Владислав Стрелков - Случайный билет в детство
И вдруг из всех вопросов выделился один – как я смог с одного удара вырубить взрослого мужика?
Ответил бы, да боюсь, что грубо получится. Просто буркнул:
– Не помню. – Пусть что хотят, то и думают.
Вновь загалдели, но Мокашов громко пресек все вопросы:
– Тихо, мужики!
Подтолкнул меня прочь от лавок.
– С Запашным беседовал? – спросил он тихо, когда мы отошли подальше.
– Да.
– И что?
Я пожал плечами:
– Ничего. Отдыхай, сказал, и ни о чем не беспокойся.
– Это хорошо, – кивнул Мокашов.
– Хорошо-то хорошо, но не понятно – почему меня не будут привлекать в качестве свидетеля?
– А что тут непонятно? – пожал плечами участковый. – Все как раз ясно. Просто Громины не по одному делу проходят, и у ОБХСС, и у чекистов… а тут…
Вдруг Мокашов нервно оглянулся и, чертыхнувшись, закусил губу.
М-да, действительно – каша. Только заварил её вовсе не я. Так, приправа с горечью…
Настроение испортилось.
– Я пойду, дядь Юр. Устал.
– Конечно, иди! А я… – он замялся и махнул рукой, – впрочем, все мы тут виноваты. Ты иди, отдыхай. И если что… мы все поможем, только скажи.
Кивнул и, пройдя мимо спорящих мужиков, вошел в подъезд. Следом за мной проскользнул Расулов, а Олега задержал у лавки отец.
– Слышал? – кивнул за спину Ильяс, когда мы начали подниматься по лестнице.
– Что?
– О чем мужики говорят.
– Слышал.
Своим появлением я возобновил начатый ими когда-то спор. Не мне их судить. И прав Мокашов – все виноваты…
На втором этаже Расулов остановился у двери Косена Ержановича.
– Ну что, до завтра?
– До завтра.
– Не забывай, в десять ждать буду, а может, за тобой зайти?
– Не стоит. Сам приду. – Я, пожав руку, направился по лестнице дальше, а Расулов нажал на звонок…
Дома случился небольшой переполох. Как оказалось, родители уже собирались поехать ко мне в больницу, а тут я сам явился.
– Хоть бы позвонил. – Прижала меня к себе мама.
– Извини, совсем забыл. – Странно – я помню множество сотовых номеров, даже все служебные, а этот номер телефона, стыдно признаться, забыл.
– Не удивительно, – кивнул отец, – зато сюрприз вышел.
Первым делом я снял все повязки и пошел в ванную.
Перед тем как включить воду, рассматривал себя в зеркало – китаец, но выздоравливающий. Немного построил сам себе рожи – жуть какая. Поскорее бы все сошло, а то гулять придется на балконе.
Включил воду, теплую пока, постоял немного под тугими струями, затем закрыл кран с горячей водой… чуть из ванны не выпрыгнул. Контрастный душ – это очень полезно, но к таким перепадам нужно привыкать постепенно, а то не дай бог заболею некстати. Только вышел из ванной, как меня из кухни окликнула мама:
– Да, Сереж, час назад Гена Ким заходил, спрашивал – когда тебя выпишут.
– Хорошо, мам, я понял.
Это значит только одно. Генка предупреждал – скоро у него выход в горы, и он с собой всегда берет гитару. И прежде чем я отнесу её Генке, надо сделать одно дело. Зашел в свою комнату, из стола достал тетрадь и вырвал чистый листок. Сверху написал – «Сны войны», а ниже весь текст сочиненной песни. Потом, прихватив инструмент, вышел в коридор.
– Ты куда? – выглянула из кухни мама. – Сейчас есть будем.
– Я к Киму, ненадолго.
Двери наших квартир находились рядом. Протянул руку и нажал на звонок. Из-за двери слышались голоса и музыка. Магнитофон, наверное, слушает? Нет, это не магнитофон – играли на гитаре. Мелодия была незнакома, я прислушался, но тут дверь распахнулась.
– Серега?! – удивился Ким.
– Привет, Ген, я к тебе, гитару вот несу.
– А что, наигрался уже? – и, спохватившись, отступил. – Ты проходи-проходи. Вот ребята обрадуются!
Что за ребята гостят у Генки, стало ясно в комнате. У Кима собрался почти весь состав «Палитры», не хватало только Андрея-ударника. Кроме того, на диване рядом с Григорьевым сидела Елена Михайловна.
– Смотрите, кто пришел! – сказал Ким и подтолкнул меня: – Проходи, Серег.
– Здрасть! – поздоровался я.
– О-о-о! – Все разом встали, но Витя, отложив гитару, шагнул ко мне первым.
– Здорово, боец! – он схватил мою руку, но увидев на ней ссадины, сильно жать не стал.
Елена Михайловна подошла следом и коснулась моей желтоватой щеки.
– Как же так, Сергей? Неужели так необходимо драться?
