Влада Воронова - Граница верности
Я не ответил. Сердце сжималась от страха и боли. Альд всегда был падким на лихие авантюры, и ему везло в них. Но то, что он затевал сейчас, было безумием. Безнадёжностью.
Альд ставил нам боевые задачи — собрать уцелевших драконьеров, распределить на взводы, затем доукомплектовать каждый из них новичками до состава роты и обучать драконьерскому мастерству. И сражаться дальше до тех пор, пока последний возчик мусора не получит равных прав действия с рыцарями Крылатого Ордена.
Я не вникал в слова. Мне хватало голоса Альда, сияния его жемчужных глаз. Смотреть на него, слушать его было одновременно и сладко, и больно. Я был уверен, что скоро потеряю брата навсегда.
И я не ошибся. Предчувствия не обманули. Брата я действительно потерял. Только не из-за его кажущегося безрассудства, которое, как и всегда, обернулось победой.
Я лишился Альда из-за своего предательства.
+ + +Мои руки накрыли чьи-то тёплые ладони, пожали ободряюще.
— Никс… — тихо позвал меня крылатик. — Николас…
Я открыл глаза. Милг несмело мне улыбнулся, открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут вдруг поперхнулся собственным словом и выпалил не то, что надо было проговорить, а то, что лежало на сердце:
— Как вы решились на это? Всего лишь одна дивизия против целой армии…
В первое мгновения я не понял, о чём это он. Но тут же сообразил, что о битве в Рассветном заливе.
— Присяга, Милг. Ведь мы поклялись защищать людей и земли Тарина. Мы не могли допустить, чтобы его границы переступили те, кто нёс им зло. Мы клялись защищать… И нам хватило сил сохранить верность клятве.
Орденец встал, отошёл в сторону, отвернулся.
Я спросил:
— Так чего ты хотел от меня на самом деле?
— Того, о чём сказал сразу. Чтобы ты уговорил государя принять присягу Ордена. Пробуждение Всевечной Звезды разрушило прежние наши клятвы и обязательства. Теперь Орден вновь сам может распоряжаться своей силой и магией. Мы решили отдать их тому, кто вернул нашему народу свет Всевечной Звезды. — Милг посмотрел на меня. — Я не знаю, почему гроссмейстер поручил этот разговор именно мне. Но я говорил искренне и честно, ничего не утаивая.
— С чего гроссмейстер взял, что я вообще могу быть посредником?
Милг посмотрел на меня с удивлением.
— Ты брат государя.
— Я брат его жены. Причём покойной жены. Альд овдовел год назад.
— Но ты всё равно остался ближайшим его другом и советником, — возразил орденец.
— Уже нет. Я предатель. Альд никогда больше не заговорит со мной. В таких вещах он не знает компромиссов.
— Почему предатель?! — воскликнул Милг.
— Вы ведь были на Ратушной площади, командор, и сами всё видели.
— Именно потому, что был, я ничего и не понимаю. Почему государь так с тобой говорил?
— А как ему надо ещё было говорить с предателем?
— Нет, — покачал головой Милг. — Я не понимаю. Ты ведь пришёл на площадь, чтобы разделить с Альдом его судьбу.
— Тогда как должен был продолжить его дело, которое Альду было гораздо важнее собственной судьбы и жизни. Которое я клялся хранить и поддерживать во чтобы то ни стало. А как только пришло время подтвердить клятву поступком, я отрёкся от неё в угоду собственной трусости и глупости. Господи, я пришёл на площадь, чтобы умереть вместе с Альдом! Я пожелал ему смерти.
+ + +— Спасибо на добром слове, — усмехнулся Альд. Плечи ему повело дрожью. — Вот от кого, от кого, но от тебя я такого не ждал.
— Альд… — прошептал я. — Не надо, Альд.
Я хотел разделить с ним орденской эшафот, чтобы забрать себе всю боль его мучений, и тогда бы смерть Альда стала быстрой и лёгкой как сон. А я… Что ж, от судьбы не уйдёшь. Здешний палач всего лишь завершит то, что не успели закончить его коллеги из Таурумской крепости. И это совсем не так страшно, как звучит. Ведь сейчас я точно знаю, что у меня будет смерть. В Тауруме же о ней невозможно было даже мечтать.
— Я останусь с тобой, Альд, — сказал я вслух.
— Для чего? — жёстко спросил он. — И в качестве кого ты хочешь остаться?
Я не знал, что ответить. Но Альд догадался сам.
— Ты не веришь, что я разбужу душу Всевечной Звезды, — сказал он. — Ты считаешь меня глупцом, слабаком и трусом.
— Нет! — закричал я.
— Да, — твёрдо ответил Альд. Жемчужные глаза превратились в пронзительно-белые, обжигающе-холодные льдинки. — Я для тебя всего лишь глупец, дурак и трус, полнейшая и законченная никчёмность. Будь это иначе, ты бы пришёл сюда делить со мной не смерть, а победу.
