы не боимся «завтра». А может быть, его нужно бояться? Но ведь это же глупо — бояться завтрашнего дня!
— Да ведь, пожалуй, не так уж и глупо! — возразил мне все тот же хрипловатый голос. — Боимся же мы своего прошлого? Во всяком случае, мы не очень любим, когда нам о нем напоминают. Потому что чаще всего оно выглядит мелким, и даже убогим, и просто очень глупым, наконец — наше «вчера»… Погоди, не уходи, я ведь не договорил!..
Я зажал уши.
Солнце наконец коснулось воды. Скоро начнет темнеть. Если Лот не добрался до буровой..
Уже некоторое время мне казалось, что за мной кто-то наблюдает. Справа, слева, сверху — отовсюду. Несомненно, где-то сидел кто-то и оттуда, опытный и безразличный, целился в меня через свой дьявольский нематериальный микроскоп. А в голове у него была Идея. И имя ему было Всемогущий. Или Всемогущая. Или же ТОТКТОВСЕЭТОПРИДУМАЛ. И был он сумасшедшим!..
Сейчас мне трудно воссоздать в точности все события того страшного дня. Кажется, я додумался зажечь на вершине острова костер. Да-да, было именно так: пламя гудело. Время от времени я оставлял костер и спускался в темноту пляжа, — ни плеска весел, ни окрика, ни свиста… И я возвращался к костру и там, под маяком, на высшей точке острова, трясся от страха. На штангах маяка кривлялись рваные тени. Вокруг костра плотной стеной стояла ночь. Душная. Влажная. Враждебная.
Шаги я не услышал, а скорее почувствовал: под скалой, там, где выступала из воды подушка песка, кто-то ходил. Я взял фонарь и осторожно поднялся. А потом аккуратно, так, чтобы ни один камень не сдвинулся с места, спустился к морю. Слабого света фонаря хватило на то, чтобы разглядеть нечеткий уже след босой ступни у самой воды. Слева и справа от него следов не было. Значит, тот, кто тут прошел, уйти мог только за скалу, влево от бухты: справа на воде плясали отсветы костра, и скала поднималась из моря вертикально. Я прислушался: слева за выступом скалы чуть слышно плеснулась вода. Потихоньку переставляя ноги, я двинулся вдоль берега, держась за скалу. Бесполезный теперь фонарь мешал, я сунул его в расщелину и, помогая себе второй рукой, пошел быстрее. Впереди негромко булькнуло — следовательно, я двигался в правильном направлении. Но расстояние между нами не сокращалось. Я сделал неловкий шаг, поскользнулся и рухнул в воду, подняв шум и больно ударившись коленкой о камень. За скалой раздалась очередь всплесков, и все стихло. Я разозлился, плюнул с досады и с шумом двинулся вперед.
— Ты зачем полез в вольер? — послышался впереди негромкий мужской голос. Я побежал…
За скалой начиналась наша бухта. Я заглянул в хибару — никого. Значит, послышалось? Неблагополучно было и наверху у костра: консервную банку кто-то с места сдвинул, что ли? Чапа поднялась навстречу. Вид у нее был беспечный. «Чего ты мечешься? — спрашивали ее глаза. — Все в порядке, никого нет».
Но в том-то и дело, что этот кто-то был. Я его чувствовал. Кожей. Нюхом. Спиной. Я обернулся: передо мной стоял Лот.
— Ты зачем за мной следишь? — спросил он и, пока я, хватая ртом воздух, приходил в себя, заговорил опять: — Я давно заметил, что ты за мной следишь. Зачем ты бегаешь по острову? Что случилось? Что тебе нужно?
Единственное, что я мог в тот момент сделать, это схватить его за рукав.
— Чего ты цепляешься! — с непонятной злостью брат отпихнул мою руку.
— Лот!.. — вскричал я. — Когда ты приехал? Я не слышал!
— Что?! Что ты сказал?! — Лот начал меня трясти. — Очнись, слышишь, сейчас же очнись! Ты бредишь!.. Разве ты не помнишь, я вернулся вчера!..
— Вчера?! Это неправда!
— Правда.
— Лот!.. Как ты мог вернуться вчера, ведь тебя вчера не было!
— Где же, по-твоему, я был целый день?
«ЛОТ РАССКАЗАЛ, ЧТО ВЧЕРА ВЕЧЕРОМ, КОГДА Я ЗАСНУЛ ПОД МАЯКОМ, ОН ПОДГРЕБ К ОСТРОВУ (ЕЩЕ УДИВИЛСЯ, ЧТО Я ЕГО НЕ ВСТРЕЧАЮ), ОТЫСКАЛ МЕНЯ И НЕ МОГ ДОБУДИТЬСЯ. ВО СНЕ Я НЕСКОЛЬКО РАЗ ПОВТОРИЛ: „ПОГОДИ, НЕ УХОДИ, Я ВЕДЬ НЕ ДОГОВОРИЛ…“»
Потом Лот описал поездку. Собственно, описывать было нечего. На буровой стоял большой насос, и была это не буровая, а вышка для перекачивания нефти на материк. Мы долго спорили, но так и не выяснили:
«КУДА ДЕЛСЯ ВЧЕРАШНИЙ ДЕНЬ».
