Леонид Каганов - Коммутация (сборник)
Когда наступила половина четвертого, Гек уже по-настоящему занервничал и прошел еще раз взад-вперед по залу. К нему один за другим подошли трое таксистов: «такси не нужно?». Третьим был один из Казаревичей. Гек не обратил на них внимания, сделав каменное лицо, как и полагалось в разговоре с навязчивыми таксистами. Он прошел к телефонному узлу и позвонил в кабинет Гриценко. Ответила секретарша.
— Леню разбуди? — строго попросил Гек.
— Сейчас. — ответила секретарша не удивившись, и переключила на радиотелефон Гриценко.
— Слушаю. — раздался в трубке знакомый бас.
— Привет, Леня, это Виктор. Узнал?
— Узнал. — ответил Гриценко. — Никто не приехал. И хвоста за тобой не вьется.
— Я тут на самолет опоздал. — сказал Гек, хотя никто его не подслушивал. — Ты не мог бы приехать меня забрать? Я денег заплачу.
— Бери такси. — сказал Гриценко.
— Не хочу такси. — сказал Гек.
— Бери такси и не выпендривайся. Такси. Понял?
Гек бросил трубку на рычаг и пошел к выходу. Тут же его осадили таксисты. Гек поторговался, и наконец Казаревич согласился его везти. Не выходя из роли, Гек подозрительно его осмотрел, но все-таки сел в машину. Казаревич медленно выруливал со стоянки.
— Информации нет. — сказал он, не разжимая губ.
— Можно позвонить? — спросил Гек.
Казаревич картинно пощелкал пальцами. Все-таки роли ему удавались плохо. Гек порылся в кармане и передал ему купюру. Казаревич достал крупную радиотрубку и передал Геку, ка бы случайно нажав цифру «1». Это был не мобильник, это была ведомственная радиосвязь как у Гриценко.
— Слушаю. — тут же раздался в трубке голос Гриценко.
— Я еду в такси. — сообщил Гек.
— Знаю.
— Куда я еду?
— Ты едешь к себе домой. Там наши люди дежурят. А мы пишем СМС из интернета и спрашиваем что случилось. Может быть что-то помешало. Может быть они хотели проверить нет ли за тобой хвостов. Может быть они хотели тебя выследить.
— А может быть им уже не нужна палочка-пускатель.
— Детонатор. — неожиданно ледяным тоном произнес Гриценко. — Никогда не называй его так, ясно? Даже по ведомственной радиосвязи.
— Почему? — удивился Гек.
— Потому что они не должны знать откуда он.
— То есть они ничего не знают про грелку? — удивился Гек.
— Естественно верхнее звено ничего не знает про грелку! Они покупают детонатор и не знают откуда он. Надеюсь ты не написал ничего про грелку в записке?
Гек замялся.
— Я же ее на дверь повесил… В будке связистов на поле…
— Записку?
— Грелку…
— Грелку??! — взревел Гриценко.
— Я разрезал грелку, вынул детонатор, а грелку повесил чтобы издалека было видно… В записке был оборот: «Как видите, вещь в надежном месте»…
— Ты не дурак. — сказал после паузы Гриценко ледяным тоном, — Ты клинический дебил. Таких надо усыплять в детстве.
— Но если они не знали о существовании грелки, может они и не обратили внимания на пакет от грелки? И не поняли что к чему? Ведь догадаться что детонатор от грелки — это на самом деле…
— Это на самом деле элементарно. — рыкнул Гриценко, — Ты почему-то думаешь что все вокруг такие же идиоты как ты! Так они могли за это время найти другую грелку! Или сделают это в ближайшие дни! Идиот!
Гриценко швырнул трубку. Гек покрутил в руках аппарат и набрал номер своего мобильника. Он не поверил своим глазам, когда в трубке раздался жизнерадостный голос.
— Да?
— С кем я могу говорить по поводу несостоявшейся встречи? — сказал Гек аккуратно.
