Александр Казанцев - Озарение Нострадамуса
— Чего уставился, подполковник? — усмехнулся тот. — Что я, твоих погон не видал. Это ведь не бобровая шапка. Ту я в карты проиграл. А вот что ты натворил, что здесь ночуешь?
— Не твоего ума дело.
— Фу-ты ну-ты… Какая фанаберия барская! В одном месте сидим, значит, одной веревкой повязаны. Срок, может, и разный будет — об этом говорить рано. А сейчас здесь помалкивай больше, хоть ты подполковник, хоть «енерал», — посоветовал «рецидивист».
Дверь открыл милиционер и позвал старшего Рысина к начальнику отделения милиции.
Это был майор с усталым и сердитым скуластым лицом. Он не посмотрел на вошедших, углубившись в рапорт старшего лейтенанта.
Подполковник Рысин уселся напротив него без приглашения.
Майор поднял на него умные, чуть насмешливые глаза:
— Сидите, сидите, подполковник. Сейчас разберемся.
— Я хочу подать рапорт о поседении в моем доме вашего сотрудника, который позволил себе оскорбление граждан, в квартиру которых он вломился.
— Пишите, — протянул ему бумагу майор. — И в этом же рапорте дайте свое объяснение, каким образом оказалось в вашем доме столько боевого оружия, без охраны и, как я понимаю, письменного разрешения на его хранение. Я подожду, пока напишете.
Он нажал кнопку звонка на столе и сказал появившемуся в дверях милиционеру.
— Мальчика, что в школе стрелял, — в детскую комнату, к лейтенанту Смородиновой. Я ей поручил вести дознание.
Рысин при этих словах встрепенулся, отодвинул недописанную бумагу:
— Товарищ майор! Поскольку сын мой несовершеннолетний, то я прошу вашего разрешения присутствовать при его допросе. Это не противоречит законности?
— Нет, мы родителей по мере возможности сами вызываем в таких случаях. Не всегда, правда, они находятся…
— Служба госбезопасности будет благодарна вам, — пообещал Рысин.
— За что же? — удивился майор. — Я выполняю свои служебные обязанности, установленные для моей должности МВД.
— Ну, это службы родственные.
— Идите, подполковник, вас проводят в детскую комнату, — прервал этот разговор майор.
Рысин вышел из кабинета начальника без сопровождения конвойного, вошел без стука в указанную дверь и увидел своего сына, сидящего напротив миловидной девушки в милицейской форме.
— С разрешения начальника явился присутствовать при вашей беседе с моим сыном, Михаилом Рысиным, — отрекомендовался он.
— Здесь идет не беседа, а допрос, — поправила девушка-лейтенант, строго взглянув на подполковника.
Девушка не оказала вошедшему никакого почтения, даже не встала при появлении старшего по званию. Это не понравилось Рысину-старшему. Он почувствовал в этом предвзятость лейтенанта Смородиновой, тем не менее промолчал, отодвинул стул и без разрешения уселся рядом с сыном.
— Продолжим, — сказала следователь, придвигая начатый лист протокола допроса.
Вопросы, задаваемые Мише, в основном были те же, какие задавал старший лейтенант при задержании. Только теперь все ответы фиксировались в протоколе.
После очередного вопроса Рысин-отец счел нужным вмешаться:
— Я подполковник госбезопасности, госпожа лейтенант. И я не допущу ни личного оскорбления, ни запугивания моего сына, с которым вы обращаетесь недопустимо, игнорируя истинное объяснение случившегося как несчастный случай.
— Для этого нужно объяснить несчастным случаем возможность доступа Михаила к незаконно хранящейся коллекции оружия в вашем доме. И то, что сын ваш взял из нее заряженный пистолет, расхаживая с ним по улице, принес в школу, где в момент выстрела дуло оружия оказалось направленным в группу детей. Да?
— Он просто показывал им, как нужно целиться, этот жест у любого мальчишки в крови. Посмотрите на малышей детсадовского возраста, они с игрушечным оружием ведут себя точно так же. Это я вам говорю не как простой гражданин, а как военный, подполковник.
— Подполковник тоже должен быть в первую очередь гражданином… Произошло убийство двух школьников в результате того, что сын ваш нажимал курок отнюдь не игрушечного пистолета, настоящего боевого заряженного оружия, сняв его с предохранителя! И об этом вам не следует забывать…
— Я протестую, лейтенант! Вместо дознания вы пытаетесь психологически воздействовать на склонного к нервному срыву ребенка, — возмущенным голосом прервал ее Рысин.
