Дорис Лессинг - Маара и Данн
Долго они лежали так. Наконец Дэйма сказала:
— Пора что-нибудь съесть.
Маара отнесла брата к столу. Он недоверчиво уставился на содержимое миски, столь не похожее на то, что доводилось ему есть раньше. Взял ложку, попробовал… Голод заставил мальчика проглотить и зачерпнуть снова. С третьей ложки он втянулся и съел все без остатка.
— А на улицу выйти можно? — спросил он вдруг.
— Пока нет, — ответила Дэйма. — Придет время, выйдем. Все трое. Потерпи.
— Кто-то в окно заглянул, — опасливо прошептал Данн.
— Ничего страшного. Я видела. Все уже знают, что здесь есть дети. По меньшей мере один ребенок. Мы завтра пойдем на улицу.
Он не отпустил от себя Маару, и она уселась на его лежанку, обняв брата. Поглаживая мальчика по голове, она завела знакомую игру.
— Что ты видел, когда мы были на первом холме?.. Какие животные были на втором холме?
Как и раньше, она удивилась его наблюдательности.
— На первом холме я видел большого-пребольшого черно-желтого паука между двумя камнями, а в его паутине запуталась маленькая-маленькая птичка… А на втором холме был ящер.
— Какой ящер? — включилась в игру Дэйма.
— Большой.
— Насколько большой?
— Как я? — спросила Маара.
— Нет, нет, как Дэйма, даже больше.
Маара увидела, что Дэйма испугалась, и, улыбнувшись, посоветовала малышу:
— В следующий раз, когда такого дракона увидишь, убегай.
— Не-е, не убежать было, вода кругом. И потом, он меня есть не хотел, он маленького зверька съел, целиком проглотил.
Маара не поверила брату, посчитав ящера плодом его воображения.
— Когда ты его видел?
— Вы все спали, а он прибежал и убежал. Я проснулся, потому что он так топал… а потом чавкал… а потом опять топал… в большие камни убежал быстро-быстро. А я тебя подергал, а ты все спишь и спишь… Ну, я тоже заснул.
— Повезло тебе, — улыбнулась Дэйма.
— А что ты видел, когда мы спускались с холма? — продолжила игру Маара.
Данн и это рассказал. Маара подумала, не спросить ли его, что он видел, когда большой злой человек пугал их и мучил, но не смогла себя пересилить. Ей и самой об этом вспоминать не хотелось.
— А у вас играли в такую игру? — спросила Маара Дэйму.
— Да, конечно. Я и сама играла, сколько себя помню. Так всегда детей учили. Очень полезная игра.
Всегда… Маару это слово испугало. Что это значит — всегда?
Свет за окном стал мягче, снова доносились снаружи голоса, в окне не раз возникали чьи-то головы. Дэйма делала детям знаки не обращать внимания, продолжать свои занятия. Маара возилась с Данном, пела ему, Дэйма сидела за столом. Потом стемнело, они съели белую замазку скальных людей и немного какого-то сыра, такого же странного и безвкусного. Вода отдавала тиной. Вечера всегда нравились Мааре. Снаружи темнело, в доме зажигались яркие огни, они ужинали с матерью, часто с обоими родителями, играли, развлекались, нередко у них оставались на ночлег родственники, гости…
Дэйма чиркнула о стену какой-то невиданной спичкой, зажгла высокую свечу, установленную на полу, а потом еще один светильник, масляный, закрепленный на забитом в расщелину стены костыле. Свет не слишком яркий, пламя постоянно колыхалось от сквозняка. К огню устремились какие-то мошки. Дэйма закрыла окно тяжелыми деревянными ставнями, отрезав путь ветру. Пламя на фитилях перестало трепыхаться, но исчез и ветерок, которого так не хватало Мааре.
Данн уже отсидел сестре все колени, но она не жаловалась, терпела, потому что знала, насколько братишке необходим тесный контакт с ней, понимала, что она должна терпеть. К нему вернулась привычка младенчества: он вдруг засунул в рот большой палец и принялся его шумно сосать. Видно было, что Дэйму этот шум раздражает. Маара вытащила палец у мальчика изо рта, но он сразу же сунул его обратно.
— Пора спать, — решила Дэйма.
— Но еще рано, — возразила Маара.
Дэйма ответила не сразу, и Маара поняла, что то, что она сейчас скажет, следует запомнить.
— Я знаю, что вы привыкли жить иначе. Но придется привыкнуть жить так, как живу я. — Еще пауза. — Мне и самой пришлось привыкать жить не так, как я жила раньше. Извини, Маара, ничего не поделаешь.
Маара заметила, что Дэйма говорит очень тихо, почти шепчет. Она и сама невольно понижала голос с тех пор, как попала в этот каменный капкан. И вздрогнула от громкого вопроса Данна, почти крика:
— Почему? Почему? Почему?
— Ш-ш-ш… — загасила его порыв Дэйма.