В свете умирающего фонаря, который я вытащил из расщелины, след под маяком нами обнаружен не был. Его смыло. Зато пляж был заляпан следами так основательно, будто кто-то тут танцевал дьявольский танец. Ни мне, ни Лоту следы не принадлежали. Они были маленькие, с четко вдавленными пятками.
«НОЧЬ ПРОШЛА ОТНОСИТЕЛЬНО СПОКОЙНО. ПРАВДА, ЛОТ ВО СНЕ КРИЧАЛ».
«КРИЧАЛ ТЫ».
Несколько записей неразборчивых (дневник побывал в воде), и далее с большими пропусками можно прочесть:
«…НАЧАЛИСЬ ГЛАВНЫЕ ПЕРЕМЕНЫ. ХОТЯ ТУТ РАЗВЕ РАЗБЕРЕШЬ, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ ГЛАВНОЕ?.. ПОГОДА ИСПОРТИЛАСЬ. БРАТ ОПЯТЬ ОТПРАВИЛСЯ К МАЯКУ. ПОХОЖЕ, ЧТО С ЗАПАДА ИДЕТ ШТОРМ — МОРЕ ДО ГОРИЗОНТА ПОКРЫТО ВОЛНАМИ, КАК БРОНЕЙ. СОЛНЦЕ БЛИСТАЕТ НА ВОЛНАХ, КАК НА ЧЕШУЕ ИСПОЛИНСКОГО ДРАКОНА… САМОЕ НЕПОСТОЯННОЕ В МИРЕ — ЭТО МОРЕ. НА НЕГО МОЖНО СМОТРЕТЬ ЧАСАМИ. ОБО ВСЕМ ЗАБЫВАЕШЬ… ВИДИШЬ, ОТ КРАЯ ДО КРАЯ. А ЦВЕТ ОТ ПОЧТИ ЧЕРНОГО ДО ГОЛУБОГО… ВОЛНЫ БЕГУТ МИМО ОСТРОВА ПЛОТНОЙ СТАЕЙ… Я ВСЕ-ТАКИ УГОВОРИЛ ЛОТА… ПО НЕБУ НЕСЕТСЯ ТЕМНАЯ И РВАНАЯ СЕТЬ ТУЧ…»
От этого дня в памяти осталось несколько разрозненных эпизодов: мы сидим на берегу, как и в первый день приезда. По острову гуляет ветер. В отдалении компания кроликов затеяла веселую чехарду. Через весь остров, торопясь к морю, ползут разноцветные ужи. Над маяком дерется стая чаек. Откуда они успели налететь? Сыплются вниз белые перья и пух. Чапа поднимается и идет к воде. «Чапа! Чапа!» — не слушается. Бог с ней! Сколько перьев… Вон и еще одна стая. Откуда все-таки они летят? Против солнца ничего не видно.
К морю нас сопровождала Чапа. Когда до берега осталось метров тридцать, из-за скалы вышел ребенок, которого мы с Лотом видели у старика, и спотыкающейся походкой молча прошагал мимо. Я взлетел на скалу и увидел еще двух человек. Они также заметили меня, остановились, и один из них, старший, махнул мне рукой, после чего они продолжили путь. В пожилом человеке, издалека махнувшем мне рукой, я с ужасом узнал нашего с Лотом отца.
Я стоял и смотрел, как они шли в мою сторону. Видел, что у Лота обгорело плечо комбинезона, а у отца расшнуровался ботинок. Потом вдруг раздается низкое гудение, словно где-то заработал огромный генератор, как в кинотеатре, включается звук, и кинолента жизни начала раскручиваться перед моими глазами: я увидел себя рядом с братом в роскошном белом автомобиле, который мчал по не просохшему еще утреннему шоссе.
— …Держи себя посолиднее. Синюю папку не забыл? — говорил Лот, не отрывая взгляда от дороги и чуть поигрывая рычагом переключения передач. Особенно с речью не тяни, но и не глотай фраз. Цветы сразу же отдай девочкам. Увидишь, там будут очень красивые девочки!..
Из-за поворота набежала и унесся назад большой шит с надписью на немецком языке: «ГАМБУРГ».
Вдруг шоссе ушло вбок, как это бывает при автомобильной катастрофе, мелькнуло нечто наподобие склейки, какие, если приглядеться, можно разглядеть при демонстрации любительского фильма, и очертился фюзеляж занесенного снегом самолета, цепочка голубых следов за горизонт.
— …Нужно первому заметить, что ты уже стал смешон, — говорил отец Лоту. Они все так же продолжали идти в мою сторону. — Только в юности что-то по-настоящему понимаешь. А дальше всю жизнь живешь дурак дураком. А что потом? Но ведь человек не умирает. В этом все дело. Или, если хочешь, смысл. Нужно только первому заметить, что ты уже стал смешон…
Они подходят ближе, и я вижу, что в одной руке лот держит бутылку «Пепси», закрытую сверкающей на солнце жестяной пробкой, а в другой — белый бумажный стаканчик.
Не разбирая дороги, я взлетел на скалу… И тут опять перед глазами проскочило нечто вроде склейки, и все исчезло. Тучи неслись над головой. Я стоял на скале и ждал брата…
«ВЕЧЕР. ЛОТА НЕТ ДО СИХ ПОР».
![Андрей Зинчук - «Вперед, Котенок!» и другие... Сказки для театра [С иллюстрациями]](/uploads/posts/books/205375/205375.jpg)
