Елена Кочергина - Князьки мира сего
— Вы недолюбливаете Голубинниковых?
— Поймите меня правильно, из-за своих этических принципов я не могу презирать простых людей. Это по́шло, в конце концов, — презирать тех, кто и так во многих отношениях обделён природой. Я понимаю, что среда, в которой они родились и выросли, не благоприятствовала развитию интеллекта и нравственности. Их личности формировались в жёстких условиях борьбы за существование. Однако меня крайне утомляет мещанская психология, поэтому я стараюсь поменьше общаться с такими людьми.
— Но Алексей закончил ВУЗ, его вы тоже причисляете к мещанам?
— Неужели вы думаете, молодой человек, что для того, чтобы стать интеллигентом, достаточно одного диплома? Нужно по меньшей мере три: один — свой, второй — отца, и третий — деда, — пошутил Марков. — Ну, а если серьёзно, Алексей всегда был слишком категоричным. Такая узость мышления — признак ограниченности личности. Настоящий интеллигент всегда толерантен, он уважает право другого человека быть не таким, как он сам.
— А разве вы сами были толерантными к Алексею и Ольге? — саркастически спросил Пётр. — Как я понял, вы всё время пытались их переделать под себя, не давали им быть самими собой. Чем вы сами отличаетесь от мещан?
— Тем, что мы, в отличие от подавляющего большинства людей, служим не себе, а обществу, — гордо заявила Елизавета Феликсовна.
Иваненко оглядел богатое убранство комнаты. Проницательная женщина перехватила его взгляд.
— Да, мы — обеспеченные люди. Общество ценит нас за то, что мы положили свои жизни на алтарь науки! А вы хотели бы, чтобы мы были бессребрениками, «обедали в кабинете, а кроликов резали в ванной»?
— Кем по вероисповеданию были Алексей и Ольга? — перевёл беседу в русло следствия Пётр, улыбнувшись для приличия: он подумал, что цитируя Булгакова, Маркова пытается шутить.
— Сектантами, конечно, — ответил Николай Валентинович. — Но к какой именно секте они принадлежали, точно сказать не могу.
— Почему вы так уверены, что они были сектантами? По некоторым данным, они называли себя православными христианами.
— Молодой человек, неужели вы думаете, я не отличу сектанта от нормального верующего человека? У сектантов абсолютно зашоренное мышление, нездоровое отношение к смерти. Однажды Алексей заявил, что не стал бы лечиться, если бы заболел, например, раком. Чисто сектантская психология! А то, как они себя вели! Изолировали себя от общества, во всех без исключения видели врагов… Поверьте, мы не противники здоровой религиозности! Если бы Алексей с Олей действительно были православными христианами, мы бы их только поддержали. Мы отлично понимаем значение православия для нашей страны, для её истории. Христианство лежит в основе гуманизма, нравственности. Мы бы даже не возражали, если бы Алексей поступил в духовную семинарию, стал священником или богословом. Но они и думать не хотели о продолжении своего образования!
— А скажите, пожалуйста, как вы думаете, могли они быть сатанистами?
— Сатанистами? Неужели всё настолько плохо? — всплеснула руками Елизавета Феликсовна.
— Вы полагаете, они специально убеждали всех, что они христиане, чтобы скрыть свои настоящие взгляды? — стал рассуждать Марков. — Что ж, возможно, вполне возможно. Теперь, когда вы это спросили, я склоняюсь к мнению, что так оно, скорее всего, и было. По крайней мере, это многое объясняет — неэтичное поведение, разрыв с друзьями, нежелание профессионально развиваться…
— Ну а между собой Алексей с Ольгой ладили? — задал новый вопрос Иваненко. — Какие у них были отношения?
— О, это отдельная и весьма болезненная для нас тема! — ответил Николай Валентинович. — Алексей оказался настоящим семейным диктатором. Он полностью подчинил себе Олю, она и шагу не могла ступить без его ведома, на всё спрашивала у него разрешения. В какой-то момент вообще перестала с нами разговаривать.
— Да, я пыталась объяснить ей, что у современной женщины должно быть своё независимое мнение, — вмешалась Елизавета Феликсовна, — но она только смеялась надо мной.
— То есть вы считаете, что жена не должна слушаться своего мужа? — осведомился Иваненко.
— Мы же не в каменном веке живём, зачем возрождать домострой? Диктатура мужчины в семье подавляет личность женщины, не даёт ей развиваться! — возмутилась Маркова.
— Понятно. Как вы думаете, могут ли Алексей и Ольга скрываться здесь, в Твери, у кого-нибудь из родственников или знакомых?
