Дмитрий Григорьев - Кровь или семьдесят два часа
— Ну, как ты умеешь мочиться, мне рассказывать не надо, — улыбнулась она, припомнив давние шалости мужа на «Скорой».
— Я серьезно, — засмеялся Дича. — Ведь это потеря денег и времени.
— А я так не думаю, — загадочно произнесла жена. — Ну сделай это для меня.
— Так бы сразу и сказала. Ради тебя можно и против ветра.
И вот Дича уже ехал в Виргинию, готовый к неравной схватке с местными разбойниками со скоростной дороги.
Здание суда удивило своей безлюдностью. По огромному холлу были разбросаны редкие пары, которые в полголоса беседовали и затравленно озирались.
«Наверное, адвокаты с клиентами», — решил Дича, проходя сквозь ряды пустых кресел.
Пока он искал нужный зал заседаний, на его спине уже, наверное, появилась дырка от косых взглядов сидевших. Найдя зал для слушаний гражданских дел, он снова был неприятно удивлен. Почти всех присутствующих сопровождали адвокаты.
Неприятная дрожь пробежала по спине. У них в Балтиморе каждый защищался сам. Юристов нанимали только злостные нарушители, которым грозило аннулирование водительских прав или те, у кого были проблемы с языком. Да и защитой это было трудно назвать. Если полицейский являлся в суд, то отбиться от штрафа не представлялось возможным даже с адвокатом. Ну, а в случае отсутствия блюстителя порядка и защищаться то было не от кого.
«Похоже, здесь самозащита не в чести», — замандражировал Дича, глядя по сторонам.
Собрав волю в кулак, он сел ближе всех к группе полицейских, которые кучковались особняком в первых рядах. Нет, он не был так безрассудно смел. Просто его зрение не давало возможности разглядеть их лица издалека. А тактика боевых действий требовала предварительной рекогносцировки.
Остановившего их офицера Дича постарался хорошо запомнить. Это было первым правилом в случае штрафа. Идентификация непосредственного врага перед боем давала неоспоримые преимущества. Увидев своего оппонента перед судом, можно было смело уходить, не дожидаясь вызова пред светлы очи Его Чести. Конечно, отсутствие нарушителя автоматически доказывало его вину, зато не взимались судебные издержки. Но сегодня был не тот случай. Дича слишком долго сюда добирался, чтобы просто так развернуться и уйти. Он жаждал боя! И, как это обычно бывает, ему похоже, не придется утолить эту жажду.
Той наглой рожи, что отпечаталась в его памяти, не наблюдалось среди присутствующих стражей порядка.
«Только не это. Сколько же раз мне придется болтаться туда-сюда?» Время шло, а Дичу все не вызывали.
«Наверное, ждут, когда появится мой полицейский, — успокаивал он себя. — А может, меня просто нет в списках?» И вот нарушитель из Балтимора остался в зале один. Судья о чем-то оживленно беседовал с сидящим внизу клерком. А стенографистка с охранником с интересом поглядывали в сторону одиноко сидящего мужчины.
«Такого не может быть!» — окончательно расстроился Дича.
У каждого патрульного всегда наберется с десяток оштрафованных, которые желают оспорить свое наказание. И их обычно собирают всех в один день для удобства полицейских.
«Конечно, он не пришел. Дурак он, что ли, терять время изза одного человека?» Напряжение уже достигло предела, когда Дича вдруг услышал свою, до неузнаваемости исковерканную, фамилию. Не веря своим ушам, он медленно встал и направился к судье. С каждым шагом он ждал, что его остановят и скажут, что он ослышался и судебные слушания на сегодня окончены. Но его никто не остановил. Подойдя к микрофону, он нервно откашлялся и поправил очки. Пока клерк подтверждал Дичину личность, судья с нездоровым интересом разглядывал обвиняемого. Формальности были соблюдены, и прозвучал первый, довольно неожиданный вопрос: «Сколько вы сюда добирались?» — Два с половиной часа, — замялся Дича и быстро добавил: — Ваша Честь.
— Как вы узнали о гибели оштрафовавшего вас офицера? — Какой гибели!? — Вас не удивило, что вы здесь один? Дича лишь молча кивнул, обводя взглядом пустой зал.
— По странному стечению обстоятельств, вы были последним, кому он выписал штраф. И я скажу больше, вы стали вообще последним нарушителем в его славной карьере.
— Уж не хотите ли вы сказать, что это я его убил!? — не на шутку испугался Дича.
Зная беспредел местных патрульных, он бы не удивился, что то же самое творится и в уголовной полиции.
— Что вы ему сказали в тот день!? — ни с того ни с сего рассвирепел судья.
— Ну, во-первых была ночь, — Дичина профессиональная привычка к точному описанию процессов взяла верх. — А вовторых я сказал, что не превышал скорость.
