Филип Дик - Мечтают ли андроиды об электроовцах?
Изидор стоял, упиваясь ощущением, что объемлет своим телом все живые существа в мире. А затем вздохнул и неохотно выпустил ручки эмпатоскопа. Ничего не поделаешь, все когда-нибудь кончается, к тому же ушибленная рука саднила и кровоточила.
Он осмотрел глубокую ссадину, еще раз вздохнул и направился в ванную. Это была не первая кровь, пролитая им в процессе слияния с Мерсером, и наверняка не последняя. Да что там кровь, люди послабее и постарше зачастую вообще умирали, особенно на последнем перед вершиной участке восхождения, где незримые мучители брались за дело всерьез. Смогу ли я пройти через это еще раз? – думал Джон Изидор, промывая ссадину. Сердце же может не выдержать. Вот живи я в городе, где при каждом, считай, здании есть врач, а у врача – этот самый электроимпульсный прибор… Здесь, в полном одиночестве, риск возрастает стократно.
Но он знал, что все равно будет рисковать, снова и снова. Так делали почти все люди, даже совсем уже дряхлые старики, у которых и так не понять, в чем душа-то держится.
Он промокнул ссадину бумажной салфеткой, смазал ее йодом и услышал приглушенные звуки телевизионной рекламы.
Так это что же, поразился Джон Изидор, здесь, в этом здании, поселился кто-то еще? Мой телевизор выключен, да к тому же звук определенно доносится снизу, с другого этажа!
Теперь я здесь не один, понял он. Сюда въехал еще один жилец, и он поселился где-то близко, иначе бы я его не услышал. Этажами двумя ниже, ну, максимум тремя. Так, так, так, а что же принято делать, когда появляется новый сосед? Заходят к нему в гости под предлогом, что надо вроде бы одолжить что-то там по хозяйству. Джон знал такие вещи исключительно понаслышке, такого в его жизни еще не случалось, ни в этом доме, ни где-нибудь еще. Люди съезжали, люди эмигрировали, но никто еще ни разу не въезжал.
Нет, решил он, скорее наоборот, полагается что-нибудь им отнести. Чашку воды… да нет, скорее уж молока. Молоко, или муку, или яйцо, вернее – его синтетический заменитель.
Заглянув в холодильник – давным-давно вышедший из строя, так что фактически это был просто шкафчик, – Джон обнаружил весьма сомнительную пачку маргарина, прихватил ее и почти выбежал из квартиры. Мне нельзя показывать, как я возбудился, думал он, спускаясь по лестнице. Нельзя показывать, что я недоумок, а то он не станет со мной разговаривать, так всегда бывает, не знаю только почему.
Он взял себя в руки и перешел на медленный, степенный шаг.
Глава 3
По дороге на работу Рик Декард, подобно многим своим согорожанам, надолго задержался перед этим едва ли не самым крупным в городе зоомагазином. Страус, выставленный в прозрачной, обогреваемой клетке на самом видном месте огромной, в квартал длиною, витрины, взглянул на него круглым, как бусина, глазом и равнодушно отвернулся. Согласно выставленной тут же табличке, этот голенастый, долгошеий персонаж только что прибыл из Кливлендского зоопарка и являлся единственным страусом на всем Западном побережье. Всласть наглядевшись на огромную птицу, Рик мрачно изучил ценник, а затем направился по Ломбард-стрит к видневшемуся неподалеку Дворцу правосудия и оказался на своем рабочем месте с совсем небольшим, в четверть часа, опозданием.
Не успел он отпереть дверь своего кабинета, как в коридоре появился рыжий, лопоухий, мешковато одетый, но при этом очень толковый и цепкий, мгновенно подмечавший все мало-мальски существенные детали любого дела инспектор полиции Гарри Брайант, бывший его непосредственным начальником.
– Рик, – сказал инспектор Брайант, – подойди к половине десятого в кабинет Дэйва Холдена. – Говоря, он продолжал перелистывать пачку машинописных сводок. – Сам-то Холден угодил в больницу «Маунтион» с дыркой от лазера в позвоночнике. Он проваляется там не меньше месяца, пока не приживется биопластиковый трансплантат.
– А как это его угораздило?
По спине Рика пробежал неприятный холодок. Еще вчера главный в городе охотник на андроидов пребывал в полном здравии; после работы он, как обычно, улетел на своем ховеркаре в престижный густонаселенный район Ноб-Хилл.
Вместо ответа Брайант еще раз пробормотал что-то насчет половины десятого у Дэйва и удалился.
Минуту спустя, садясь за скромный канцелярский стол, Рик услышал от двери голос своей секретарши Энн Марстен:
– Мистер Декард, а вы слышали, что случилось с мистером Холденом? Его подстрелили.
Войдя следом за ним в душное, наглухо закупоренное помещение, она первым делом включила приточную вентиляцию – снабженную, естественно, надежной системой фильтров.
– Да, – кивнул Рик.