— Я допрашиваю не вас, гражданин Рысин. По вашему делу назначен другой следователь. Потому эти ваши замечания в протокол не будут заноситься. А признание вашей версии о несчастном случае или нервном срыве — дело дальнейшего расследования происшедшего, — спокойным голосом
ответила следователь.
Видя бесполезность своих возражений, подполковник сказал:
— Позвольте мне соединиться по телефону с шефом контрразведки Степашиным.
— Не пытайтесь оказывать давление на следствие, — предупредила его следователь. — Кроме того, служебным телефоном пользоваться в личных целях не разрешено. А так как вы не умеете вести себя спокойно при допросе, то я вынуждена отправить вас обратно в камеру.
Она нажала кнопку звонка и приказала вошедшему конвоиру:
— Отведите задержанного в камеру предварительного заключения.
— Я не уйду без сына, — озираясь на дверь, сказал Рысин.
— Он подпишет протокол и вернется к вам в камеру.
— Но он несовершеннолетний и не может отвечать за свои поступки как взрослый, — за последнюю соломинку схватился Рысин-отец.
Лейтенант обратилась к Мише:
— Ты уже получил паспорт?
— В прошлом году, — понуро ответил он.
— Когда в армию?
— На будущий год.
— Как видите, гражданин Рысин, хоть я, конечно, понимаю отцовские чувства, но сыну вашему уже пора отвечать самому за свои поступки.
— Я буду жаловаться на вас. Не место таким людям, как вы. в этой комнате, где должны оберегать детей, а не калечить их психику.
— Да, но мы должны оберегать и тех детей, на которых может быть направлено заряженное оружие такого «ребенка» предпризывного возраста, как ваш сын. И поздно теперь уже оберегать тех, которые погибли от пули, выпущенной из вашего пистолета… Отведите гражданина, — обратилась она к ожидавшему милиционеру, — и дайте ему вот этот лист бумаги для фиксирования всех его жалоб.
Рысин готов был взорваться от гнева и возмущения, а следователь продолжала допрос:
— Как случилось, Миша, что в руки к тебе попал отцовский пистолет?
— Я знал, где он лежит, и взял.
— Зачем?
— Чтобы при мне был. И ребятам показать.
— А, показывая, ты целился.
— Нет, не в тех, а в других, что в сторонке стояли.
— Значит, ты выстрелил не в тех, кому показывал оружие, — подвела итог следователь.
— Я не стрелял, — испуганно сказал Миша.
— Кто же выстрелил в мальчиков?
— Пистолет сам выстрелил…
— Но ты снял его с предохранителя?
— Я просто показал, как это делается.
— Ты не понимал, что при снятом предохранителе выстрел последует при малейшем прикосновении к спуску курка?
— Не знал я этого. Не понимаю, как все получилось. Я никогда не стрелял из настоящего пистолета, только по телику видел…
Подполковник Рысин деланно держался за сердце, шагая не перед, а рядом с сопровождавшим его милиционером. Когда закрывали за ним дверь камеры, он крикнул:
— Доложите начальнику, что я настаиваю на разговоре с ним.
Миша явился в камеру заплаканный, а негодующий отец, увидев его, закричал:
— Тебя били? Била эта предвзятая, купленная стерва в погонах!..
— Но горячись, папаша, — приподнялся на нарах «рецидивист». — Ты еще не знаешь, как бьют. Слезами не отделаешься… Нешто битые так выглядят?
Рысин, не слушая его, стучал в дверь, требуя отвести его к начальнику.
Наконец его опять повели в кабинет к майору.
Жена Рысина времени даром не теряла, и ее бурная деятельность выражалась непрерывными звонками телефона в кабинете майора. Тот уже устал от непрерывных разговоров по делу этих Рысиных. Кто только не вмешивался в это дело, не говоря уже о газетчиках, которые с утра уже пытались проскочить на прием. Звонки были и посерьезнее… И когда Рысин старший вошел в кабинет, держа в руке исписанный лист бумаги, майор, приняв от него жалобу и объяснения, предложил ему сесть, сказав при этом:
— Мера пресечения вам и вашему сыну изменена на подписку о невыезде. Вот здесь напишите ее за себя и за вашего несовершеннолетнего сына…
— А как же моя жалоба на следователя, которая и слушать не хотела о несчастном случае и позволяла себе оскорбительные высказывания?
— Следствие переходит к следователю прокуратуры. В детской комнате милиции вашим сыном больше заниматься не будут, — устало сказал майор.
Дома подполковник и его жена жадно просматривали утренние газеты. Во всех был материал, посвященный жуткому случаю, происшедшему в школе, но… почти все объясняли это убийство несчастным случаем и нервным срывом подростка.
