Марина Ясинская - Синица в руках или Змей Горыныч в небе
Начать решил с первого.
— Когда несколько вещей оказываются в одних руках, воронка обязательно забирает того, кто этими вещами владеет…
Несказанные слова повисли в жаркой тишине, нарушаемой только слабым гулом автомата с живой и мертвой водой.
— Зачем же тебе туда так надо? — спросил, наконец, Балваныч.
— Зачем? — рассеянно переспросил Игорь, а затем взорвался внезапной яростью: — Да затем, что мне надоело пахать на работе с утра до ночи, терпеть зануду начальника и копить на квартиру до морковкиного заговония!.. Нет уж, я хочу попасть в сказку.
— Ну, ты-то, положим, хочешь. А Приволжск? Или тебе все равно, что весь город сгинет? — процедил Балваныч.
Не то, чтобы ему не нравилась идея попасть в сказку. Нет. Ему не нравилось то, что решение приняли за него.
— Да вы что! — воскликнул Игорь. — Чего, скажите на милость, такого хорошего в этом мире, чего бы вы не хотели оставить ради сказки, ради самых настоящих чудес? Да всем приволжанам только лучше будет!
— Ну, мне, положим, много чего будет не хватать, — скупо оборонил хозяин "Парадиза", покосившись на новый, недавно приобретенный роскошный "Линкольн" и наверняка припомнив о том, что ни в одной народной сказке бензин не упоминался.
— Всем, говоришь, лучше будет? А вот у Анны Кузьминишны, к примеру, внучек астмой болеет. Где ты ему там, в сказке своей, врачей и лекарства возьмешь? — воинственно упер руки в бока Балваныч.
— А вода живая на что?
— Что-то не припомню я, чтобы в сказках простой люд так запросто волшебными вещами пользовался. Всё больше царевичи да королевичи всякие. По блату, как и у нас.
— Но ты же этого не знаешь наверняка!
— И ты не знаешь, — парировал Балваныч. — А дитём рисковать — разве дело? Правильно я говорю? — обратился он за поддержкой к дяде Коле, Сеньке и Раису Ильдаровичу.
Хозяин "Парадиза" отвечать не торопился; Сенька молчал, сжимая кастет в руке.
А дядя Коля вздохнул, будто решаясь на что-то, и ответил:
— Правильно. Лучше синица в руках, чем… э-э… Змей Горыныч в небе… Мы и сами справимся.
И, прежде чем Игорь сообразил, что у того на уме, дядя Коля с размаху грохнул оранжевую каску об асфальт. Каска треснула, развалилась на части, и обломки, упав на горячий асфальт, стали словно бы таять, делаясь все более прозрачными, пока вовсе не исчезли.
— Ты что наделал, придурок! — воскликнул Игорь. Увидел, что Балваныч уже взвешивал в руке увесистый булыжник, метя в автомат с живой и мертвой водой, и понял — осталось только "по-плохому". Выхватил из кармана пистолет и крикнул: — Только попробуй!
— Дяденька, дай пистолетиком поиграться, — вдруг резко потянул Игоря за рукав вновь будто из воздуха взявшийся цыганенок.
И так внезапно он появился, так неожиданно дернул Игоря за рукав, что рука у того в дрогнула, и пистолет ушел вниз и вбок. Пальцы, дернувшись, будто боясь упустить, крепко сжали рукоять — и на миг сомкнулись на курке… Раздался хлопок, по указанию Раиса Ильдаровича охранник набросился на Игоря, чу-датчик, грохнувшись на землю, загудел еще громче… а маленький цыганенок рухнул на горячий асфальт.
— Ты это, малец, прям секундочку погоди, — бросился Балваныч к автомату с газировкой и яростно зашарил по карманам. — Сейчас, только копейку найду, выпьешь газировочки — и все как рукой снимет, — шептал он побелевшими губами.
— Не надо… Все равно не поможет, — тихо отозвался мальчишка, глядя на Балваныча снизу вверх яркими темными глазами.
— Как это не поможет — всем людям помогает.
— Вот именно — людям, — еще тише отозвался цыганенок, улыбнулся и вдруг стал делаться все более и более прозрачным, пока не растворился в нагретом воздухе.
— Вот те на, — просипел потерявший от изумления голос Балваныч — это сколько же чудес в Приволжск успело просочиться! Потом тряхнул головой, приходя в себя, медленно подобрал брошенный в суете булыжник, покосился на громко вопящий чу-датчик, вздохнул: — Жалко, внучку Анны Кузьминишны не успею водички снести, — и запустил булыжником прямо в нишу автомата, где торчали два носика и стоял граненый стакан.
