Олли Вингет - #После Огня
– С новой Жрицей, – шепотом поправила сама себя Фета и ускорила шаг.
Идти было трудно, кривенькие ножки вдруг принялись ныть и подгибаться. Тело, что многие годы притворялось старым, сейчас словно лишилось твердой основы. Глаза начали подводить ее, мир растворялся в мутной пелене. Фета потерла их с неудовольствием, почувствовав, как натянулась сухая кожа на запястьях.
Все это время у нее получалось творить из себя старую бабку, беззубую, пусть крепкую, но давно увядшую. Так она меньше привлекала внимание. Что взять с полоумной травницы, хозяйничающей в лазарете? В доме, где лечились те, у кого был еще шанс встать на ноги, она появлялась реже. Рукастые девки, которые выросли под ее крылом в настоящих лекарей, прекрасно справлялись, Фета довольно щурилась, наблюдая, как они хлопочут над очередной роженицей или ребенком, подхватившим песчаную хворь.
Но теперь, после того, как она, привыкшая к тяжести венка, была избавлена от священной ноши, сила начала покидать тело, что и правда давно уже утратило молодость и свежесть.
Фета остановилась на полпути, рассерженно потирая ноющее колено. В нем что-то хрустело, каждый шаг давался с трудом – боль вообще сопровождала каждое ее движение. Поясницу ломило, колючие пальцы внезапной дряхлости поднимались вверх по спине, чтобы добраться до тяжелого затылка и стиснуть его холодной хваткой.
Общий дом приближался томительно медленно, Фета все шла и шла, а стены будто убегали от нее, отодвигаясь в пыльную даль. Но старуха брела, упрямо, не сводя с цели глаз, утративших способность видеть четко.
Упорство всегда жило в ней, с бесконечно далеких лет ученичества, со дня, когда она вступила в Рощу, чтобы стать Жрицей, точно зная, предчувствуя, что Божество выберет ее среди прочих. А сколько ей понадобилось неизбывного упрямства, чтобы пережить, переждать пепел и золу, чтобы еще хоть раз услышать зов, принесенный ветром. Кто же знал, что ветер этот принесет с собою и Крылатую, обрученную с Рощей?
Фета поморщилась, как от боли. Девчонка ничего не понимала, но, полная уверенности в своем предназначении, готова была пойти на все – это старуха почуяла сразу. А когда серебряные всполохи лизнули лицо ее так же, как было в день Огня, Фете осталось только склонить голову. Он был теперь неотъемлемой частью Алисы, слышал все, что девчонка слышала, но понимал куда лучше, даже не проснувшимся еще сознанием.
– А-а-алан… – протянула Фета, давясь беззвучным смехом.
Приемышей она брала на воспитание с первого дня существования Города. Белобрысый оборвыш с таким именем вырос в хорошего воина. Но и лучшим не избежать смерти, пустыня в каждом отыщет слабое место.
За всеми этими мыслями старуха не заметила, как дошла до дома Крылатых. Не тратя времени на стук, она распахнула тяжелую дверь и шагнула внутрь.
Низкий потолок, узкие койки в несколько рядов да сваленные в кучу рюкзаки, в которых песка было больше, чем содержимого. У широкого стола в самом углу толпились люди. Полторы дюжины крылатых воинов, они отличались друг от друга всем – цветом волос, голосом, шириной плеч, каждой чертой, кроме одной: каждый носил в себе кроху Его силы. Фета чуяла это сквозь потертую кожу курток, старые рубахи и поросль на груди. Все они были частью того, о ком даже не подозревали.
Когда старуха подошла ближе, тихий гомон сошел на нет. Настороженные пары глаз всевозможных цветов впились в Фету. Удивление в них сменилось растерянностью, а после, один за одним, Крылатые связали ее внезапное появление с давно лежавшим в лазарете Вожаком.
Кто-то сдавленно вскрикнул. Стоящая у окна девушка с круглыми щечками и длинной косой медного цвета прикрыла пухлый рот ладошкой. Печально опустил голову сухощавый мужчина, давно перешагнувший границу зрелости. Шутливо толкавшиеся у стола двое близнецов, парень и девушка с одинаково коротко подстриженными волосами, замерли, не отпуская друг друга. Над Крылатыми пронесся громкий шепот, горестный и сдержанный. Все они были людьми пустыни, знающими смерть и то, что приход ее – всегда внезапность. Они привыкли терять собратьев, но даже это ни на каплю не ослабляло горечь каждой потери.
Фета молчала, внимательно рассматривая лица. Кто-то из них должен будет сегодня решиться пойти вслед за новой Жрицей. Старуха длила паузу, желая лучше их почуять, распознать под покровом крылатой бравады. Кто вскрикнул громче всех? Кто особенно горестно вздохнул, не сдержал стон, опустил глаза, смахнул набежавшие на глаза слезы? Кто из них поверит в исцеление как в великое чудо, за которое не страшно и умереть?..
