Песах Амнуэль - По делам его...
Под номером три значился случай в цирке на Цветном бульваре.
— Тридцатое декабря прошлого года, — сказал Антон. — Новогоднее цирковое представление. Второе отделение. Иллюзионист приглашает любого желающего из зрителей спуститься на манеж. Выходит мужчина лет… — Антон поднял взгляд на Вязникова и сказал оценивающе: — лет примерно тридцати, с небольшими залысинами… Зрители потом утверждали, что это была подстава, так в цирке обычно делают. Но на самом деле иллюзионист подставами не пользовался. Итак, выходит мужчина, и иллюзионист велит ему пройти за ширму. Мужчина проходит, артист делает пассы, и неожиданно — прежде всего для самого фокусника — сильнейший порыв ветра опрокидывает и ширму, и зрителя, и артиста, причем иллюзионист падает так неудачно, что ломает ногу, хотя с чего бы — на арене, как вы понимаете, опилки… Через мгновение вихрь стихает, будто и не было. Представление сорвано.
— Очень интересно, — тихо сказал Вязников. — И много у вас таких случаев?
— В списке — одиннадцать за последние полтора года. Самое удивительное, что раньше — я поднял архивы за пять лет, дальше смотреть не стал — таинственных явлений, подобных перечисленным, не наблюдалось вообще. Или, по крайней мере, они не попадали в отчеты. Не знаю, насколько этот список полон — к примеру, в нем нет происшествия с утюгом на даче у Догилевых.
— Вам и об этом рассказали? — усмехнулся Вязников.
Антон промолчал.
— Случай в цирке я хорошо помню, — задумчиво сказал Даниил.
— Еще бы вам не помнить! — воскликнул Антон. — Ведь это вы были тем зрителем. Эпизод запротоколирован.
— А остальные десять, — продолжал Вязников, будто не с Ромашиным, а сам с собой разговаривал, — к ним-то я какое могу иметь отношение?
— Вы хотите сказать, что для остальных случаев у меня не может быть доказательств вашего участия — прямого или косвенного?
— Участия моего и в цирке не было никакого. Присутствие — да, не спорю, черт меня тогда дернул полезть на арену. Захотелось вдруг показать, что я… Не знаю.
— Способны на экстравагантные поступки, — подсказал Антон.
— Нет, пожалуй. Скорее — на поступки, неоднозначно определяемые здравым смыслом.
— И что? Доказали?
— Неважно, — сухо сказал Вязников. — Я не понимаю, извините, Антон Владиславович, что вы хотите мне, как выражаются люди вашей профессии, инкриминировать? То, что из-за меня фокус не удался?
— И еще при вас упало на человека дерево. И еще — молния поразила людей в ясную погоду.
— При мне? — удивился Вязников. — Вы уверены?
— Я это предполагаю, — сказал Антон. — Смотрите. Свое присутствие в цирке вы не отрицаете. На углу улицы Вавилова и Ломоносовского проспекта живет ваша двоюродная сестра Евгения Мильченко, вы часто бываете у нее в гостях. И в тот день были тоже. Евгения Константиновна это запомнила — когда поднялся шум, вы вместе выглянули в окно.
— Вы говорили с Женей? — удивился Вязников. — Странно, она мне ни словом… Впрочем, неважно. Припоминаю: мы действительно подошли к окну и видели, как из-под упавшего дерева вытаскивали человека. К чему вы клоните? Раз мы с Женей стояли у окна, значит на месте происшествия меня не было, и дерева на бедного прохожего я сбросить не мог. Впрочем, не смог бы, даже если бы находился рядом, это ведь тоже очевидно. И молнию с неба запулить не мог — я, видите ли, не Зевс-громовержец. Кстати, около того магазина меня быть не могло, потому что…
— Что же вы замолчали, Даниил Сергеевич? — спросил Антон минуту спустя. — Вспомнили, что в квартале от «Улыбки» находится магазин электротоваров, где вы в тот вечер покупали пылесос?
— Не помню, в тот ли вечер или в другой… — пробормотал Вязников.
— В тот самый. Когда ударила молния, продавец увидел бежавших к месту происшествия людей и сам тоже вышел на улицу — посмотреть что случилось. А вы ждали у прилавка, когда будет оформлена покупка. Я говорил с продавцом, и он узнал вас на фотографии. Если бы это был обычный вечер и обычная покупка, каких сотни на дню, он бы, конечно, вряд ли вас опознал, но ведь молнии падают с ясного неба не так уж часто.
— А остальные случаи… Сколько их осталось в вашем списке? Восемь? — спросил Вязников, протянул руку к черной папочке, но тут же ее отдернул и сцепил пальцы, обхватив руками колено. — Они все такие же странные? И я всегда был неподалеку?
