Яна Дубинянская - H2O
Он не сомневался, что единственный из вас всех по-настоящему выбрал свободу. И, кажется, смотрел на тебя с легкой, снисходительной жалостью. Ты бесцеремонно разглядел его в ответ: припухшие глаза, красные прожилки на щеках, массивный золотой перстень на волосатой ручище, драный носок в отверстии летней туфли. И захламленная каптерка в полуподвале подобающим фоном. Да, мы подождем здесь, Гия. Ты настоящий друг.
Ладно. В конце концов, он же действительно устроил вертолет.
…— Далеко еще? — после нескольких молчаливых фальстартов все-таки спросил вслух Женька.
— Не очень, — малодушно буркнул в ответ.
Весенний лес шумел и распускался навстречу. Они вышли на поляну, сплошь затканную ковром из мелких лимонно-желтых и лиловых крокусов. Виктор заметил, что Женька приподнялся на цыпочки, словно балеринка, надеясь как-нибудь прошмыгнуть на ту сторону, не наступая на цветы. Это было нереально, мальчик скоро понял. Вопросительно обернулся к тебе:
— А может, обойдем?
— Давай, — почему-то согласился Виктор.
Направление вы все равно уже потеряли, думал он, опять сворачивая в чащу, бессмысленно не признавать очевидного. Наверное, самое правильное будет выйти к морю, а там уже сориентироваться относительно цепи комбинатов. Виктор поежился, подавляя дрожь. С каждым шагом по буйному лесу все меньше верилось в их реальность и тем более действенность, в скорое осуществление всего того, что ведет к цели и к свободе, в аш-два-о. Ты заблудился, ты проиграл. Мало ли что могло показаться с вертолета. А весна… рано или поздно везде наступает весна.
В узком радиусе просвета ветвей больше не было видно Женьки. Едва успел забеспокоиться, как услышал совсем близко:
— Виктор Алексеевич, пришли!
* * *База стояла, оказывается, посреди зеленой лужайки и выглядела веселой и уютной, словно чья-нибудь дача. Женька подбежал к двери с явным намерением потарабанить в косяк, но в последний момент застопорился на пороге, передумал, решил подождать шефа. Виктор подошел и распахнул дверь нарочито по-хозяйски, без стука. Усмехнулся; правда, ну не смешно ли все время по мелочам рисоваться перед пацаном?
Никто не вышел им навстречу, что было вполне понятно: все они сейчас в диспетчерской, покидать ее после «часа икс» и запрещено тобою лично, и объективно немыслимо. Аш-два-о, это надо видеть. Ты сам сегодня утром дорого дал бы за то, чтобы посмотреть.
Ничего. Вот-вот. Сейчас.
Он крутнулся на каблуках: по-быстрому сориентироваться, в каком она у них крыле, эта диспетчерская. Накатывало щекотное и покалывающее, совершенно мальчишеское предчувствие приключения и чуда. Меньше чем через минуту ты увидишь, как оно происходит. Как из ничего, из воды — почти что из пены морской — рождается она, твоя свобода. Поймал восторженный Женькин взгляд и заговорщически улыбнулся: уж он-то с тобой солидарен, хотя по большому счету и не понимает ни черта. Кажется, все-таки в левом. Идем.
Виктор стремительно прошагал через кухню, едва не наткнувшись на стол, заваленный объедками и заставленный стаканчиками из-под кофе и не только, — похоже, они тут только и делают, что нажираются, свиньи, — потом через подсобку и короткий коридорчик с дверями в туалет и душ. Женька едва поспевал следом. Ага, вот она. Пластиковая дверь, артистически украшенная трансформаторным черепом со скрещенными молниями. Не влезай, убьет. Толкнул ногой, зашкаливая в мальчишеской показушной эффектности.
— Ой, — сказал за спиной Женька.
В диспетчерской никого не было. Огромный широкий монитор стоял мертвый, отсвечивая тусклым асфальтом. На системном блоке не светилась ни одна лампочка. Все три кресла сгрудились у стенки. Из-за жалюзи бокового окна торчал пыльный кусочек весны.
— Найди их, — не оборачиваясь, бросил Виктор; не увидел ответного кивка, только услышал топот с готовностью бегущих ног.
Подошел вплотную к диспетчерскому компьютеру. Они вообще не имели права его отключать, ни на единую секунду. Это могло означать лишь одно: бунт на корабле, декларацию самоустранения от участия в проекте, демонстративный и дерзкий отказ — или… или другое. Неважно.
Важно запустить систему. Важно увидеть.