– Ну вот точно это сделал один из этих шибко хитрых розеновских андиков, – затараторила мисс Марстен. – Вы читали информационную брошюру и спецификационные перечни? Они ставят теперь мозговой блок «Нексус-шесть», работающий с полем из двух триллионов составляющих элементов или десяти миллионов независимых нейронных путей. Без вас тут утром был интересный звонок по видеофону, – добавила она, понизив голос чуть не до шепота. – Мне рассказала мисс Уайльд, он прошел через коммутатор ровно в девять.
– Входящий? – вяло поинтересовался Рик.
– Исходящий. Мистер Брайант звонил в русское отделение Международной полицейской организации. Спрашивал, не хотят ли они возбудить официальный иск против восточного представительства ассоциации «Розен».
– Так это что же, Гарри все еще носится с идеей убрать блок «Нексус-шесть» с рынка? – Рик ничуть не удивился. Уже в августе две тысячи двадцатого года, как только были обнародованы спецификации и технико-эксплуатационные характеристики нового мозгового блока, со стороны полицейских агентств, занимавшихся беглыми андроидами, посыпались возмущенные протесты. – Пустое дело, как мы ничего не смогли сделать, так и они не смогут. – (Головное предприятие производителей «Нексуса-шесть» находилось на Марсе, а потому они имели право руководствоваться не земными, а колониальными законами.) – Пора бы нам успокоиться и просто принять существование этой новинки как данность. Так ведь бывает каждый раз, когда появляется новый, заметно усовершенствованный мозговой блок. Вот как сейчас помню, что началось в восемнадцатом, когда судерманновцы выкинули на рынок свой «Т-четырнадцатый». Все полицейские агентства Западного полушария горланили наперебой, что его не выявишь никаким тестом, и ведь они были правы – на тот момент.
На Землю тогда пробрались свыше полусотни андроидов с «Т-четырнадцать», и их довольно долго – в некоторых случаях до года с лишним – не могли обнаружить. Но затем русские из Павловского института разработали тест Фойгта на эмпатию, что и подвело под этой историей черту: насколько было известно Рику, через новый русский тест не сумел еще проскочить ни один «Т-четырнадцатый».
– А хотите послушать, что сказали ему русские полицейские? – Веснушчатое лицо мисс Марстен сияло, как хорошо подрумяненный блин. – Я ведь и это знаю.
– Да ладно, – отмахнулся Рик. – Гарри сам мне все расскажет.
Конторские слухи приводили его в тихое бешенство, и не своей надуманностью, а, наоборот, тем, что всегда оказывались верными. Расположившись за своим столом, он начал демонстративно копаться в одном из его ящиков и занимался этим, пока мисс Марстен не удалилась.
Тогда он извлек из ящика изрядно потертый желтый конверт, где лежали все имеющиеся данные по «Нексусу-6».
Мисс Марстен была, как всегда, права. «Нексус-6» имел два триллиона составных элементов и свободу выбора в поле десяти миллионов возможных типов мозговой деятельности. Андроид с таким мозговым блоком может за 0,45 секунды сформировать любую из четырнадцати базовых реакций. Да, такого анди не расколешь никаким интеллектуальным тестом. Что, в общем-то, не фокус – интеллектуальные тесты не страшны ни одному из современных андроидов, на такую ерунду попадались только грубые, примитивные модели семидесятых годов прошлого века, поголовно утилизированные десятки лет назад.
А уж что касается андроидов с «Нексусом-6», они превосходили по интеллекту очень и очень многих людей. С точки зрения грубо-прямолинейной, прагматической они стояли на более высокой ступени развития, чем большая (хотя далеко не лучшая) часть человечества. Плохо это или хорошо, но только некоторые слуги стали посметливее своих хозяев. Однако теперь появились новые, принципиально иные методики сравнения, кто кого выше. К примеру, тот же самый тест Фойгта-Кампфа. Ни один, даже самый интеллектуально одаренный андроид не был способен на мерсеритское слияние, легко доступное любому человеку – от высоколобых интеллектуалов до самого последнего недоумка.
Рика, как и очень многих людей, занимал вопрос: почему, собственно, самый умный андроид так безнадежно пасует перед тестом на измерение эмпатии? Судя по всему, эмпатия существует только в человеческом обществе, тогда как ту или иную степень интеллекта можно обнаружить у любых животных, ну хотя бы у пауков. Надо думать, это связано, в частности, с тем, что способность к состраданию основывается на полноценном групповом инстинкте; существо, живущее по преимуществу в одиночку – тот же, к примеру, паук, – совершенно в ней не нуждается. Более того, способность к состраданию сделает паука значительно менее жизнеспособным, заставив его осознать, что попавшая в паутину муха – живая и хочет жить ничуть не меньше его. Поэтому все хищники, в том числе и высокоразвитые млекопитающие вроде кошек, начисто лишены этих качеств, в противном случае они попросту сдохли бы от голода.