Булыжник с грохотом ударил прямо по стакану, осколки которого исчезли, не долетев до земли; сам же автомат заурчал, будто собираясь разродиться порцией газировки, и как-бы схлопнулся в воздухе. Раз — и нет.
— Вот и Приволжск наш, наверное, так же бы… — крестясь, пробормотал дядя Коля.
Тем временем Сенька с сожалением вертел кастет в руках. С ним он чувствовал себя защищенным от Фитиля и его дружков; избавляться от кастета ужас как не хотелось.
— Надо, Сеня, надо, — положил ему руку на плечо Раис Ильдарович.
— Знаю, — вздохнул тот.
Только ведь металлический кастет не разобьешь об землю и не расколешь булыжником… Сенька зажмурился, решаясь… и вздрогнул от неожиданности — прямо перед ним появился крупный мохнатый волк. Зверь грустно посмотрел на Сеньку ярко-зелеными глазами, развернулся и потрусил прочь, не касаясь лапами заплеванного асфальта. Сенька смотрел ему вслед до тех пор, пока волк не исчез… А потом открыл открыл глаза и разжал руку. В ладони лежал разломленный пополам кастет — и таял, таял… пока не исчез без следа.
И Балваныч с дядей Колей, и Сенька, и Раис Ильдарович ожидали чего-то… Ожидали чего-то. Раската грома, яркой вспышки, сотрясения земли. Но не случилось ровным счетом ничего.
— Всё, что ли? — немного разочарованно спросил Балваныч неизвестно у кого.
— Похоже на то, — отозвался хозяин "Парадиза".
— Жалко, — оборонил Сенька, безуспешно попытался отряхнуть заляпанные штаны и подобрал вывалянный в пыли бархатный футляр с медалями.
— Чего тебе жалко? — спросил Балваныч, перебирая в ладони бесполезные советские монетки.
— Ну, что чудес больше не будет…
Раис Ильдарович обернулся к своему охраннику и велел отпустить, наконец, скрученного Игоря:
— Пусть едет на все четыре стороны.
Игорь сердито одернул выбившуюся рубашку, зло пнул замолчавший чу-датчик, молча сел в "десятку", мотор тихо заурчал…
Когда клубы бензина рассеялись, дядя Коля поправил дачную панамку и спросил:
— Ну что, Балваныч, пошли, что-ли, выпьем? — Приподнял пакет, от которого распространялся смачный копченый дух, — Рыбкой закусим.
— Пойдем, — согласился Балваныч, замер, словно прислушиваясь к себе, и добавил: — Только я водки не буду.
Дядя Коля рассеянно почесал выглядывающее из-под скрученной узлом майки загорелое пузо и зачем-то уточнил:
— Не будешь?
— Не буду. Неохота что-то.
— Водки неохота? — не поверил дядя Коля.
— Неохота, — подтвердил Балваныч.
— Ну, значит, минералку, — предложил дядя Коля, и они направились к стеклянным дверям "Парадиза", даже не взглянув ни разу на минисупермаркет "Радость", где бутылка газировки, как известно, стоила на два рубля дешевле.
Сенька глянул вслед удаляющимся дяде Коле с Балванычем, и еще раз пожалел об исчезнувшем кастете. Потом, будто кто-то подтолкнул его под руку, открыл бархатный футляр. Долго, словно впервые, рассматривал дедовы медали, затем бережно закрыл и направился к дому.
А Раис Ильдарович еще долго стоял в стеклянных дверях своего супермаркета, глядя на то место на заплеванном асфальте, где растаял черноглазый цыганенок, и вспоминал то, о чем давно запретил себе вспоминать. Вспоминал детство. Вспоминал, как смотрели на него сестренки, когда он возвращался с улицы домой с пустыми руками. Вспоминал лица прохожих. Впрочем, почти у всех прохожих тогда было одно и то же лицо. Лицо равнодушия.
***
"Десятка" мчалась по трассе, пожиная километры широких российских просторов лысыми шинами. Игорь возвращался в столицу, выжимая педаль газа до упора, так, будто за ним гналась стая чертей.
На горизонте появился бледный, будто призрачный месяц. Пахло прелой травой, остывающей пылью, резиной и цветущей Волгой. Прохладный вечерний ветер яростно полоскал салон машины.
Недалеко от села Приволжского, того самого, что после Маркса и перед Энгельсом, он остановился. Вышел из машины. Вдохнул полной грудью свежий ночной воздух… Говорите, лучше синица в руках, чем Змей Горыныч?… Дураки! Какие же дураки!..
Встряхнулся, беря себя в руки. Криво улыбнулся. Ничего, в другой раз больше повезет.
В том, что у него будет еще один шанс, Игорь не сомневался. Воронка в Приволжске у него не первая.
И не последняя.