Владимир Кузьменко - Гонки с дьяволом
— Согласен, — наклонил я голову.
— Ну вот, — Алексей торжествующе оглядел собравшихся, — вопрос исчерпан. Давайте лучше выпьем…
Он взял бутылку коньяка и стал разливать по рюмкам.
— У меня есть тост! — поднялся со своего места Александр Иванович.
Он уже вполне успокоился и даже улыбался.
— Подожди, Саша! Дай слово мне, — остановил я Паскевича. — За нового Президента!
— Дело в том, — пояснил я, когда за столом воцарилась тишина, — что я подаю в отставку и прошу Алексея до момента выборов нового Президента исполнять его обязанности. Надеюсь, как частному лицу мне никто не помешает сделать то, что я задумал.
— Видишь ли, Алеша, — я задвинул ящик стола, стоявшего в теперь уже бывшем моем кабинете, и протянул ему ключ, — это как раз тот случай, когда личное входит в конфликт с общественным. Но не всегда побеждает общественное. Случись это лет шесть назад, когда мы находились в крайне неопределенном положении, я бы и не заикнулся… Но теперь… В общем, я вполне спокоен. И потом, незаменимых людей нет.
— Ты совершаешь большую глупость!
— Знаю, Алексей. Но не могу забыть, как смотрел на меня сын. И его обвинение… Что, если лет через двадцать, когда он станет юношей, то будет думать, что отец его струсил, не отомстил за смерть матери. Извини, но уважение сына мне важнее, чем это кресло.
— Боже мой! — с болью вскричал Алексей. — Какую глупость я совершил, когда не дал полякам…
— Ты все сделал правильно…
— Я себе этого не прощу!
— Об этом поздно говорить. Ты выставишь свою кандидатуру?
— Если ты советуешь.
— Конечно.
— Но почему ты отказался рекомендовать народному собранию своего преемника?
— А почему мы громили банды, создали Конституцию и не допустили введения смертной казни?
— Понятно. Когда ты уходишь?
— На вторые сутки после ухода Покровского. Двадцать четыре часа я ему даю. Но не больше.
Я сдержал свое слово и целые сутки после отъезда Покровского не выходил из дома. Сначала я думал преследовать Покровского верхом. Так я имел больше шансов догнать его. Но подумав, я изменил решение и взял легкий фургон. Я не знал, сколько времени займет моя авантюра и хотел иметь надежное обеспечение боеприпасами и зимней одеждой. Я прекрасно понимал, что совершаю глупость. Но бывает, когда все разумные доводы уступают одному укоризненному взгляду ребенка. Именно этот взгляд толкал меня на этот неразумный поступок. Я отказался объяснить народному собранию причину своего ухода. Но многие ее знали. Из всех людей только одна Елена правильно понимала меня. И то потому, что слышала обвинение Андрея. Я зажмурился, и тотчас передо мною снова возникли его глаза. И так каждый раз будет до тех пор, пока я не настигну убийцу и либо буду убит сам, либо убью его.
Оставшиеся до отъезда сутки я использовал для того, чтобы попытаться представить себе действия Покровского. Из стационара вели три дороги. Одна — в Грибовичи. Но, появись Покровский там, его тут же пристрелили бы. Жаждущих свести с ним счеты было достаточно. Вторая дорога уходила в лес и терялась среди болот. Ехать по ней в это время было невозможно. Третья вела на трассу, соединяющую Остров с Брестом. Если Покровский повернет на юг, то неизбежно проследует через Остров. Это равносильно поездке через Грибовичи. Следовательно, оставался один-единственный путь — на север, в Белоруссию. Недалеко от Пищи дорога разделялась. Один путь вел к Бресту через Пищу. Проезд через это село исключался по тем же причинам, что и через Остров и Грибовичи. Наиболее выгодным направлением для Покровского был Брест. На этой дороге была масса съездов. Кроме того, сам полуразрушенный Брест представлял немало возможностей, чтобы затеряться в нем, пополнить запасы необходимыми вещами. Однако Покровский прекрасно понимал, что его предположения будут анализироваться и, разумеется, преимущество будет отдано Брестскому направлению. Поэтому вероятнее всего он направится по берегу реки.
В дороге он наверняка попытается использовать «лисий маневр». То есть оставит где-нибудь телегу с пожитками и вернется назад, чтобы устроить засаду и подстрелить меня. Устроить ее легче всего на узкой дороге вдоль реки. Тем более, что на песчаном грунте хорошо видны следы проехавшей телеги. Видя их, преследователь, как правило, теряет осторожность, и это Покровский несомненно учтет. Где он устроит засаду? Маловероятно, что неподалеку от Пищи. Его выстрел будет услышан. Значит — где-то дальше.
От размышлений меня оторвал Виктор. Он пришел с автоматом и вещевым мешком.
— Ты куда?
Он поставил автомат в угол и сбросил вещевой мешок.
— Туда же, куда и ты.
— Это исключено!
— Знаешь, у меня свои счеты с Покровским. Не забывай, что я был у него в плену почти год. Потом Беата — подруга моей жены и вообще…
— Что вообще?
— Я не собираюсь спрашивать твоего разрешения. Ты теперь — частное лицо! Пойми, мне это не менее важно, чем тебе. Ты хочешь заслужить прощение сына, а я — людей. Если я убью Покровского, они забудут мою вину перед ними.
— Они уже забыли.
— Но не я!
Я посмотрел ему в глаза и понял, что переубедить его будет невозможно. Но тогда менялись условия «игры», по которым я должен был встретиться с Покровским один на один.
Я расстелил на столе карту.
— Как ты думаешь, куда он направится?
Виктор некоторое время молча изучал карту, потом решительно ткнул пальцем в кружок, обозначающий Брест.
— Только сюда!
— Да, — согласился я, — это наиболее вероятно. А что ты думаешь об этой дороге? — указал я на тропу, идущую вдоль Припяти.
Виктор проследил ее направление и неохотно признал:
— Вполне возможно. Хотя вряд ли…
— Почему?
— Километров сто нет съездов. А по тропинкам телега не пройдет.
— Хорошо! Но нам не стоит отправляться вместе. Надо, чтобы каждый выбрал себе дорогу. Тогда он не ускользнет.
— Я выбираю Брестское направление.
— Пусть будет по-твоему, — стараясь сдержать радость, согласился я. — Тогда ты бери мой фургон с припасами, а я поеду верхом. Думаю, что на лесной дороге фургон будет менее пригоден.
У меня созрел план, в который я не хотел посвящать Виктора.
— Смотри, — на всякий случай предупредил я его, — не попадись на «лисью петлю». И, когда будешь проезжать развилку дорог, не высовывайся из фургона. Стрелять Покровский здесь не решится, но может из засады проследить, куда ты направляешься. Не надо, чтобы он знал, что это ты. Отправляйся утром, а я часа на два задержусь. У меня еще есть дела.
После ухода Виктора я написал записку Кандыбе и попросил Евгению передать ее через три дня. Я написал, чтобы тот послал верховых вернуть Виктора, так как к этому времени Покровский уже будет убит.
Глава ХL
В ЛЕСАХ
Дождавшись отъезда Виктора, я оседлал коня, перекинул через седло переметную суму с четырехдневным запасом еды, сунул туда три магазина к автомату, несколько обойм к винтовке и, пользуясь тем, что все еще спали, тихо поехал по дороге, ведущей на север.
Было пять часов утра. Виктор уехал в четыре. Я бросил прощальный взгляд на свой дом и увидел, что в одном из окон на втором этаже зажегся свет. Я пришпорил коня и быстро углубился в лес. Дальше дорога кончалась. На север вели едва заметные тропки, которые, петляя из стороны в сторону, обходили болота. По ним давно никто не ездил и не ходил, и они постепенно зарастали травою и подлеском.
В лесу было пока темно. Еще лет десять назад в нем в это время царила тишина. Теперь лес был наполнен шорохами и какими-то загадочными вздохами. Он казался единым огромным организмом. Ощущение было такое, что он дышит и ворочается во сне, словно сказочный великан перед пробуждением.
Боясь потерять едва заметную тропу, я остановился, решив подождать рассвета. Было прохладно. Я вытащил из-под седла теплый ватник и оделся. Солнце еще не взошло, но, как бы предвещая его восход, резко вскрикнула птица, затем другая, ей ответила третья и вскоре все потонуло в птичьем гаме, который заглушил все остальные шумы. Стало светлее. Я взял коня под уздцы и пошел по тропе.
Прошло еще полчаса. Стало совсем светло. Тропа привела меня на поляну, где расположилось стадо зубров. Огромный бык повернул голову в мою сторону и угрожающе взмахнул хвостом. В этих случаях надо не останавливаться, а продолжать медленно идти, не обращая на него внимания. Любые другие движения, остановка или изменение направления могут привести быка в ярость. К счастью, стадо не загораживало тропу, и я спокойно прошел, провожаемый тяжелым взглядом вожака.
Вскоре я вышел, как и предполагал, к небольшому лесному озеру, сплошь усеянному утками и гусями. Мое появление было встречено тревожным гоготом, птицы еще не позабыли свой извечный страх перед человеком и подняли суматоху. Лебеди, впрочем, отреагировали на мое появление спокойно. Сказывалось то, что уже давно человек не обижал эту прекрасную белоснежную птицу. Их с каждым годом становилось все больше и больше. Гуси появились только года три назад и еще не решались селиться вблизи жилья. Во всяком случае, у нас на озерах их пока не было. Зато диких уток расплодилось великое множество.