— Однако последняя запись офицера говорит об обратном! — судья наконец-то перестал терзать нарушителя правил дорожного движения своим взглядом и заглянул в папку с рассматриваемым делом.
— Я не знаю, что он там написал, но я скорости не превышал. И уж если вы хотите так знать, то напоследок я ему посоветовал жить по совести, — зачем-то добавил Дича.
Глаза судьи сузились и на мгновенье показалось, что в них проплыла льдинка холодного страха.
«Кто меня за язык тянул? Чего это я ляпнул про совесть? Откуда я это взял!?» В зале повисла мертвая тишина. Теперь Дича заметил, что не только Его Честь, но и клерк с охранником тоже не сводят с него глаз. А во взгляде стенографистки так вообще застыл неприкрытый ужас.
— Невиновен! — разорвал тишину голос судьи, и резкий стук молотка раскатился по залу салютом победы.
Дича покидал поверженные бастионы в гордом одиночестве. По пути домой он безрезультатно пытался понять, что же все-таки произошло. Решение пришло само и в стиле «от Соломона»: — Оно тебе надо? — спросил он себя в зеркало заднего вида. — Ой, да не морочьте себе голову! Его таки просто до смерти замучила совесть.
Веселясь таким образом, Дича даже не представлял, насколько был близок к истине…
Той сентябрьской ночью оштрафовавший их полицейский долго сидел, облокотившись на руль, и отрешенно глядел вслед удалявшимся красным огонькам, уносившим прочь женщинуволчицу: «Похоже, я перетрудился».
Поставив патрульную машину в придорожных кустах, он попытался заснуть. Но сон не шел. Стоило ему закрыть глаза, как он тут же окунался в липкую трясину кошмаров. Перед ним тягучей вереницей проплывали скорбные лица. Они с укором заглядывали ему в глаза, и каждый норовил рассказать о том, что с ним случилось из-за беззакония полицейского. Офицера стыдили небогатые семьи, которые на последние сбережения везли детей в Дисней-Лэнд. Перед ним проходила плачущая детвора, оставшаяся без обещанных подарков благодаря его мародерству. Тем, кому он просто испортил отпускное настроение, не было конца. Были и такие, кто обвинял его в самом страшном. Родственники стариков, умерших от инфарктов и инсультов после общения с ним, уступали дорогу покойникам. Изъеденные червями руки хватали его и пытались утащить под землю. Но все это не шло ни в какое сравнение с выворачивавшим нутро взглядом одноглазой красавицы. Все ее лицо и тело было изуродовано свежими шрамами и кровоподтеками. Ее волосы развивались на ветру и восходящее солнце выхватывало кровавые всполохи из ее черных прядей.
— Если ты жертва аварии, то я здесь не причем! — кричал патрульный во сне.
На своем веку он повидал немало жутких автокатастроф.
На скоростных дорогах они случались не редко и выглядели ужасно. Патрульный мучительно пытался вспомнить, в какой из них он встречал этот уничтожающий взгляд, и не мог. Иногда ему удавалось вырываться из кошмарных снов, и тогда он безучастно смотрел на проносившиеся мимо машины. Радостно шурша колесами, они превращались в долларовые купюры и весело шелестели мимо казны их маленького городишки. Утром ему стало еще муторнее. На фоне раскрывающихся цветов и пения птиц его деяния казались еще пакостнее.
Когда полицейский сдавал смену, квитанции от выписанных штрафов жгли ему руки.
— Что-то ты сегодня даже до плана не добрал, — пересчитывая добычу, удивился диспетчер. — Уж не заболел ли наш славный охотник? — Полушутя-полусерьезно поинтересовался он.
Не услышав ответа, диспетчер оторвался от счета квитанций, но патрульного уже и след простыл. На ночное дежурство передовик по ловле нарушителей скоростного режима не вышел. Сказавшись больным, он уединился дома и заливал свои нескончаемые видения канадским виски. Время от времени жуткие видения покойников исчезали, и лишь леденящий душу взгляд неизменно прорывался сквозь густой сигаретный дым и хмельной туман. Этот одинокий глаз преследовал его всюду и не давал заснуть.
— Черт возьми! Где я видел эту одноглазую раньше!? — бился офицер головой о стол и не чувствовал боли.
Под конец третьих бессонных суток неугомонным мертвецам все-таки удалось затащить его под землю. Он очутился под низкими сводами средневекового подземелья наполненного уже не табачным дымом, а копотью мерцающих факелов. От покрытых плесенью стен дробью отскакивали чьи-то властные приказы. Нет, это был не его лейтенант. Богато одетый вельможа требовал выжечь глаза у прикованной цепями пленницы. Подойдя к своей жертве, полицейский увидел ту самую женщину, что мучила его своим взглядом последние дни. Без капли сожаления он поднес раскаленный железный прут к ее лицу. Закончив с одним глазом, он принялся за другой, но был остановлен: «Она должна видеть свою казнь. Мы не будем лишать ее этого удовольствия».