— Альд, не надо, прошу тебя… Всё не так.
— А как?
Я не ответил. Не нашёл слов.
— Уходи, — велел Альд. — Ты предатель. Я не хочу тебя больше знать. Никогда. Ты свободен от всех твоих кляв и обязательств. Орденцы тебя не тронут. Уходи.
Кто-то из крылатиков схватил меня за плечо, заставил встать в их строй. Я не спорил. Мне было всё равно. Я видел только Альда, лишь его голос слышал.
Он подошёл к водружённому посреди площади камню, осторожно прикоснулся к нему кончиками пальцев. И тут же погладил смелее, ласковей, наклонился к камню, стал говорить ему что-то приветливое и нежное, согревать своим дыханием.
Бессмысленная, безнадёжная попытка… Разве так можно наполнить теплом холодную, как сама смерть, каменюку величиной с голову крупного тура?
Но белизна камня вдруг потеплела, засияла тем же мягким жемчужным светом, что и глаза Альда. А спустя несколько мгновений Всевечная Звезда засверкала яркими многоцветными бликами, залучилась приветливым жаром, словно весеннее солнце. Она стала… живой. И всё многоцветие и тепло своей жизни она делила с Альдом.
Альд засмеялся, поймал в сложенные жменёй ладони цветные негорючие искры, бросил их в толпу горожан.
Орденцы один за другим стали опускаться на колени, склоняли головы. Вслед за ними и горожане стали приветствовать Альда как владыку.
Он растерялся и возмутился, — у драконьеров коленопреклонение считается одинаково оскорбительным для обеих сторон.
Дальнейшего я уже не видел, ушёл.
+ + +Милг опять сидел передо мной на корточках, пытался заглянуть в глаза.
— Оставь, — сказал я. — Ты ведь уже понял, что как посредник я бесполезен.
— Государь спрашивал о тебе.
— Что?! — вскочил я.
— Ему нужно было знать, всё ли в порядке с тобой и твоими делами.
— Нет у меня никаких дел, — горько ответил я, опять сел на скамейку.
— Так может быть самое время ими обзавестись?
Мысль была новая. И весьма привлекательная.
— Пирожную лавку, например, открыть, — начал я перебирать возможности. — Или портняжную мастерскую. В Камисе никто не умеет шить кожаные штаны и куртки, тем более, если кожа будет драконья. А она будет. Это зверьё линяет четырежды в год, по сезонам, и для каждой линьки нужна своя выделка и обработка. Так что портняжество, пожалуй, подоходнее пирожной лавки будет.
— Ты говоришь как простородок! — возмутился Иллардин. — Подобные занятия недостойны дворянина!
Мне стало смешно.
— Зато пироги жрать да натягивать на задницу кожаные портки с фигурной отстрочкой занятия куда как достойные.
— Я не понимаю ваших слов, барон Вардеж.
— А я другое не понимаю, командор Иллардин. Почему честный труд для дворянина считается занятием позорным, зато проституция — самым что ни на есть подходящим?
— Что? — вскинулся графский потомок. — Какая проституция?
— Обыкновенная. Ногораздвигательня для женщин и задницеподставлятельная для мужчин. Хотя возможны и варианты, — для клиентов с фантазией поизщрённей.
— Я не понимаю, — холодно повторил Иллардин, высокомерно вздёрнул подбородок.
— Это лишь на улицах промышляют простокровки, — пояснил я. — Зато все многочисленные бордели во всех городах и весях Тарина укомплектованы по большей чести девушками и юношами именно благородной, а не плебейской крови. Причём, если простолюдинов для публичных домов нередко воруют, то благородные дамы и кавалеры нанимаются на этот промысел добровольно, потому что всё равно ничего другого, кроме как в постели кувыркаться, они не умеют.
— У вас столь обширные и глубокие познания бордельной жизни, — ядовито сказал Иллардин.
— Да, ничего, — охотно согласился я. — Если вам вдруг выпадет скучный вечер, могу подсказать пяток адресов, где его можно сделать очень весёлым за весьма умеренную цену.
Милг не ответил. Пылкое желание Иллардина дискутировать о том, какие занятия пристойны для дворянина, а какие — нет, угасло безвозвратно.
Я встал со скамейки. Как бы то ни было, а надо как-то определять себя. Если Альд… Если государь всё ещё не забыл меня, если моя жизнь хоть сколько-нибудь нужна ему и интересна, то надо позаботиться о том, чтобы она была достойна его взора… Внимания моего брата Альда. Я люблю его всей душой, он — единственная моя семья, и ничего с этим не поделать. Однако я предал его. С этим тоже ничего не поделать. Альд вернул мне клятвы. Все связи между нами исчезли.
