Кори Доктороу - Младший брат
— Мне что же — придется торчать здесь несколько месяцев?
Барбара взяла меня за обе руки.
— Нет, надеюсь, мы очень скоро добьемся, чтобы твое дело заслушал суд и освободил тебя под залог. Но «очень скоро» — понятие относительное. Вряд ли это удастся сделать уже сегодня. Но условия содержания под стражей, конечно же, изменятся — тебя будут нормально кормить, разрешат видеться с родными, и никаких зверств и допросов. ДНБ здесь больше не командует, но это не означает, что ты можешь спокойно отправляться домой. Пока мы лишь избавились от установленной здесь порочной версии правосудия и восстановили старую систему — с судьями, защитниками и открытыми судебными процессами. Мы, конечно, можем похлопотать, чтоб тебя перевели в исправительную колонию для несовершеннолетних, но, Маркус, там настоящий дурдом, поверь мне. Лучше побудь здесь, пока мы не освободим тебя под залог.
Да, конечно. Меня можно освободить только под залог. Я же преступник. Правда, мне еще не предъявили обвинение, но у них за этим дело не станет. О правительстве — как о покойнике: либо хорошо, либо ничего — иначе рискуешь оказаться вне закона.
Барбара, продолжая держать меня за руки, крепко пожала их.
— Неприятно, конечно, но деваться некуда, таков порядок. Главное, все кончено. Губернатор вышвырнул ДНБ из Калифорнии, а в Сан-Франциско ликвидированы все контрольно-пропускные пункты. Генеральный прокурор штата подписал ордера на арест всех сотрудников правоохранительных органов, участвовавших в допросах «стрессовыми методами» и противозаконных лишениях свободы. Их посадят, Маркус, посадят благодаря тому, что ты сделал.
Я сидел, будто в ступоре, едва понимая значение слов Барбары. Да, вроде бы все кончено, однако ничего не кончено.
— Послушай, — попыталась растормошить меня Барбара. — У нас, возможно, есть час-другой, пока здесь все уляжется, и тебя снова посадят под замок. Чего бы тебе сейчас хотелось? Может, прогуляться у моря? Или поесть? У них тут невероятная столовая, просто рай для гурманов — я во время рейда видела.
Наконец-то я услышал вопрос, на который мог ответить.
— Я хочу разыскать Энджи. Я хочу разыскать Даррела.
Я попытался использовать их компьютер, чтоб посмотреть номера камер, но без пароля не получилось. Пришлось просто ходить по коридорам, выкрикивая имена. Из-за дверей камер кричали в ответ, плакали, умоляли выпустить. Никто из заключенных не знал, что произошло несколько минут назад, не видел, как бывших тюремщиков уводили в наручниках под конвоем спецназовцев полиции штата.
— Энджи! — выкрикивал я поверх разноголосицы в тюремном коридоре. — Энджи Карвелли! Даррел Гловер! Это я, Маркус!
Мы с Барбарой обошли все тюремное здание, но они так и не отозвались. Мне хотелось плакать от отчаяния. Ясно, их увезли — может, в Сирию или еще подальше. Нам никогда больше не встретиться.
Я прислонился спиной к стене коридора, сполз на корточки и закрыл лицо обеими руками. Мне вспомнилась дама с топорной стрижкой, ее самодовольная ухмылка, с которой она выпытывала у меня логин. Это ее рук дело. Ей светит тюрьма, но по мне, так убить ее мало, честное слово! Она этого заслуживает.
— Маркус, вставай! — сказала Барбара. — Рано сдаваться. Надо искать. Мы еще вон там не были.
Действительно, мы прошли мимо всех старых, ржавых дверей, сохранившихся со времени постройки военной базы, но в самом конце коридора находилась еще одна, новая дверь, толстенная, как толковый словарь, и оборудованная супернадежными запорами. Она была приоткрыта; за ней начинался другой, очень темный коридор.
Мы вошли в него и обнаружили четыре запертые камеры без штрихкодов на дверях. Зато на каждой был установлен небольшой электронный замок с прорезью для электронного ключа.
— Даррел! — громко позвал я. — Энджи!
— Маркус?!
Это был голос Энджи, и звучал он из-за дальней двери. Энджи, моя Энджи, мой ангел!
— Энджи! Это я! Это я!
— О господи, Маркус! — Голос за дверью сорвался, и послышались рыдания.
Я принялся барабанить в остальные двери.
— Даррел! Даррел, ты здесь?
— Я здесь. — Голос был очень тихий и очень хриплый. — Я здесь. Пожалуйста, простите меня. Пожалуйста. Простите.
Таким голосом мог говорить только человек… сломленный. Раздавленный.
— Это я, Ди! — сказал я, прижимаясь к двери. — Я, Маркус. Все позади. Охранники арестованы. Департамент национальной безопасности здесь больше не хозяин. Нас ждет открытый, справедливый суд. Мы будем свидетельствовать против них!
