Джон Бересфорд - Только женщины
Гослинг озабоченный перешел в свой кабинет и послал за переписчицей - толковой и симпатичной барышней, на которой, в числе прочего, лежала и обязанность - и не из самых легких - переводить письма своего начальника на приличный английский язык.
* * *
Гослинг был очень важен в этот день и за завтраком держал себя, как человек, который знает тайну и имеет ценные сведения, но не желает болтать о них направо и налево. Он был слишком хорошо выдрессирован и слишком предан своей фирме для того, чтобы хоть намекнуть кому-нибудь о спекуляциях, задуманных Баркером и Принцем в Германии и Австрии, но когда заговаривали о новой эпидемии, он принимал тон загадочный и авторитетный.
Когда за столом кто-то привел последнюю остроту по этому поводу, с пылу горячей принесенную из Сити и вызвавшую заслуженный общий смех, Гослинг неожиданно скривил губы и, придав своему лицу выражение необычайной серьезности, заметил:
- Но, ведь, это дело серьезное, господа, чрезвычайно серьезное.
И постепенно, из разных; более или менее хорошо осведомленных источников, в Сити пошли слухи, что новая эпидемия штука серьезная и даже очень серьезная. В тот же день к вечеру замечено было легкое падение цен на акции некоторых заводов и фабрик и легкое повышение цен на пшеницу и другие питательные продукты ввоза - что не могло быть объяснено обыкновенными причинами. Догадливость м-ра Баркера еще раз подтвердилась. Еще до пяти часов было послано второе письмо в Денди, с наказом поторопить отъезд агента.
В лоне своей семьи и в тот вечер Гослинг несколько важничал и говорил об экономии. Но его жена и дочери, хоть и делали вид, что заинтересованы темой разговора, тем не менее, остались при убеждении, что глава семьи сумеет использовать с выгодой для себя тревожные слухи.
Как после говорила Милли Бланш, отец всегда сумеет выдумать какой-нибудь предлог, чтобы нe дать им денег на наряды. Пяти фунтов, которые удалось вытянуть от него, не хватило даже на самое необходимое, и девицы обдумывали новый план атаки.
- Нам прямо-таки необходимо как-нибудь раздобыть еще три фунта, - говорила Милли. И Бланш всецело соглашалась с нею.
ЗАПЕРТАЯ ДВЕРЬ.
После известия о новом случае моровой язвы в Берлин, в течение двух суток никаких тревожных сообщений не было, и Максвелл начинал уже жалеть о своих трескучих заголовках, как вдруг известия посыпались, как из мешка. В России они прорвались через цензуру, и агентства сразу наводнили редакции детальнейшими сообщениями. Оказалось, что в восточной России было уже несколько тысяч случаев заболеваний; эпидемия захватила и север, и юг; в Харькове и Ростове люди умирали сотнями; в Петербурге было уже двенадцать случаев заболеваний. Новостей навалило сразу столько, что невозможно было разобраться, которые из них могут быть правдивы и которые, несомненно, ложны.
Утренние газеты отвели все свободное место эпидемии и ради нее даже выбросили кой-какие сообщения, касающиеся сегодняшнего открытия парламента, Но телеграммы, появившиеся в вечерних газетах, оставили в тени все утренние. Сообщалось о новых одиннадцати случаях заболеваний в Берлине, трех в Гамбурге, пяти в Праге и одном в Вене. Но еще важней было известие, что в Москве умерло от этой язвы одно очень высокопоставленное лицо, имевшее все шансы уцелеть, а в Берлине - профессор Шлезингер, известный врач-бактериолог, заразившийся, по-видимому, во время исследования крови первого заболевшего в Берлине.
До тех пор англичане почему-то воображали, что эта странная новая болезнь губит только крестьян, китайцев и, вообще, людей низов, но тут оказывалось совсем иное..
Тем не менее, большинство читателей, пробежав сенсационные известия, по привычке перешли к несколько сокращенному отчету об открытии парламента. И во многих домах было не столько разговоров о новой язве, сколько споров о церковном билле и о вступительной речи короля, в которой он обещал провести этот билль в следующую сессию. Многие противники билля соединяли обе темы, уверяя, что эпидемия свыше посланное предостережение за измену церкви. Что там, где-то в Азии, погибло полмиллиона или около того китайцев - это было так, легкий намек; теперь пошли уже более настоятельные предостережения. Кто знает, если этот святотатственный билль пройдет, быть может, зараза не пощадит и Англии. И древних пророков, ведь, не слушали… Сторонники господствующей церкви с радостью ухватились за это оружие…
Но что это собственно была за новая болезнь и как она проявлялась - ни одна газета пока еще не умела объяснить. Симптомы ее не были описаны ни одним врачом-специалистом, ибо несмотря на все предосторожности, врачи оказывались особенно восприимчивыми к заразе. Из одиннадцати умерших в Берлине четверть были врачи.