— Очень маловероятно. Они порвали отношения почти со всеми родственниками и друзьями.
— В Москве ваша дочь с мужем проживали в квартире Семёна Израилевича Кукушкина. Вам знаком этот человек?
— Это мой двоюродный брат по отцу, — ответила Елизавета Феликсовна, поморщившись. — Мы с ним очень мало общались. Но перед своим отъездом в Израиль он позвонил мне и попросил найти кого-нибудь, кто бы мог присмотреть за его московской квартирой. Оля с Алексеем воспользовались такой возможностью и переехали жить в столицу.
— Ольга звонила вам из Москвы?
— Да, регулярно. Последний раз недели три назад. Ничего интересного не сообщила, обычный дежурный звонок.
— Ваша дочь недавно получила какое-то наследство от своей тёти?
— Да, полтора года назад умерла моя сестра, Маргарита, — сообщил Николай Валентинович. — Она была старой девой, и соответственно у неё не было своих детей. Нашу Оленьку она любила, как родную дочь. Кстати, с Марго Алексей и Оля неплохо ладили. Она была им под стать — эксцентричная и религиозно озабоченная, вот и написала на Олю завещание. После её смерти дочери досталась вся её коллекция антиквариата. Мы были против распродажи семейного достояния, но Алексей настоял, и Оля его, естественно, послушалась. Многие вещи были действительно бесценны, а они продали их фактически за копейки! Мне больно даже вспоминать об этом…
— А почему они решили уехать в Москву? У них были там какие-то знакомые?
— Маловероятно, — ответила Маркова. — У нас с Николаем, конечно, есть друзья в Москве, но Оля с ними никогда не была близка. Скорее всего, они просто сбежали от нас. Алексею было неприятно с нами общаться, плюс ко всему он, вероятно, боялся, что, живя рядом с нами, Оленька рано или поздно начнёт прислушиваться к нашему голосу и выйдет из-под его влияния. Поэтому он просто-напросто решил утащить её подальше от нас.
— Спасибо вам за чай и за беседу, извините, что потревожил, — сказал Иваненко, вставая. — Дайте мне, пожалуйста, адреса и номера телефонов всех ваших московских друзей. Я вам тоже оставлю свой номер. Если узнаете какую-то информацию о возможном местопребывании вашей дочери и её супруга, обязательно свяжитесь со мной.
Провожая его к двери, Елизавета Феликсовна вдруг горячо воскликнула:
— Пожалуйста, помогите нам! Помогите вызволить Оленьку из лап этого чудовища! Наша девочка в опасности рядом с ним! Возможно, он её зомбировал и заставляет участвовать в разных омерзительных обрядах. Я не переживу, если с моим ребёнком что-то случится!
— Я постараюсь вам помочь, если это будет в моих силах, — пообещал Иваненко.
* * *Прогуливаясь по набережной, Пётр несколько раз доставал фотографию молодых людей и пристально всматривался в их лица. Вопросы дикими пчёлами роились у него в голове. Зачем они причиняли боль своим родным? Почему сделались сатанистами — выражали протест нашему больному обществу, погрязшему в лицемерии, тщеславии и глупости? И как, во имя всего святого, зеленокожий пришелец попал к ним в квартиру?!
Глава 5
На приходе
Иваненко заночевал в неприметной гостинице, и ему опять приснился неприятный сон. Скорее даже, это было видение, а не сон. Он лежал на сене в сюрреалистической повозке, напоминающей русскую телегу с ко́злами, в которую была запряжена шестиногая пегая кобыла. На козлах сидел вечно юный Божественный Возница и посмеивался, время от времени оглядываясь на Петра. Его лицо синевато-трупного оттенка было рассечено шрамом, губы, уши, ноздри и брови утыканы маленькими кольцами, а на скулах угадывались вживлённые под кожу металлические шарики.
— Почто боярина обидел? — спросил Кришна, обернувшись в очередной раз.
— Не я, но представители моего вида, — почему-то ответил Пётр, приподнявшись на локте. Телега медленно тряслась по кочкам.
— Нет у меня больше таких преданных слуг, как он, — покачало головой Божество.
— Посади его к своим стопам, — посоветовал Пётр. — Пущай вечно наслаждается.
Синюшное лицо Божества перекосило от боли.
— Не от меня зависит! — выдавило оно. — Мы будем наслаждаться в разных местах.
— Да ну? А откуда, о великий, у тебя шрам на морде?
— С лестницы упал, с лестницы! — начал оправдываться Кришна. — Я должен радоваться, а ты, раб, мне всё настроение испортил! Спой мою любимую песенку, и я вновь возрадуюсь!