— Простите меня, — повторил Даррел. — Пожалуйста, простите.
К нам приблизились полицейские из калифорнийской патрульной службы. Они продолжали обход здания с включенной видеокамерой.
— Что тут происходит, мисс Стрэтфорд? — спросил один из них с поднятым пластиковым забралом на шлеме. Он выглядел, как любой другой коп, и вовсе не казался мне спасителем — скорее, наоборот, того и гляди, повяжет.
— Капитан Санчес, — обратилась к нему Барбара, — мы нашли двух заключенных, представляющих для нас особый интерес. Я прошу их освобождения в моем присутствии, чтобы лично засвидетельствовать, в каком состоянии они находятся.
— Мэм, мы пока не располагаем кодами к этим замкам, — ответил коп.
Барбара подняла руку в протестующем жесте.
— Сэр, у меня личная договоренность с губернатором о моем беспрепятственном доступе ко всем помещениям на территории базы! Мы не сдвинемся с места, пока вы не откроете эти камеры! — Она говорила с твердой и спокойной уверенностью, не оставляющей места возражениям.
На усталом лице капитана появилось недовольное выражение.
— Сейчас разберемся, — пообещал он.
Спустя полчаса копы все-таки смогли с трех попыток отпереть дверные замки, по очереди вставляя в прорези пластиковые пропуска, отобранные у арестованных охранников.
Первой открыли камеру Энджи, оборудованную еще беднее, чем моя: повсюду только мягкая обивка, но нет ни кровати, ни умывальника, ни освещения. Энджи появилась в дверях, моргая ослепленными глазами. На ней был больничный халат, застегивающийся на спине. Полицейская видеокамера тут же направила в лицо Энджи яркий луч, но Барбара сделала шаг вперед и прикрыла ее собой. Энджи неуверенно ступила в коридор и чуть пошатнулась. Она плакала, но не это придавало ее глазам и лицу странное, незнакомое мне выражение.
— Я требовала адвоката, — сказала Энджи, — а они накачали меня наркотиками.
И вот тогда я обнял ее. Энджи бессильно повисла на мне, но, хоть и слабенько, тоже обхватила обеими руками. От нее пахло немытым телом, да и я не благоухал цветочным ароматом, но мне не хотелось выпускать Энджи из своих объятий.
Потом отперли дверь камеры Даррела.
Он изодрал в клочья свой тонкий, как бумага, больничный халат и теперь забился в угол, голый, кое-как прикрываясь руками от видеокамеры и наших изумленных взглядов. Я подбежал к нему.
— Ди! — горячо прошептал я ему на ухо. — Ди, это я, Маркус! Не бойся, охранники арестованы. Теперь все позади. Нас освободят под залог, мы вернемся домой!
Даррел зажмурился, и его стала бить дрожь.
— Простите меня, — прошептал он и отвернулся к стене. После этого коп в бронежилете и Барбара отвели меня в камеру, заперли дверь, и я провел там ночь.
Я не слишком хорошо запомнил, как нас везли в суд. Меня сковали цепью с пятью другими заключенными, намотавшими на Острове Сокровищ гораздо больший срок, чем я. Один — пожилой, неудержимо дрожащий араб; он вообще не говорил по-английски. Остальные — молодые парни, из которых только я был белым. Когда узников собрали на палубе парома, я убедился, что почти у всех у них темная кожа различных оттенков.
Единственная ночь, проведенная мной в тюрьме до отправки, показалась мне слишком долгой. Утро выдалось хмурое, шел мелкий дождик. Очутившись в такую погоду на улице, я обычно сутулюсь и втягиваю голову в плечи, но сегодня я вместе со всеми с удовольствием задрал ее к бескрайнему серому небу и подставил лицо обжигающей сырости, в то время как паром, набирая скорость, нес нас через залив к городской пристани.
Через город нас везли на автобусах. Взбираться по ступенькам в кандалах было неудобно, и погрузка затянулась. Но это никого не беспокоило. Решив нелегкую геометрическую задачку из шести человек, одной цепи и узкого прохода в салоне автобуса, мы просто сидели и балдели, пялясь в окошко улицы на городской пейзаж на склоне горы.
Больше меня всего радовало, что отыскались Даррел и Энджи, но сегодня я их еще не видел. Толпа была огромная, и нам запрещалось перемещаться самостоятельно. Копы из полиции штата, которые нас конвоировали, вели себя достаточно корректно, но все равно это были копы — парни с пушками и в бронежилетах. Мне то и дело мерещилось, что в толпе мелькнул Даррел, но каждый раз это оказывался незнакомец, такой же сломленный и затравленный, каким я увидел своего друга в тюремной камере. Здесь многие не выдержали бесчеловечного обращения.