— С кем угодно. — ответили радостно.
— Я не понял. — сказал Гек, — Может я не туда попал? Может я эту штуку могу выкинуть?
— Детонатор? Засунь себе в задницу! — заявил жизнерадостный голос и заржал.
— А что так? — спросил Гек, только теперь он понял что говоривший смертельно пьян.
— Спасибо за подсказку. Мы нашли грелку сами. Получили бабло, и посол улетел в Аддис-Абебу.
— А мобильник отдадите? — сказал Гек, совершенно опешив.
— А на! — заржал голос и связь оборвалась.
Похоже было что мобильник с размаху бросили на пол и он разлетелся в клочья. Гек ткнул Казаревича в бок и заорал:
— Разворачивай! Гони к летному полю!
Казаревич отреагировал мгновенно и не задал ни одного вопроса. Он мастерски развернул машину и погнал к летному полю. Гек запустил руку в сумку и вынул автомат. Затем схватил радиотрубку и нажал единицу.
— Алло! — заорал Гек, — Гриценко! Я позвонил! Они нашли детонатор сами! Его взял посол и вылетел в Эфиопию!
— Черт. — тихо сказал Гриценко, — Ну правильно, посол. Рейс на Эфиопию ночью по понедельникам. Калязина застрелили в прошлый понедельник. Тогда арабский посол бронировал билет, но не полетел. Сегодня тоже бронировал. Прошел регистрацию. У нас было подозрение… Ладно, пусть в Эфиопии разбираются. Я конечно попробую остановить вылет если он еще… — Гриценко не договорил и оборвал связь.
— И я попробую! — сказал Гек, стиснув зубы.
Впереди показался сетчатый забор летного поля. Вдали виднелась взлетная полоса, освещенная огнями. На старте стоял самолет.
— Пробьешь ограду. — сказал Гек Казаревичу, — Я бегу к полосе, вдруг это он?
Машина вломилась в забор и лобовое стекло осыпалось зловещим стеклянным дождем. Гек этого не слышал. Он уже летел вперед через стеклянную пелену, через капот — группируясь в воздухе.
Гек приземлился на мягкую траву, вскочил и понесся вперед, ускоряя до бесконечности короткие, но непрерывно-молниеносные движения ногами. Автомат он сжимал в руке. Послышался характерный натужный свист. Самолет вдали начал медленно двигаться. Это был небольшой, но мощный «Боинг». Когда он въехал в луч прожектора, на его борту мелькнула надпись: «Pan-African». Геку показалось что так быстро он не бегал еще никогда. Самолет набирал скорость, Гек несся наперерез. Мысли метались в голове. Стрелять? Нельзя. Пассажиры. Детонатор. Сдетонирует. Технологические люки? Не открыть. Стрелять? Нельзя. Стрелять в воздух? По прожекторам? Остановить?
До разгоняющегося «Боинга» оставалось несколько метров, его огромная туша, казалось, с воем падает сверху на Гека. И тело Гека сработало автоматически — ноги бросили тело вперед в истошном прыжке, а руки вцепились и сжались мертвым замком. Когда в следующий миг Гек пришел в себя, он понял что висит, вцепившись в стойку шасси, под ним бешено крутятся колеса, в лицо бьет ветер, со страшной силой оттягивая назад щеки, глаза, куртку. Земля вдруг подпрыгнула и рывком упала вниз. «Успел», — подумал Гек и блаженно улыбнулся. Ураганный ветер тотчас схватил улыбку и попытался ее разодрать в разные стороны.
Гек не слышал чтобы кто-нибудь летал снаружи самолета — это было просто невозможно. Он хорошо знал как летают в багажных отсеках — они были теплыми, герметичными, а в некоторых самолетах там даже сохранялось давление. И лишь однажды Гек слышал историю про путешественника, летевшего в гондоле шасси. На одном американском аэродроме после посадки самолета с Кубы в гондоле шасси нашли труп замерзшего кубинца. И тогда американцы выяснили, что и раньше беженцы с Кубы забирались в гондолы шасси и благополучно достигали Соединенных Штатов. И лишь этот негр, непривычный к холодам и разреженному воздуху, не смог пережить полет.