По описаниям профанов, симптомы были, вкратце, таковы: прежде всего, жестокая боль в затылке; затем период сравнительного облегчения, длившийся от двух до пяти часов. Затем следовало онемение конечностей, быстро переходившее в полный паралич. Смерть наступала через двадцать четыре часа - самое большее, через двое суток от начала болей. Из заболевших, пока еще, ни один не выздоровел. Знаменитейший врач в Лондоне утверждал, что, по описанию, болезнь эта не что иное, как неведомая дотоле форма церебро-спинального менингита силы небывалой, и доказывал, что называть ее моровой язвой, или чумой нет никакого основания, но публика уже подхватила это слово, и эпидемию до самого конца, называли не иначе, как новой чумой, или новой моровой язвой.
* * *
На следующее утро весь Лондон зачитывался сенсационной статьей Джаспера Трэйля. Она появилась впервые в «Daily Post», но с заявлением: «разрешается перепечатывать», но все вечерние газеты взяли из нее большие выдержки, а некоторые перепечатали ее и целиком.
Статья начиналась с указания, что в сравнительно недавние века своей цивилизации, Европа неоднократно подвергалась эпидемиям чумы. От тринадцатого до семнадцатого века, писал Трэйль, Черная Смерть - как все полагают ныне, представлявшая собою одну из форм бубонной чумы - на практике не выводилась в Англии. Еще не так давно огромное количество людей всех сословий умирало от оспы, как в наше время умирают от туберкулеза. И чума, и оспа, как это бывает со многими заразными болезнями, постепенно ослабевали в силе. Путем устранения организмов, наиболее восприимчивых к заразе и слишком слабых, чтобы преодолеть силу яда, и выживания других, настолько сильных, что они либо оказывались совсем невосприимчивыми к заразе, либо умели справиться с ней, человечество постепенно приобретало иммунитет по отношению к некоторым болезням, свирепствовавшим в прошлом. Несомненно этот иммунитет приобретался ценою множества меньших зол. Но, все же, этот сравнительный иммунитет, фактически, был одним из способов эволюции человека в сторону совершенной физической организации.
«Но примите во внимание, - писал Трэйль, - что страшная болезнь, которая теперь грозит нам, совершенно человечеству неведома и не испытана им. Сколько нам известно, ее никогда и нигде не наблюдалось не только у человека, но и у животных. В половине четырнадцатого века Черная Смерть в некоторых местностях выкосила более двух третей всего населения и, несмотря на все современные усовершенствования санитарии и общей гигиены, нет оснований быть уверенным, что эта новая эпидемия не окажется такой же, или еще более губительной. И, наконец, нет ровно никаких оснований надеяться, что Англия будет пощажена ею.
«Судя по рассказам китайцев, «новая чума» неоднократно посещала за последнее столетие Тибет. Пока у нас нет проверенных фактов, чтобы строить на них гипотезы, но по-видимому, какая-то бактерия, или бацилла, быть может, тысячи лет жившая в крови животных низшего порядка, и для них безвредная, быть может, тысячи лет не проникавшая в кровь человека и, вначале, для него тоже сравнительно, безвредная, постепенно эволюируя, переродилась в новый вид и стала для него губительной. Возможно, что, достигнув предела своей эволюции, она выродится и исчезнет. Но, до тех пор, что же станется с человечеством? Мы так мало знаем об истории жизни безконечно малых. Пока эволюция в ходу, мы ее не видим и не замечаем; можем ли мы быть хоть уверены, что этот, неведомый нам, но видимый в его проявлениях новый организм не изменит хода всей истории человечества?
«Если я распространяюсь об этом, то лишь потому, что мы так упрямы, так ограничены, так крепки в своих предвзятых мнениях; на основании процесса жизни за несколько известных нам тысячелетий мы, не задумываясь, утверждаем, что этот процесс! прерван быть не может. За немногие годы нашей индивидуальной жизни мы привыкаем видеть действие! кажущихся незыблемыми законов, причины и следствия и не хотим верить, чтобы эти, выдуманные нами, законы могли иметь исключения. Но теперь, перед лицом очевидности, нам безусловно необходимо понять и уяснить себе, что перед нами новый фактор жизни, который угрожает гибелью всему роду человеческому. Нельзя успокоить себя верой, - вытекающей из нашего тщеславия, - что мир создан для человека. Мы обязаны принять меры самозащиты, и безотлагательно, не уповая долее на Провидение, которое всегда действует на благо нам.
