Юрий Самсонов - Стеклянный корабль
– Пронесло! – сказал один другому с облегчением.
– Тс-с!.. – отозвался другой.
Им помешали опять: какой-то старик с бородой во всю грудь вышел из той заклятой двери! Он, шаркая, обогнул лимузин, брошенный у ступенек, не задержался и возле зеркала, которое ярко окрасило белую бороду, проковылял в ворота к пролетке, тронул за плечо возницу. Тот встрепенулся, принялся расправлять вожжи.
На ракетном кладбища возле покинутой железной кельи г-на Ауселя пролетка ненадолго остановилась.
– Ну, давай! – сказал один тип другому – теперь уж неважно, который которому, так как едва зубило приподняло крышку наконец-то найденного железного сундучка Биллендона, как оба они обратились в пыль вместе с циклопическим строением, где находились. Дом Биллендона, примыкавший к зданию мастерской, также перестал существовать.
Эхо взрыва, прогремевшего чуть ли не три столетия назад, достигло слуха Марианны…
***
– Девочка моя!..
– Ну, сейчас начнется!.. – пробурчала Марианна. И, разумеется, не ошиблась.
Но прежде чем остановились мотоциклетки г-на президента и сопровождавших его Эстеффана и Жюстипа – облысевших, – навстречу, лучезарно улыбаясь, выступил из кустов лысенький, благостный, не слишком чистый с виду г-н мэр.
– Мое почтение, ваше превосходительство!
– Здравствуйте, здравствуйте, градоправитель! – шутливым тоном произнес г-н президент, вручая г-ну мэру ладонь, которую тот ухватил двумя. – Попали вы, как говорится, в переплет?.
– Да, возникло довольно сложное положение, – деловито ответствовал г-н мэр, – однако, слава богу, обошлось без особых последствий. Если вас интересуют подробности…
– Интересуют, – сказал г-н президент. – Например, где мои генералы?
Они отошли ото всех в сторонку, занятые долгим и, наверное, увлекательным разговором. Марианна выдерживала бурю поцелуев, шлепков и ласк, уши ее пылали с досады, Рей за нею приглядывал: девчонка могла, не утерпев, отослать мамочку в какие-нибудь тартарары, причем вовсе не фигурально! Биллендон был тоже настороже.
– Хватит! – наконец, успокоившись, оборвала президентша разговор своего супруга с мэром. – Нас ждут государственные дела! – Она беспокойно вглядывалась в лица спящих вокруг людей. – Я почему-то не вижу…
– Кого, дорогая?.. – осведомился г-н президент. – Грустный такой человечек, с вострым носиком! – мигом нашлась ее превосходительство. – Ты его приставил следить за мной – глупенький, боялся бы лучше государственной измены! – она потрепала президента по щеке.
– Как же – сыщика она ищет! – ядовито прошептала Марианна, еще не зная о принесенной жертве. И завопила. – Правильно, мамочка! Пусть сыщик будет здесь и господин Дамло…
Из двери здания под куполом появился Дамло. Ни на кого более не обращая внимания, он подошел прямо к мэру. Миг – и на запястьях главы города защелкнулись наручники, самые лучшие, купленные на жалованье, так как муниципалитет не выделил на это средств.
– Я протестую! – воскликнул г-н мэр, показывая скованные руки. – Ваше превосходительство!..
– Э?.. – произнес президент. – Сержант, прекратите беззаконие! Освободите его, приказываю!
– Знайте свою работу, ваше превосходительство, а я знаю свою, – мрачно ответил Дамло. – Тургот! Лицом к стене!
Лицо г-на мэра жалко дрогнуло. Столько сменил он имен, кличек и прозвищ, что почти забыл, как звали его когда-то по-настоящему, с детства, читал о Турготе в газетах, как о постороннем, однофамильце, даже негодовал – чуть ли ни искренне иногда – по поводу бесчинств неуловимой шайки, которая в свободное от бандитизма время справляла мирные муниципальные должности в подвластном ему городке.
– Банда взята целиком, за исключением двоих, погибших при исполнении уголовных обязанностей, а также многочисленных пособников и соучастников, – сказал Дамло. – Драгоценности, которые зашиты в подкладке пиджака, я именем закона конфискую!
И тогда мэр заплакал, глядя на всех глазами напрасно обиженного, честного ребенка. Труд, неустанный труд всей жизни… Ах, мой милый Августин!..
Но тут другое событие отвлекло от него внимание присутствующих – во всяком случае, бодрствующих.
Агент тайной полиции г-н Жюстип мог бы, благодаря своей бдительности, сделать хорошую карьеру, не его вина в том, что обстоятельства этому не способствовали.
