Александр Казанцев - Озарение Нострадамуса
— А как твой английский, Миша? — спросила Неля после приветствия.
— Меня ребята понимают. Я их учу русскому языку.
Неля перевела слова мальчика мистеру Снайсу.
— Этот мальчик станет профессором, — изрек Снайс, вынимая из багажника чемодан Нели и неся его к дому.
Миша позвонил бабушке по радиотелефону, который держал в руке, и та попросила его передать трубку Неле Алексеевне.
— Я сейчас, сейчас буду дома, — говорила та. — Я так рада вашему приезду. Мы сегодня же сможем осмотреть все, что вас заинтересует, — обещала она. — Мне было необходимо сегодня закончить оформление работ.
Через каких-нибудь четверть часа Елизавета Сергеевна уже обнимала Нелю. Профессор Снайс съездил за ней на своей машине.
— Я заинтересован, весьма заинтересован в ваших съемках, — говорил он откланиваясь.
Елизавета Сергеевна провела Нелю в дом.
Из просторного вестибюля-передней прошли в большой зал с изящной мебелью и белым роялем, как в московской академической квартире. Оттуда — в кабинет ученой, куда перекочевали ее московские книги. Через высокую стеклянную дверь можно было выйти на открытую веранду, куда тянулись ветки распустившейся сирени.
— Она совсем как наша подмосковная! И, представьте себе вместо радости при ощущении чего-то родного, наплывает тоска, ностальгия по всему русскому. Тяжко здесь адаптироваться. Люди, конечно, деловитые, вежливые, но какие-то узкие, лишенные обычного для наших кругозора, — призналась Елизавета Сергеевна.
Помолчали, потом спустились в садик с цветущей сиренью, вдыхая ее аромат, и вернулись в дом через вестибюль, откуда на второй этаж со спальнями вела удобная лестница.
Миша уступил свою комнату наверху гостье, перебравшись к бабушке во вторую спальню.
Заботливый профессор Снайс прислал за Елизаветой Сергеевной и приехавшей сюда съемочной группой свою машину с шофером.
И скоро все направились в институт иммунологии, красивое белое здание на живописной лесной лужайке.
Лаборатория Садовской походила на ее московскую, которую Неля уже засняла. Но если та напоминала остановившуюся без горючего машину, то здесь ощущалось стремительное движение. Куда-то торопясь, входили и выходили лаборанты в белых халатах. Перед компьютерами сидели молодые люди без пиджаков, в разноцветных подтяжках или легких жилетах. Вдоль стены — пульты с циферблатами приборов. Запах каких-то реактивов.
Мистер Снайс, сопровождавший женщин, говорил:
— Право, полученное здесь вещество следовало бы назвать «Садоиммунитом». Не правда ли, — обратился он к Неле, — прекрасно все организовано миссис Садовской? Конечно, приятнее было бы ей видеть это все у себя дома, в России, но финансирование — это поистине бич ученых…
Звукооператор по знаку Нели записал эти слова американского ученого.
Потом снимали целый «зверинец» подопытных животных, особенно тех, которые выздоравливали после тяжких привитых им заболеваний.
— Бедные героические кролики! — с печальной улыбкой говорила Елизавета Сергеевна, поглаживая одного из них, взяв его из клетки. — Самоотверженные служители здоровью человечества.
Самые важные и впечатляющие кинокадры предстояло заснять в одном из вашингтонских госпиталей.
Со съемочной группой поехал профессор Снайс. Елизавета Сергеевна осталась в лаборатории, надо было успеть все оформить к сроку подачи представлений на премию, получение которой было важно для престижа института. Срочных хлопот было немало.
Неля помнила, что об этом профессор Снайс заводил разговор еще в Москве, когда уговаривал Елизавету Сергеевну работать у них. Главный врач госпиталя и профессор Снайс комментировали съемки.
— Прежде чем заснять наших больных, — говорил главный врач, — я покажу вам снимки ног наших больных при поступлении в госпиталь. У мистера Паркера и мистера Стокксмена, одновременно привезенных к нам, была гангрена обеих ног. Медицина до сих пор не знала иного средства спасения жизни пациентов в таких случаях, кроме ампутации конечностей.
Видеокамера засняла страницы «истории болезни» с наклеенными на них фотографиями обезображенных, опухших и потемневших ног больных.
