Пер Валё - Безжалостное небо
Что такое?! Снова пополз вниз? Остановись, кретин! Куда там, катится вниз, вниз, вот он уже в самом низу. Плевать, лишь бы удержаться! Миленькие буквы, заклинаю вас, только не шевелитесь!
— Передача сведений заканчивается, — мгновенно охладил страсти чей-то негромкий тенор, — сейчас поступит окончательный список.
А буквы его фамилии все никак не успокаиваются, они то ползут вверх, то возвращаются, подпрыгивают и снова падают вниз.
Наступили последние минуты сражения. На табло возникла чья-то длиннейшая фамилия. Она прорвалась на самый верх и возглавила список — это по меньшей мере сын помощника министра. Эроальдо все еще держался на предпоследнем месте. Внезапно экран дрогнул: красные буквы замелькали в безумном вихре, словно пляшущие светлячки, потом разом потухли, и вот уже на экране засветились имена победителей.
Пунцовый от волнения, Эроальдо бросился искать свою фамилию: ее не было, не было! О гнусный, лживый робот! Он бессильно опустился на стул. Кто-то несколько раз больно хлопнул его по щеке. Эроальдо очнулся и протянул руку к экрану:
— Я был там… до самого конца… Банкони Эроальдо, предпоследний ряд… Это несправедливо! — и он всхлипнул.
Чья-то рука грубо встряхнула его, и незнакомый голос прошипел прямо в ухо:
— Что вы хнычете? Связи везде помогают. Можете полюбоваться своей драгоценной фамилией, Банкони Эроальдо. Победителей разместили в алфавитном порядке.
Эроальдо вырвался и подбежал к экрану. Верно, все верно: в восемнадцатой строке стояла его фамилия! Он почувствовал себя выжатым, словно губка. С вымученной улыбкой, вперив неподвижный взгляд в пустоту, он на негнущихся ногах пошел к выходу, но тут его словно током ударило. Что случилось? Опять ошибка? Нет!
— Банкони Эроальдо, получите назначение, — произнес монотонный голос робота.
Милый робот, ну, конечно, я обязан пройти непременную церемонию улыбок и рукопожатий. Теперь я преподаватель средней школы и должен держаться с достоинством: аккуратная прическа, уверенная походка. Пора научиться ходить неторопливо, выпятив живот, а не зад, как он это делал раньше, в начале карьеры.
И он торжественно пожал руку председателю комиссии. Тот пробормотал:
— У вас, уважаемый синьор Банкони, явная склонность к педагогике.
“Милый робот, отныне будущее принадлежит мне! О Лидия, моя наделенная даром телепатии жена, о поезд, о метро, о дом, о поцелуи, о любовь!”
— Какое у тебя впечатление от экзаменов? — много позже спросила жена.
— В общем вопросы были несложные, правда, слегка придрались на крестовых походах…
— А что это такое — крестовые походы?
— Я тебе потом расскажу, любимая.
— О них, верно, в школе никто и не слыхал, — и она удовлетворенно засмеялась.
Коллеги Эроальдо отчаянно ему завидовали, но делали вид, будто радуются его успеху. Заведующая учебным сектором, недовольная тем, что придется подыскивать другого преподавателя, хранила хмурое молчание, а технический директор сунул ему в руки тетрадь пропуска уроков, чтобы взыскать с него какую-то сумму. Только директор школы встретил его тепло и неофициально.
— С таким руководителем, как вы… — начал было Эроальдо.
— У вас есть хватка, дорогой мой. Мне обо всем рассказали. Разумеется, я всегда к вашим услугам. Мы, педагоги, должны объединиться против машинного обучения.
— Конечно, конечно… — повторял Эроальдо, ошеломленный быстротой, с какой распространяются новости: ох уж эти вездесущие фотоэлементы!
— Теперь, когда мы остались одни, — продолжал директор, нам предстоит разрешить один запутанный вопрос… Что будем делать с Моранини?
— Опять этот Моранини! — вспылил Эроальдо, но тут же нерешительно добавил: — Разве семья не согласна забрать его из школы?
— Нет. Отец только рассмеялся, когда я рассказал ему о тетради. Высокое же гражданское сознание у этого синьора! Некоторые господа беззастенчиво пользуются тем, что не хватает квалифицированных специалистов, особенно в области атомной физики. Увы, мы вынуждены с этим считаться. Вы сами убедитесь, какие лентяи учатся в средней школе; к счастью, вы настоящий педагог. Мне дали понять, что дело Моранини лучше спустить на тормозах.
— Но как же Устав?..
— Нужно постичь дух закона, а не букву, — назидательно сказал директор. — Кто знает, вдруг этот Моранини поэт? Читайте, читайте.
— Поэт?!
Эроальдо взял крамольную тетрадь, которую директор сунул ему в руки. Вынув закладку, он прочитал: “Я купался в море, а не в школьном бассейне…”
— Не может быть! Его отец-ученый и прекрасно знает, что море — источник микробов. Ему бы никогда не позволили!
— Вот именно. Это фантазия: Моранини поэтически оживляет воспоминания предков. Ему нравятся стихи Леопарди, которые он вычитал в нелепых книгах, отпечатанных на бумаге. В своем дневнике он пишет всякую чушь; но отец не обращает на это никакого внимания. А раз он доволен, мы не имеем права вмешиваться. Семья для нас священна. Мы предупредили родителей и тем самым выполнили свой долг.
— Леопарди… — вслух подумал Эроальдо. — Ему нравится Леопарди. Хороший признак. Это был великий поэт-фантаст. — И он снова ощутил благодарность к поэту, который помог ему выдержать конкурс.
Директор очень удивился, но внешне остался невозмутимым.
— Да, таковы, кажется, нынешние воззрения критики. У меня, увы, нет времени заниматься литературой. Вы сами скоро убедитесь, что мы должны быть в курсе всех последних достижений науки и техники. Фантабиопедагогика, фантапедагогическая наука или парапедагогика — вот главные проблемы современности! Впрочем, вы на собственном опыте узнаете… Так как же нам поступить с Моранини?
Эроальдо вертел тетрадь, тщетно пытаясь найти выход из положения. “А что, если применить к Моранини принципы эстетики Кампоформа?” Так, посмотрим! Тетрадь могла бы быть выражением фантареализма. В результате школьного конфликта в ученике Моранини пробудилось чувство коллективного подсознания.
— Ну, конечно, в таком случае можно применить фантапсихоаналитическую теорию! — воскликнул Эроальдо. — У мальчика обострился процесс самобичевания… и вот появилась эта тетрадь, что явно противоречит Уставу.
— Чудесно, синьор Банкони, чудесно! Я и не знал, что вы столь сведущи в фантапедагогике. Председатель комиссии был прав. Вас ждет блестящее будущее. Идите, мой друг, поговорите с Моранини и постарайтесь просветить коллег в вопросах фантапедагогики…
Итак, сам того не замечая, он стал пользоваться в школе не меньшим авторитетом, чем директор. Какая блистательная карьера открылась перед ним! О, Моранини, ты тоже оказался орудием моей судьбы!
А может быть, — тут он остановился и удивленно посмотрел вдаль, — может быть, это я сам творец своего будущего?
Лино Альдани
Луна двадцати рук
— Дэвид Портленд, к доске! — сказал учитель Круппен, оторвавшись от классного журнала.
Дэвид зачем-то отодвинул книги и тетради и наконец вылез из-за парты.
— Ты выучил урок по астрономии?
— Конечно, господин учитель.
— Отлично. Скажи, сколько естественных спутников у планеты Сатурн?
— Десять, господни учитель.
— Хорошо. Назови их и укажи в хронологическом порядке, когда они были открыты.
— Титан, — неуверенно начал перечислять Дэвид, — Япет, Рея, Диона, Тефия, Энцелад, Мимас, Гиперион… — Тут он запнулся и, покраснев от напряжения, уставился на носки ботинок.
— Так, дальше, — подбодрил его учитель. — Недостает еще двух: Феба и?..
— Феба и Темпе.
— Верно. Ну, а теперь второй вопрос. Как иначе называют Титан?
— Титан? Его называют “Луной двадцати рук”.
— Объясни, почему?
— Не знаю, господин учитель.
— А должен был бы знать, Дэвид, — с упреком сказал учитель. — Я задал на сегодня прочитать отрывок из приложения к учебнику. Если бы ты его прочел, то мог бы ответить на мой вопрос.
— Да, господин учитель, но я… не стал его читать.
— Почему же?
Дэвид Портленд заколебался, по потом вскинул глаза на учителя и выпалил:
— Потому что я не люблю астрономию.
В классе стало необычно тихо. Изумленные взгляды учеников словно были прикованы к лицу Дэвида. Учитель Крупней снисходительно улыбнулся.
— Да, не люблю, — осмелев, повторил Дэвид. — Терпеть ее не могу. И потом… зачем она мне, эта астрономия? Космонавтом я стать не собираюсь. Я хочу быть хирургом, как и мой отец. И не на какой-нибудь планете, а здесь, на Земле.
Учитель снова улыбнулся:
— Не рано ли ты выбрал себе профессию? Вдруг передумаешь?
Дэвид немного растерялся. Под пристальным взглядом учителя он прикрыл ладонью глаза.