Когда с дерева, под которым стоял г-н президент, упало крупное яблоко, никто из окружающих, увлеченных сценою пленения прославленного Тургота, не поднял головы, один Жюстип запрокинул свою свежую, не успевшую загореть лысину и увидел посреди пышной листвы троих неизвестных. Присутствие этого мужчины, этой женщины и этого ребенка не могло быть предусмотрено никаким протоколом: они были буквально в чем мать родила! А поведение определенно составляло опасность для здоровья и, не исключено, для самой жизни г-на президента.
Мужчина и женщина там, посреди ветвей, наблюдали, смеясь, как их голопузый потомок, выбрав яблоко покрупней, целит им в самую макушку его превосходительства!
Жюстип, мгновенно выхватив пистолет, с грохотом выпалил. Ни яблоко, ни пуля не поразили цели. Карапуз только завертелся, отыскивая источник непривычного звука, ничего не понял, ухватил другое яблоко вместо оброненного, замахнулся – и Жюстип выпалил вторично. Никто глазом моргнуть не успел, как все это совершилось.
Черт возьми, не мог он промахнуться, да еще дважды! И выстрел не был холостым: листья сыпались… Так оплошать на глазах высшего начальства! Жюстип, занервничав, выпалил в третий раз…
– По какой цели здесь ведется огонь? – осведомился г-н президент, проявляя достойную выдержку.
– Там люди!.. – в отчаянии пробормотал Жюстип.
– И вы стреляете?! – воскликнула президентша.
– Но это же дикари!
Он осекся. Младенец посреди ветвей вертел перед глазами пойманную в воздухе пулю. Уставился затем на Жюстипа, на пистолет, взмахнул ручонкою… Вот это была меткость: пуля вошла назад в еще поднятый ствол, встретилась с невыстреленной подругой, взорвавшийся в ладони пистолет упал под ноги…
Но дрянной парнишка, видать, еще не наигрался с Жюстипом, он сиганул вниз, прямо к нему!
– Эльза, успокой своего карапуза! – послышался сердитый голосок Элизы.
Тогда родители, эти бесхвостые белые обезьяны, прыгнули тоже, перед их телами раздвинулась листва… Они подхватили чадо свое еще в воздухе, ухватили за руки и поплыли низко над спящею толпою. Вблизи на их коже стали видны знакомые созвездия точек, генерирующих уплотненное энергетическое поле. Точки пылали пульсирующим огнем.
– Элиза! – позвала женщина, остановив полет, волшебный полет волшебного юного тела!
– Я здесь, Эльза! – откликнулась Элиза, сидевшая у Марианны на руках.
– Должна тебе сказать, ты скверно воспитываешь мальчишку!
***
Такими увидели они нас, отдаленных потомков своих, к которым, наконец, вернулись после трехсотлетнего отсутствия, для них продолжавшегося только миг. Вернулись – и не узнали нас, как и мы их, впрочем, не узнали…
– Господин Дамло, – сказал г-н Аусель, когда унялась суматоха, связанная с появлением тех, кого сочли за белых дикарей, – вы не могли бы мне сказать, где находится сейчас доктор Даугенталь?
– В обсерватории! – буркнул Дамло, указывая вверх, на золотой сфероид купола.
ЭПИЛОГ
– Мы нашли это в бутылке, – сказал г-н Аусель, – в пустой бутылке из-под ямайского рома, который мне, помните, кто-то подарил позавчера! Я сперва подумал.., но у меня нет отвратительной привычки затыкать бутылки бумажными пробками. И вот…
Он положил перед Даугенталем изрядно помятый истлевший листок, на котором были знакомым каллиграфическим почерком выведены почти вконец выцветшие строчки: "Г-н Аусель, когда из-за Вашей любознательности, вызванной добрыми намерениями, Вы должны были либо погибнуть, либо впасть в постыдное беспамятство на несколько недель, я выбрал последнее, за что готов просить и надеюсь получить Ваше драгоценное для меня прощение!
Мы никогда не увидимся. Вы теперь в страшной дали от меня и, конечно, имеете то, что желали: мир-приют, мир-убежище, с собственным хозяйством и администрацией и даже, коли это Вам по-прежнему угодно, карликовое государство, отделенное от всего света, словом, все, что мой нотариус г-н Когль со свойственной ему премилой тщательностью вписал когда-то в свой достопамятный протокол. Любопытно было бы взглянуть хоть одним глазком, что из этого вышло! Но все уже кончено. Дверь, г-н Аусель, отворилась.
Она отворилась, и я увидал молодого человека, спускающегося ко мне по лестнице, увидел его бородку модного нынче фасона, его глаза, щенячьи из-за выражения грусти, любопытства и какой-то обреченности. Угадываете ли? Я вижу его впервые, но знаю его, нет у него от меня тайн, потому что, господи, помоги мне, это я, это я сам!