В первый момент после нажатия кнопки ему показалось, будто компьютер обесточен — «Вспышка звезды»?! — нет, замигало, заработало, кажется, у них тут опять-таки термоядер, обхохочешься, честное слово. Монитор засветился, и Виктор подался вперед: сейчас, сейчас они появятся в прямоугольных ячейках экрана, данные с каждого звена цепи комбинатов на побережье, которые уже, в это самое мгновение, превращают банальную, как жизнь, аш-два-о — в энергию, могущество, свобо…
Посреди ярко-синего монитора выскочило окно с перечеркнутым крест-накрест красным кружком. Недопустимая операция. Ч-черт!!!
— Их нигде нет, — доложил запыхавшийся Женька. — Даже в туалете, нигде! А чайник на кухне теплый. И машина Химика в гараже стоит…
— Понятно.
Ничего тебе не понятно, кроме того, что кому-то все время удается переигрывать, идти на шаг вперед, оставляя за собой выжженную землю, обезображенные трупы и зависшие компьютеры. Но ты еще не проиграл и не сдался. На твоей стороне — весна.
Для очистки совести запустил перезагрузку. Мало ли. А затем обернулся и глянул в упор в перепуганные и преданные Женькины глаза:
— Ты говорил, твой отец — программист?
(за скобками)
— Хоть бы дождались результатов! Идиоты, кретины, сопляки!!! — а дальше Розовский загнул непечатно, с такой лексикой и злобой, что даже Краснова поморщилась. Оценивающе усмехнулся Гия, переглянулись близнецы. Олег вздохнул, покачивая головой.
Виктор молчал. Надо было, конечно, повиниться, преданно заглянуть в глаза, умоляя совета: мол, спасите нас, Дмитрий Александрович, подскажите, что нам делать. Кто его знает, возможно, и снизошел бы. Но очень уж не хотелось — унижаться и умолять. Особенно теперь.
— Значит, так, — отматерившись, раздельно сказал полит-технолог. — Считайте, что проект свернут. Финансирования больше не будет. Я ухожу и снимаю с себя всякую ответственность. Выкручивайтесь как знаете.
В воздухе задрожало тоненькое пение пружины хлопнувшей за ним двери. Виктор стиснул зубы, глядя в царапину на поверхности стола. Столько мечтал о моменте, когда эта жирная свинья наконец исчезнет с горизонта, избавит от своего зловонного присутствия, — а теперь вот готов, черт возьми, впасть в панику. Привык, что есть кому все за тебя решить. Пора отвыкать.
— Вуаля, — сообщила Краснова.
Вскинул голову. Так, первым делом нужно дать понять им всем, кто здесь, собственно говоря, всегда был главным:
— Если у тебя есть, что сказать по сути, Таня, я слушаю. Если нет…
— Есть, разумеется. Но давайте сначала выслушаем тебя, ты все-таки первый в списке, — она не скрывала издевательских нот, и это надо было пресекать, пресекать немедленно!
— Да, Виктор, — поддержал Краснову молчавший до сих пор Олег. — Расскажи вкратце, что происходит.
Как будто они не в курсе. Ладно; Виктор усмехнулся. Так или иначе, проговорить ситуацию вслух будет нелишне.
— Хорошо, — в горле засаднило, и он кашлянул. — Все очень просто. У Женьки не выдержали нервы, он запустил «вариант ноль». Теперь сюда едут ребята со всей страны, неизвестно зачем. Еще даже результатов нет…
— Ты сомневаешься, какими они будут?
До чего же она его раздражала, особенно теперь. Не поддаваться, взять себя в руки. В конце концов, Краснова креативная, может быть, она и придумает что-нибудь — сейчас, когда они остались в прежнем составе, без Розовского.
— Дело не в результатах, — вступил Олег. — В любом случае они того не стоят. В стране прошли нормальные выборы. Ну, более-менее… Но ребята, которые сюда едут, настроены воевать. Только не знают пока, за что и с кем.
— Виктор им объяснит, — пообещала Краснова. — Если, конечно, не подставит кого-нибудь вместо себя, как обычно.
— Перестань, — попросил ее Олег. Единственный нормальный парень в этом сумасшедшем доме. Краснова, как ни странно, послушно заткнулась.
Виктор выдержал паузу и снова заговорил:
— Ну да, мы крупно лажанулись. Розовский прав, что больше не хочет иметь с нами дела. Однако, по-моему, ситуация все-таки поправимая. Произошла ошибка. Совпадение, стечение обстоятельств. Да, будет трудно объяснить это людям, готовым отстаивать свободу. Но я попробую.
— Попробуй, — пожал плечами Гия. Отвернулся к компьютеру.
Близнецы улыбнулись синхронно и криво, будто бы одной улыбкой, поделенной пополам. Промолчали. Молчали все.
— Значит, стечение обстоятельств, — проговорила Краснова. — И даже Розовский прав. Ну-ну.
— Я, кажется, сказал, — он все-таки пытался сдерживаться, но выходило все хуже и хуже. — По существу!