Тут Крылатые зашевелились и расступились, освобождая место мужчине, идущему с другого конца комнаты. Фета сощурилась, вглядываясь.
Тело взрослого бойца словно бы кто-то уменьшил. Он ловко семенил на коротких ножках, крепенький, с окладистой бородой, которую нервно поглаживал большими ладонями. Крылатый искал кого-то, обводя глазами столпившихся Братьев.
– Освальд! – наконец гаркнул он, и толпа снова расступилась, освобождая место рядом с Фетой для еще одного мужчины.
Он был высок и худощав, обритая налысо голова блестела в солнечном свете, пробивавшемся через окна. Двое Крылатых приблизились к старухе, почтительно склоняя перед ней голову.
– С какими новостями ты к нам пожаловала, старая Фета? – спросил Освальд, внимательно ее разглядывая.
– Что с нашим парнем? – Крепыш озабоченно насупился.
Фета еще мгновение помолчала, а потом медленно открыла беззубый рот. Только посмотрев на подошедших, она вдруг поняла, как мало осталось среди Братьев взрослых людей. Шнурки Медальонов болтались на тонких шеях совсем юных девочек, ровесниц Алисы. А юнцы, едва начавшие бриться, уже хмурили брови, перекидывая в руках арбалеты и ножи.
«Старый стервец», – подумала Фета, вспоминая, как отвратительно улыбался Правитель дюжину лет назад, говоря, что Братству нужна молодая кровь.
Старуха помнила и то, как тогда закаменел лицом стоявший у старика за спиной Томас. Как дрожали от гнева его руки, когда он надевал на склоненную шею еще одного мальчишки тесьму с деревянным амулетом. Но как было спорить, когда в пристройке лазарета каждую минуту могла начать задыхаться маленькая Юли?
И вот этот день настал, могущественное Братство, единственная надежда выживших, отправляло на смерть хворых мальчишек. И два последних Крылатых, которые помнили время до Вожака Томаса, шли к ней, готовые узнать о еще одной неотвратимой потере. Старый мерзавец, Правитель добился всего, чего желало его злобное сердце, – ничто больше ему не угрожало. Кроме времени.
– Говори же! – Зычный голос Крылатого отогнал дурные воспоминания. – Не томи. Умер? Скажи, умер?
Фета тряхнула непокрытой седой головой – платок ее так и остался лежать на столе, скрывая отметины от вспыхнувшего пламени.
– Пойдемте-ка со мной, – наконец сказала она, загадочно щурясь.
Старуха тянула время, выкручивала их напряжением, изворачивалась, как могла. Оставались бы с ней былые сила и стать, Фета и глазами стреляла бы в каждого, кто застыл напротив. Но то время прошло без следа, как всегда и проходит молодость.
Глянув на товарища рядом, Освальд спросил у нее:
– Нам идти с тобой?
– Вам всем – да поживее! – ответила Фета.
И засеменила к двери. Уж что-что, а вести за собой она умела. Иди себе вперед, не оборачиваясь, двигайся прямиком к лечебнице, а образ твой, приходящий к каждому выжившему в ночных кошмарах, сам заворожит ретивых воинов пустыни. Страх – он любого скрутит. Уж это старая Фета знала крепко.
И всю дорогу она только и делала, что заставляла рассыпающееся тело двигаться вперед, не шатаясь из-за больных коленей. Ах, как хотелось ей сейчас обернуться высокой и статной, облечь тело в изумрудный бархат, окинуть шагающих следом одним-единственным взглядом, полным чистого серебра, и впитать кожей их восхищение.
Как долго она прятала в образе дряхлой бабки высокую грудь и гордый профиль. Так долго, что в старуху и превратилась. Нечего больше таить, нет больше силы. Ничего нет, кроме морщинистого, иссушенного тела с больными коленями.
Но даже у самого трудного путь есть конец. Фета первой дотронулась до двери лазарета, поджидая, когда тяжелые шаги за спиной приблизятся вплотную.
– Проходите, соколики, – сказала она. – Не шумите, не бойтесь, я проведу.
И заковыляла по коридору мимо распахнутых дверей палат, мимо изумленных сиделок, – вот они сейчас переполошатся, побегут к старику докладывать. Она миновала комнатку Юли и одиночную палату, где раньше лежал Крылатый Вожак. Братья шли следом молча, стараясь не дышать, испуганные, как дети.
Фета остановилась за два шага до своей комнаты.
– Заходите, – кинула она в толпу.
И запустила их всех. Полторы дюжины заробевших, потерянных воинов пустыни набились в ее пристанище.
Фета слышала, как, подкравшись к двери своей комнаты, Юли прислушивается и ничего не понимает. Бедная девочка, она никогда еще не видела столько здоровых взрослых людей разом. Но даже пожалеть, приголубить внучку времени не было. Большая игра, самая главная из всех, что разворачивались в этих стенах, началась.