— Почему? Почему? Почему? — жарко зашептал он. Сердце Маары сжалось: он научился слушаться, повиноваться, утратил детскую безудержную храбрость и уверенность. Раньше он никогда ничего не боялся, ему не приходилось ничего бояться, но это было давно, в прежней жизни, когда они носили другие имена… И вот теперь…
— Завтра поиграем во «Что я видел?» — спросила Маара. Дэйма кивнула, но не сразу. Она всегда обдумывала свои действия, слова. Все здесь какое-то замедленное, подумала Маара, Прежняя жизнь приучила ее к быстроте и легкости, к воздушности, к свободному дыханию. А здесь даже воздух давил… мешал вздохнуть всей грудью. Светильники чадили, смазывая носоглотку сальным духом.
— Утром, как проснемся, — пообещала Дэйма. Женщина встала, тяжелым усталым шагом направилась к двери. Маара услышала стук закрывающихся ставней, затем — как чиркнула спичка о камень стены. Дверной проем тускло осветился. Дэйма подошла к Мааре, взяла на руки Данна, шепнув:
— Тихо. Тихое время наступило.
Она понесла мальчика в соседнюю комнату. Он тут же запищал:
— Маара, Маара…
Маара встала, направилась за ними. Дэйма положила Данна туда, где сама лежала вечером. Раздевать его не стала. Дома они всегда спали в маленьких белых ножных рубашечках.
— Разбужу вас, когда рассветет. Свет погасишь, когда захочешь, Маара.
Между главной комнатой и этой двери не было. Маара слышала шаги Дэймы. Вот она погасила светильники и улеглась. Выждав немного, Маара подошла к двери, выглянула. Дэйма лежала, вытянувшись во весь рост, очевидно, спала. Седые волосы раскинулись по плечам, по лицу, по постели. Конечно, она очень устала. Прошлой ночью совсем глаз не довелось сомкнуть.
Вернувшись, Маара увидела, что Данн тоже спит.
— Не могу я спать так рано, — прошептала она сама себе. Действительно, спать не хотелось. Маара прислушалась: снаружи тихо, все попрятались по домам, может быть, тоже спят. Маара обратила внимание на стены. Ее заинтересовали изображения, рельефы и гравировки. Вот изображение процессии людей: они несут кувшины и корзины мужчине и женщине, оба с какими-то высокими колтунами на головах. Они не похожи на ее народ, ее соплеменники высокие, стройные, волосы у них черные, длинные, спадают на плечи, на спины. Люди на картинке иные. Широкоплечие, с тонкими талиями, длинноногие и узколицые. Волосы у них обстрижены и разделены на прямой пробор. На них какие-то хламиды, оставляющие одно плечо свободным. На скальный народ вроде тоже не похожи. Кто они? Другой камень совсем гладкий, на нем цветное изображение таких же людей. Красный, желтый, зеленый цвета… Здесь видно, что волосы у них черные, кожа красновато-розоватая, одежда полосатая, подпоясана длинными шарфами. На этом камне поместилась только часть картины, а следующий камень тоже гладкий, но ничем не украшен. Среди других стенных блоков были и грубо обтесанные, неотшлифованные, но попадались и украшенные гравировкой и росписью. Некоторые оказались вставленными в стену вверх ногами, и Мааре приходилось выворачивать шею, чтобы лучше рассмотреть картины. Что за люди изображены здесь? Почему Маара никогда раньше их не видела? Какая интересная на них одежда. А ткань такая тонкая и нежная, что девочка невольно пошевелила пальцами, представив себе, как приятно к ней прикоснуться.
Свеча, стоявшая в мелкой плошке, угасает, разжечь ее снова Мааре нечем. Открыть ставню? Но стук может разбудить Дэйму. Потом девочка заметила возле свечи маленькую палочку, длиной с ее мизинец, и поняла, что достаточно чиркнуть ею о стену и добудешь огонь. Она задула свечу и скользнула в постель.
Тьма кромешная. Такая же удушающая, как и духота закупоренной комнаты. Дома Маара спала в просторной комнате с высоким потолком, могла отдернуть занавеси на окнах, любоваться звездами. Яркое звездное небо иногда будило ее среди ночи.
Тихо лежала Маара, прислушиваясь, напряженная, готовая к чему-то неожиданному и неприятному. Дом стоял на краю деревни, она заметила неподалеку несколько засохших деревьев. Казалось, должны раздаваться какие-то ночные шумы: крик птицы, жужжание насекомых. Но она ничего не могла уловить. Воздух пахнет свечной гарью и маленьким ребенком. Ей нравилось уткнуться носом в шею брата, щекотать его, ласкать; он смеялся, обнимал ее, гладил… Но сейчас Данн дергался и хныкал, наверное, кошмары мучили его… Может быть, разбудить, утешить его? С этой мыслью она заснула, и проснулась, когда Дэйма открывала ставни, впуская в комнату утренний свет. Данн несся к сестренке, раскрыв объятия:
