Александр Уралов - Псы Господни (Domini Canes)
«Интересно, оно взаправду так было?» — подумала Мёрси, аккуратно сложив листы и кутаясь в куртку. «Да, вроде того, — смущенно ответила Анна у неё в голове. — А ты думала это так… женская проза?». Так странно… Анна же сидела с Ильёй на ступенях! Слышно было, как они тихо переговариваются… и всё же она отвечала Мёрси, уже почти совсем засыпающей, лежащей с закрытыми глазами… и на шее Анны, одетой в красивое платье, поблёскивал крестик, пламенея загадочной капелькой граната…
«Хорошая история!» — сказал подошедший Илья. Палки он нёс на плече. Мёрси обрадовалась, что Илья совсем-совсем здоров! А то болтали, мол, «калека, калека» — чушь какая!
Они плыли в большой красивой лодке… и мама сидела на корме, опустив в воду тонкую красивую руку. «Это моя мама!» — с гордостью сказала Мёрси, а Сашка, весёлый, загорелый и большой, бережно взял маму за руку и повёл её танцевать… и солнце… и музыка…
Мёрси спала, положив ладонь под щёку. Прядь волос упала её на губы, как лёгкий, нежный поцелуй…
Анна, Илья
— «Сатана не боится ни креста, ни молитвы», — задумчиво сказал Илья. — Это правильно сказано, да.
— И что говорит твоя философия, Илья? — спросила Анна. В костерке звонко щёлкнула еловая шишка.
— «Философия торжествует над горестями прошлого и будущего… но горести сегодняшнего дня торжествуют над самой философией». Это Ларошфуко… или Блез Паскаль. Они у меня в одном томе собраны, вот и путаю… — ответил Илья, закуривая.
— А всё-таки?
— А всё-таки, если откровенно, то так оно и должно быть. Это, как талант. Его тоже взаймы не возьмёшь и талисманом не наколдуешь. Теоретически, если ты благодатью Божьей полон, то Сатану можешь и старой шляпой напугать. Во всяком случае, так считается. Однако в церкви благодать эту на время попользоваться не выклянчишь… на период, так сказать, необходимости. Церковь, по моему разумению, место, где проще сосредоточиться… на прямой разговор выйти. Вроде, как телефонные будки междугородней связи…
— А нам-то теперь, как жить? Или всё же взять в церкви иконы? Набрать святой воды? Епитрахиль у попа присвоить и на себя надеть? — горько спросила Анна. — Чем я этого поганца пройму? Как мне молиться, чтобы Бог услышал и помог?
— Молиться, Анечка, разумному человеку можно только о лёгкой и спокойной смерти, — ответил Илья, прикладываясь к фляжке. — Всё остальное не имеет смысла. Если Бог есть, если есть Сатана, если ты действительно разговаривала именно с ним, а не инопланетянином каким-нибудь… то Бог либо на твоей стороне… либо ему по барабану.
— Думаешь, Он равнодушен?
— А почему бы и нет? Он нам свободу воли дал. Вот и иди… вольно и свободно, куда тебя тянет. А Бог появится после твоей смерти и прикинет, куда тебя направить — в облака или в огонь. Такие, вот, у меня на сегодня соображения… — сказал Илья, закрыв глаза. Язык у него уже заплетался.
— Ну, ладно. Пошли спать, а то носом в костёр свалишься. Завтра неизвестно что будет, — поднялась Анна.
— Цветок красивый, — Илья вдруг указал пальцем на ближайшую альпийскую горку.
Пресловутый «красивый цветок», чем-то похожий на распустившуюся лилию на коротком стебле смутно белел в ночи, — казалось, он слабо светится. Анна подошла ближе и осторожно присмотрелась. Илья остался сидеть на ступеньках. Он допивал остатки из фляги…
Цветок действительно светился. В ослепительно белой, болезненно изысканной, будто фарфоровой чашечке цветка вместо тычинок копошились блёкло-розовые обрубки. Они были похожи на мерцающие щупальца кальмара, только толще и… плотояднее. Быстро сплетаясь между собой и вновь расплетаясь, они хищно потянулись к лицу наклонившейся над цветком Анны. Дохнуло тяжёлым смрадом. Из кончиков обрубков-тычинок сочились капли гноя.
«Гадость какая!» — Анна брезгливо поморщилась. Оставлять цветок не хотелось… трогать его — тоже. Анна разогнулась. Постояв, она просто плюнула в чашечку цветка. Тот мгновенно увял и рассыпался в туманную пыльцу, растаявшую между камнями.
— Ничего умнее ты придумать не смог, — презрительно сказала она куда-то в темноту.
* * *Спалось беспокойно.
С улицы то и дело слышались шарканье ног и мерзкие подвывания. Анна то проваливалась в сон, то выныривала из его вязкой глубины.
Сначала ей привиделся муж, сидящий на ступеньке чугунного крылечка. Он нудил: «Куда тебя чёрт понёс? Опять глупостями занимаешься? Женское дело — дом вести, детей растить и на работе бумажки перебирать. На большее ты и не способная. От дурости фантазии твои, да от желания мужиков завлекать. Всё молодую, да умную из себя строишь! Поворачивай обратно, пока не поздно, а то я тебя сам приведу, поняла? Попёрлась куда-то, а мужу на обед холодный борщ жрать приходится!».
Анна — та, прежняя — лепетала в ответ какую-то чушь, что, мол, обед в холодильнике. Надо тебе — достань и согрей, а мне не разорваться между вами всеми…
Голос мужа становится всё злей и громче, изо рта у него вывалился длинный искусанный язык, покрытый щупальцами-обрубками, точь-в-точь тычинки в давешнем цветке.
Анна схватила подводное ружье и выстрелила из него… в нечисть… которая медленно распухла чернильном облаком, стекая по ступенькам и всасываясь под камни альпийской горки.
А под утро ей приснился добродушный сонный Пёс лежащий возле своего киоска. «Где ты был всё это время?» — спросила его Анна.
Пёс почесал лапой за ухом, а потом встал и пошёл вдоль по улице.
Он шёл по следу. Не торопясь, постепенно перейдя на волчью, — упорную, наматывающую многие километры, — трусцу, он шёл по следу Сашки…
…преображаясь в огромного клыкастого зверя со стальным ошейником, усыпанным шипами, тускло поблёскивающими в тумане…
Анна проснулась в твердом убеждении, что идут они в правильном направлении. «Вот хрен вам всем, а не «обратно»!» — подумала она.
Мёрси
— Сволочуга-врач… зачем он сказал мне, что это был мальчик? Чтобы мужа уколоть?.. — пробормотала Анна, укладывая свой рюкзак. Илья курил в соседней комнате, где Сашка собирал тщательно вычищенную двустволку.
— Что говоришь? — переспросила Мёрси, которая только что умылась у офисного кулера и теперь утиралась маленьким пушистым полотенцем с вышитым на нём зайчонком. Это было детское полотенце — «ещё Вовкино», как сказала Анна, когда (давным-давно!) они в первый раз пришли вдвоём на её квартиру…
Вода была холодная, набирать воду в ладошки было неудобно… но это всё-таки были краны! Почти цивилизация! А то всё из кружечки, да из бутылочки… фу!
— Да так, о своём задумалась, — ответила Анна.
Мёрси хотела сходить с ней «под ёлочку», но Анна почему-то сказала ей, что лучше уж воспользоваться офисным туалетом. «Так, ведь, смывать особо нечем?» — удивилась Мёрси. «И хрен с ним. Небось всё не загадим, — ответила Анна, обычно такая аккуратистка. — Не до этого теперь».
Мёрси подумала, что Анна просто не хочет лишний раз выйти в туман, глянула в окно… и тотчас мысленно согласилась с ней. За ночь туман преодолел-таки чугунную ограду и запакостил всю красивую лужайку. Смотреть в окно сегодня было всё равно, что таращиться в экран выключенного телевизора. Нет, конечно, иногда в тумане что-то было видно… но разглядывать то, что там блазнилось, ни у кого не было ни малейшей охоты.
Перекусили нехотя. Есть никому не хотелось — вчера плотно наелись. Выходить на улицу — желания тоже не было. Но Анна торопила:
— Давайте, давайте! Здесь мы всё равно ничего не высидим. Надо идти.
— Есть такое слово — «надо», — закряхтел, вставая, Илья. — Но лучше бы его не было! На х…й оно вообще придумано?.. Саня, помоги мне рюкзак надеть… Мёрси, не забудь ничего. Вон, на столе Анина рукопись всё ещё лежит — не оставь!
Вышли, осторожно открыв дверь… встали на крыльце. Было тихо. Мир обложило влажной ленивой ватой. С крыльца были видны только угольки костра и часть дорожки, теряющейся в молочном ничто.
— Может, устроим пожар? — вдруг спросил Илья. — Взорвём тишину! Спалим банк к чёртовой бабушке! И гордо уйдём отсюда, озарённые пламенем пожара!
— Зачем?! — удивилась Мёрси, а Сашка поёжился.
— Из хулиганских побуждений, как пишут менты в протоколах, — ответил Илья.
Мёрси вспомнился Лёша Волкодав. Илья, похоже сразу же понял, отчего она поёжилась и торопливо сказал:
— Ладно, это ерунда всё! Неудачная шутка. Пошли потихоньку! — и первым заковылял вперёд.
— Пожар — это нехорошо, — тихонько сказал робкий сегодня Сашка и пошёл за Ильёй. — Пожарники куда-то все уехали!