Разумеется гондола шасси была негерметична. Разумеется она не обогревалась. Наоборот, в ней гуляли сквозняки. Гек прикинул расстояние от Москвы до Аддис-Абебы, отсутствие кислородного баллона и летнюю куртку. Представил себе шесть часов полета в 50-градусном холоде… На другой чаше весов лежала закалка бойца, привычного к российским зимам, в отличие от кубинцев. Руки уже потеряли чувствительность от ветра и Гек не знал держатся они еще за опору шасси или уже нет. А если держатся, то насколько крепко. Но наконец над его головой раздвинулся металл и стойка шасси потянулась внутрь гондолы, утягивая за собой Гека. Гондола оказалась просторнее чем думал Гек, но ему все равно пришлось совершить несколько акробатических перехватов и внимательно проследить чтобы могучий механизм не раздавил его тело. Гондола закрылась. Гек свернулся и лег в сплетении натруженного металла и опаленной резины. Здесь уже не было ветра и поэтому казалось гораздо теплее. Вот только уши ломило от перепада давления. Гек зажал нос онемевшими пальцами и несколько раз попытался вдохнуть и выдохнуть, как это делают глубоководные ныряльщики. В ушах захрустело и боль прошла. Следующие пятнадцать минут Гек боролся с давлением. Воздух был очень разрежен, дышать было тяжело и больно. Затем со всех сторон пополз холод…
Как прошли эти шесть часов, Гек не мог вспомнить. Он не терял сознания, но то ли из-за стресса, то ли из-за нехватки кислорода мозг перешел в странное состояние — это была бредовая эйфория. Такая эйфория, только намного слабее, охватывает горных альпинистов на дальних вершинах. Поэтому побывавший в горах хоть раз, подсознательно мечтает вернуться туда снова и снова. Кажется Гек смеялся и что-то говорил, но смех растворялся в ревущей темноте, а слова лишь обжигали рот. Во тьме мелькали видения, появлялось и пропадало лицо Нюки, что-то кричал Гриценко, махали руками Казаревичи, снова появлялась Нюка и все хотела что-то объяснить Геку, а Гек пытался объяснить что-то ей, но рев заглушал слова. Временами чувства зашкаливали и Геку казалось что вокруг ослепительный свет и полная тишина. А затем вибрация стенок начала въедаться в тело вместе с холодом и наконец сожрала тело целиком — Гек почувствовал что стал единым целым с «Боингом». Затем «Боинг» слился с небом. А небо с Землей. Наконец Гек почувствовал себя одной Вселенной, состоящей только из него, из Гека. Я Коммутация! — крикнул Гек и захохотал. Вселенной, которой он был, хотелось покоя. Ей надо было свернуться в клубок и тихо отдыхать. Гек свернулся, представил себе свернувшееся небо, оборачивающее землю как фольга шоколадную конфету, и ему сразу стало тепло и спокойно. Но тут наконец проснулся разум. «Не спать!» — заявил разум, «Холод! Смерть!». И Гек начал двигаться. Он сгибал и разгибал ноги, отталкивался руками от стенок, распрямлял бесчувственное тело, скручивался вдоль позвоночника влево-вправо и снова сжимался в комок. Наконец снова заломило в ушах и Гек понял что самолет идет на снижение. Вскоре дышать стало свободнее. Затем открылся пол и стойка шасси пошла вниз. Створки снова закрылись. Гек не стал спускаться на стойке, он знал, что посадка в несколько раз экстремальнее чем взлет, а сорваться на бетон полосы при скорости в несколько сотен километров в час ему не хотелось.