— Запустившим до крайности свое заболевание пациентам было предложено спасение жизни с помощью ампутации конечностей или согласиться на клинические испытания нового средства — иммунологов. Мистер Паркер, человек весьма религиозный, сказал, что не может противиться предписанному свыше, он, созданный по образу и подобию Божьему, не может уподобится кролику, на котором испытывают новые средства каких-то там иммунологов.
— Я сам убеждал его, — вставил профессор Снайс, — доказывал, что средство наше пробуждает возможности организма, и мы ничем не нарушаем Божьего предопределения. Ведь организм человеческий создан по Божьему велению. Но мистер Паркер остался при своем мнении. Второй пораженный гангреной ног, мистер Стокксмен, напротив, согласился на все, лишь бы по-прежнему ходить на своих ногах, как он выразился, — продолжал главный врач. — Я готов представить кинооператорам обоих пациентов, при условии, что будет упомянуто, в каком госпитале проводилось лечение.
Камера следовала за идущими по больничному коридору профессорами. Открывается дверь палаты. На койке больной после операции.
Главный врач подходит к нему и приподнимает край одеяла. Открылись забинтованные обрубки ног.
— Это мистер Паркер. Мы уже заказали для него инвалидную коляску с электроприводом самого последнего образца. Теперь пройдем ко второму пациенту.
В гимнастическом зале на велотренажере сидел мистер Стокксмен и с увлечением крутил педали.
— Мистер Стокксмен рассчитывает участвовать и очередном велокроссе, — с улыбкой пояснил главный врач.
— Ему вместо ампутации ног было введено вещество, полученное в результате исследования профессора Садовской в лаборатории нашего научного центра, — вставил профессор Снайс.
Главный врач с довольной улыбкой наблюдал за выздоравливающим пациентом.
— Организм, которому помогло средство профессора Елизабет Садовски, смог справиться с такой страшной болезнью, как гангрена, грозившая общим заражением крови и летальным исходом.
— В России в народе это называют «антонов огонь», — замечает Неля.
— Разработанное в нашем научном центре под Вашингтоном средство может оказаться действенным и при других болезнях. Сейчас начаты клинические испытания. Результаты их вскоре будут известны. Но уже то, что достигнуто, позволит выдвинуть нашему институту свою новую разработку на
соискание Нобелевской премии, — закончил профессор Снайс.
— Надеюсь, эта американская разработка дойдет и до России, — заметила в заключение Неля, благодаря американских ученых за помощь в съемках.
А будущий участник велокросса, сохранив обе ноги, продолжал крутить ими педали тренажера. На других снарядах в зале выздоравливающие пациенты клиники разрабатывали мышцы, ослабшие за время болезни.
Киносъемка завершилась в коттедже Елизаветы Сергеевны.
Кинематографисты досконально засняли все прелести западного комфорта. Однако сделали они это уже на следующий день, после посещения клиники, направившись в небольшой отель при научном городке.
Елизавета Сергеевна оставила Нелю у себя, хотя та и пыталась тоже уехать вместе со своей группой.
— Мне предлагают купить этот дом в рассрочку, но я не хочу. Приобретая здесь недвижимость, я как бы становлюсь в ряд с эмигрантами, а я лишь работаю по контракту.
— Который несомненно продлят, — вставила Неля.
— Да, многие из наших обрастают здесь собственностью, и контракты продлевают охотно. Но не вечно же будет у нас на родине этот беспредел!
— Не вечно! Не вечно! — заверила Неля.
Московская гостья пробыла у Садовской недолго. Поджимала скупая смета, ограничивая валютные расходы.
В последний день вся киногруппа умчалась в Вашингтон делать покупки, чтобы вернуться домой «не с пустыми руками», как объяснили они.
Неля никуда не поехала, а провела этот день в лаборатории Садовской, наблюдая за ее работой.
Неля держала в руках подопытных кроликов, поглаживая гладкую шерстку и ощущая биение маленьких сердец во имя здоровья людей.
Провожали Нелю в аэропорту и профессор Снаис, и профессор Садовская.
Самолет «Аэрофлота» показался Неле кусочком родины, а русский язык многих пассажиров заставил Елизавету Сергеевну грустно улыбаться.
— Вы не забыли Мишиного письма? — заботливо спросила она. Неля заверила, что доставит его адресату. — Он работал у Николая Андреевича. Академик поможет его найти.
В Москве Неля через сурового старика академика разыскала Мишиного отца.
В указанном ей продовольственном магазине трое грузчиков пристроились за грудой картонных коробок распить бутылочку.