– Так было надо, Елена Михайловна.
– Эх, мужчины… – и Щупко со вздохом села на диван.
– Здравствуй, Сережа, – кивнула Надя, – а что у тебя с голосом?
– Горло. Болит немного.
– Это пройдет, – уверенно сказала Надя, – у меня уже прошло.
– Конечно, – согласился я, однако подумал – вряд ли я «Скучаю» по-прежнему спою, того голоса уже не будет.
Поздоровался с Алексеем и, наконец, протянул инструмент Генке.
– Спасибо.
Генка взял гитару и переглянулся с Витей.
– Мы… – начали было разом Ким и Григорьев, вновь переглянулись, затем Витя сказал, – я вот решил свою гитару тебе подарить, и вдруг узнаю, что Гена свою тебе уже дал…
– Ненадолго, – уточнил я.
– Ну, дружище! – укоризненно посмотрел Витя.
Генка виновато пожал плечами, а Григорьев поднялся, взял у меня инструмент Кима и вручил хозяину.
– Так как у тебя она в единственном экземпляре, то в поход пойдешь со своей, а у Сергея будет вот эта. – И Витя протянул свою гитару мне.
– Спасибо, – я от неожиданности выставил руки перед собой, – не стоит…
– Бери, пока дают, – строго сказал Григорьев.
– Не волнуйся, Сережа, – улыбнулась Елена Михайловна, – у Витюши еще две есть.
Я взял гитару, взял пару аккордов. Гитара звучала изумительно. Кстати!
– А что за мелодию вы тут играли?
– Да так… – вдруг смутился Григорьев, – вариации на свободную тему.
– Засмущался-то! – улыбнулась Надя, затем повернулась ко мне. – Это мы песню сочиняем. Витя играет, а мы стихи пытаемся сложить.
– И как, выходит? – спросил я.
– С середины-наполовину, – поморщился Григорьев. – Трудно писать стихи на готовую мелодию.
«Ага, – подумал я. – обычно наоборот, сначала стихи, потом мелодия». И попросил:
– Наиграй-ка.
Витя взял гитару у Кима и начал играть.
Слушал, чуть прикрыв глаза. Очень красивая мелодия…
– Стой, – остановил я Григорьева, – Начни-ка сначала.
Витя удивленно поднял брови, но вопросов задавать не стал. Остальные тоже промолчали, заинтересовавшись. Дело в том, что есть у меня стихи, которые написаны давно, даже на музыку когда-то наложить пытался, но не получалось, и я оставил это дело, зато сейчас…
Вновь звучит музыка, а я отбиваю такт, про себя пропевая куплет. А что, нормально получится!
Опять попросил начать заново, и сам приготовил гитару. Витя проиграл маленькое вступление, я подхватил мелодию своей гитарой и, чтобы не захрипеть, тихо запел:
Мы были разные с тобой.
Из часа в час, из года в год.
Я тень, рожденная луной,
Ты греешь солнцем небосвод.
Все вокруг оживленно задвигались. У Нади в руках появилась нотная тетрадь, в которую она начала быстро записывать слова песни.
Бывает раз за сотни лет,
Сошлись светила среди дня,
Луны и солнца слился свет,
И ты увидела меня…
Мне играть было больно, пальцы плохо слушались, но я терпел.
С небес ты ангелом сошла,
К тому, что тенью был рожден.
Любовь ко мне тебя вела,
А я был грустью утомлен.
Боль в пальцах стала невыносимой, и, видя, что мне играть трудно, Ким отобрал у меня гитару.
Ты согревала душу мне,
А я тебя не замечал,
Ты приходила и во сне,
А сны я сразу забывал.
Твоих трудов я не ценил,
Твою заботу отвергал.
Печаль свою запоем пил.
Чего искал и сам не знал.
Елена Михайловна начала раскачиваться в такт мелодии. Заметив, что я на неё смотрю, улыбнулась и подмигнула.
Я говорил тебе – люблю,
Но от любви своей бежал.
Свободу я ценил свою,
И вдруг… тебя я потерял.
Ушла ты в утренний туман,
Опала чистою росой.
Взлетела в синий океан,
Исчезнув высохшей слезой.
И сердце сжалось от тоски.
За лед в груди себя коря,
Прося прощенья у любви,
Везде я стал искать тебя.
Надя уже не успевала записывать слова. Алексей принялся ей помогать.
Взлетая к синим небесам,
Среди полей, болот, лесов,
Горячим ветром по горам,
Искал тебя средь облаков.
Горел звездой, горел огнем,
Но тщетны поиски мои,
Под ярким солнечным лучом,
Мне лунной тени не найти.
Остался в небе я звездой,
Все тени отгоняя прочь,
Лишь стоит солнцем мне взойти,
Уходишь ты в седую ночь.
И вот опять из года в год,
Мы замыкаем круг земной:
Я грею солнцем небосвод.
Ты – тень, рожденная луной.
Когда песня закончилась, я оглядел присутствующих.