— Более чем странные, — кивнул Антон. — Кстати, надо бы добавить к списку случай, произошедший полчаса назад. У меня на кухне Дон-Кихот стоял много лет и вдруг свалился, причем так загадочно…
— Дон-Кихот? Какой еще Дон-Кихот? — удивился Вязников.
— Статуэтка гипсовая. Не могла она упасть на пол, а вот упала.
— Мое алиби в этом случае можете подтвердить вы сами, — заметил Вязников, посмотрев Антону в глаза честным взглядом.
— Как и в остальных случаях. Когда сгорел Митрохин, вы ведь тоже в стороне стояли, это все подтверждают.
— Так чего же все-таки вы от меня хотите? — не повышая голоса спросил Вязников. — Чтобы я вспомнил другие подобные случаи, каких действительно много было в моей жизни в последнее время? Аномально много, согласен, сам поражаюсь. Вы говорите — одиннадцать…
— Двенадцать, — поправил Антон. — Или тринадцать, если считать случай с утюгом.
— Я могу вспомнить пять или шесть, но если вы мне перечислите то, что у вас на листке, то, может, вспомню и остальные. Непонятно все это, согласен. И что? У меня был в детстве приятель, Саша его звали, так он постоянно выигрывал в очко. Кто бы карты ни сдавал — у него ровно двадцать одно. На деньги с ним, конечно, не играли. Если человеку везет…
— Погодите, — прервал Антон разговорившегося гостя, — кажется, звонят.
За дверью послышалась сначала трель звонка, потом голоса — Светы и еще чей-то, раздались шаги, и на пороге кабинета появился Илья Репин, из-за плеча которого выглядывала улыбавшаяся Оля. Антон встал, а за ним поднялся и Вязников, неловко переступая с ноги на ногу.
— Знакомьтесь, — сказал Антон. — Это Илья, мой хороший приятель, а в свободное от дружбы время — эксперт-криминалист Главного управления внутренних дел. Ольга, его жена. По профессии, кстати, врач-психотерапевт.
— Почему кстати? — спросила Оля. — Кому-нибудь требуется помощь?
— Пока нет, Оленька, — улыбнулся Репин. — Поболтай со Светой, а мы тут посидим немного.
— Есть будете? — спросила Света из кухни.
— Нет, спасибо, — отказался Илья. — Мы уже обедали.
— Присаживайся на стул, — предложил Репину Антон. — Извини, кресла уже заняты.
— Сойдет и стул, — сказал Репин и сел так, чтобы видеть сразу и Антона, и его визави. — Ну что? Сознался Даниил Сергеевич?
— В чем, простите? — вскинулся Вязников. — Это что — допрос или…
— Или! — вскричал Антон. — Именно или! Вы же прекрасно понимаете, Даниил Сергеевич, что я не могу вызвать вас к себе в кабинет и там зачитать вам этот список.
— Я смотрю, — вмешался Илья, — со списком уже разобрались?
— Пока тебя не было, тут Дон-Кихот свалился, — сообщил Антон. — Хорошо хоть не Светке на голову. Но вдребезги.
— Так он же в глубине стоял, — с недоумением начал Репин и оборвал себя. — А, ну конечно, вы тут разговаривали, Даниил Сергеевич в эмоциональном возбуждении…
— При чем здесь эмоциональное возбуждение? — воскликнул Вязников. Похоже, он действительно начал терять самообладание. — При чем вообще какой-то Дон-Кихот, и дерево на Ломоносовском, и цирк этот, я уж не говорю о молнии с ясного неба?
— А также о неожиданном закипании воды в холодном чайнике, — подхватил Антон, — о столкновении трех автомобилей на управляемом перекрестке в районе Плющихи, о пожаре в студенческом общежитии Гнесинки, об инциденте у крепостной стены Китай-города… Да, и утюг не забудьте!
— Крепостную стену тоже я развалил? — удивился Вязников.
— Не надо бородатых анекдотов! Вы рядом стояли, — сообщил Антон. — Это подтверждает киоскер, он газетами торгует.
— Какие они все глазастые, ваши свидетели, — сказал Вязников. — Столько времени прошло!
— Год и два месяца, — кивнул Антон. — Но ведь стены не каждый день падают, а вы с ним как раз крупно повздорили. Он, правда, не помнит, с чего началось.
— Жулик он, вот с чего началось, — объявил Вязников. — Журнал я у него покупал. Дал сотню, а он мне — рубль двадцать сдачи. И стал утверждать, что не сотню я ему дал, а десятку. Но я-то точно знал, что сотню, эта купюра у меня единственная была в кошельке, остальное — мелочь. Сто рублей
— не маленькие деньги, для меня, во всяком случае. Почему я должен был их дарить какому-то проходимцу?
— Не должны были, — согласился Антон. — Правда, когда из стенки камень вдруг вылетел, и вы, и продавец о скандале сразу забыли. Кстати, вернул он вам вашу сотню?
