Нил Шустерман - Междуглушь
— Кто вы? — напустилась на неё Мэри, как только экскурсовод ушёл.
— Неужто не узнаёшь, Мэри? Я твой старый добрый друг, Алли-Изгнанница. Хотя вообще-то сейчас этот титул больше подходит тебе, чем мне. — Тут Алли кое-что сообразила, из-за чего обрадовалась ещё больше. — А теперь, поскольку ты здесь, живая — со всеми вытекающими последствиями, — я сделаю то, о чём уже давно мечтаю!
И с этими словами Алли занесла правую руку за спину, сжала её в кулак и обрушила его на Мэри со всей мощью, на которую только была способна её тушка.
Однако, сильная же тушка ей попалась!
Кулак впечатался Мэри в глаз так, что ту закрутило волчком и бросило прямо в леопардовое кресло. У Алли даже костяшки заболели, но как же это было приятно!
— Мой глаз! — выла Мэри. — Ох, мой гла-аз!
Это была первая боль, которую Меган Мэри МакГилл довелось испытать за более чем сто лет. Она поднесла руки к лицу, но не могла даже дотронуться до него — до того всё болело. Ей казалось, она умрёт, не перенеся страданий. Ах, как это было бы прекрасно — ведь тогда она избавится от этого ужасного тела, от ограничений, накладываемых на него реальным миром. «Я живая, — потерянно думала Мэри. — Небо, сжалься надо мной! Я живая!» Нет для Мэри Хайтауэр большей муки, чем быть привязанной к этому аду — загаженной плотью земле!
Алли приготовилась счиститься с тушки, но не успела — какой-то человек схватил её за горло и притиснул к стене. Это оказался тот самый турист, что упал в обморок.
— Не надо было мне тебя освобождать! От тебя одни неприятности!
Милос! Он наконец-то нашёл её, да поздно, дело сделано.
— Прежде чем задушить эту несчастную тушку, — с полным самообладанием заметила Алли, — может ты всё же глянешь на свою распрекрасную хозяйку?
Милос обернулся и увидел Мэри. Он остолбенел.
— Милос? Милос, это ты там, внутри? — Мэри встала и постаралась принять полную достоинства осанку. Глаз уже набухал чёрным. — Ничего, это всего лишь мелкая помеха. Тебе надо продолжать действовать согласно плану. Ничего не изменилось.
Милос лишь глазел на неё, пытаясь осмыслить происходящее.
— Да... как же... посмотри на себя... всё очень даже изменилось!
— Нет! — крикнула Мэри. — Тебе придётся какое-то время позаботиться о моих детях, пока я не найду выхода. А я найду! Обязательно найду!
Алли понимала, что надо бы воспользоваться моментом и унести ноги, но зрелище Мэри Хайтауэр, погрязшей в бездне отчаяния, буквально загипнотизировало её.
— Я по-прежнему могу работать с этой стороны! — воскликнула Мэри.
— Думаю, ты пытаешься обмануть себя саму, — возразил Милос.
— Нет! Я справлюсь, я знаю, что справлюсь! Пожалуйста, Милос... — Мэри упала на колени. Это был настолько чуждый ей жест, что у Алли глаза на лоб полезли. — Не покидай меня! Умоляю тебя, Милос! Не оставляй меня в беде! — По щекам Мэри поползли слёзы — настоящие, человеческие слёзы.
Милос наклонился к Мэри и вытер ей щёки.
— Твои дети очень нуждаются в тебе... — задумчиво сказал он. — Ну что ж, посмотрим...
А затем он что-то шепнул ей на ухо — Алли не расслышала что. Мэри сразу успокоилась и мрачно кивнула. Милос повернулся к Алли, и та вдруг осознала, что слишком замешкалась.
Можно было прыгнуть в другую тушку и удрать, вот только беда — в комнате не было других «тушек», кроме тех, кого они с Милосом скинджекили. Хотя стоп! У Алли мелькнула дерзкая мысль.
«Постой-постой...Чем не тушка?..»
Осмелится ли она? Осмелится ли она вселиться в Мэри Хайтауэр, самопровозглашённую королеву Междумира? Ещё как осмелится! Если уж на то пошло, то ей не терпелось это сделать!
Милос двинулся к Алли, та выпрыгнула из охранницы и вскочила прямиком в Мэри Хайтауэр!
Мэри ощутила перемену в то же мгновение.
Она почувствовала, как Алли копается в её мозгу. Эта грязная девчонка осквернила её, влезла в неё, словно зараза! «УБИРАЙСЯ!» — потребовала Мэри, и хотя она уже не была послесветом, сила её воли ударила Алли, словно пушечное ядро. Алли отпрянула, и её выбросило наружу. Но сперва она успела узнать всё, что таилось в глубине сознания Мэри Хайтауэр, и увиденное — замыслы, планы, весь тот кошмар, который воцарится, если Мэри удастся задуманное — привело Алли в ужас: она словно узрела сам Армагеддон. Но самое страшное — это то, что Мэри свято верила в свою правоту. Она считала, что служит добру. Теперь Алли сознавала сильнее, чем когда-либо: Мэри необходимо остановить любой ценой!
Но мощь, с которой её выбросило из тела Мэри, ошеломила Алли и полностью лишила её сил; Милос схватил её, а она даже не смогла оказать сопротивление. Они оба теперь вернулись в Междумир. Алли посмотрела на Милоса — на самого Милоса, а не на тушку; лицо юноши было непроницаемо.
— Ты просто мастер по части создания проблем! — процедил он.
Алли попыталась высвободиться, но не достало сил.
— Ты пойдёшь со мной, — приказал Милос. — Напоминаю, на случай, если не помнишь: ты кое-что пообещала мне, а обещания надо выполнять.
Он поволок её прочь из Грейсленда, а ей хватало сил только на то, чтобы вяло перебирать ногами.
Глава 37
Небесные беглецы
Джонни-О сидел напротив Чарли на променаде правого борта «Гинденбурга». Ведро с монетами стояло между ними.
— Ты первый, — сказал Джонни-О.
— Нет, ты первый, — отозвался Чарли.
— Нет, ты!
— Нет, ты!
История их появления здесь — это смесь провалов, триумфов и безусловного везения.
В то время как Мэри Хайтауэр направилась в Грейсленд на судьбоносную встречу в верхах, её дети напали на поезд Шоколадного Огра.
Командование армией Ника принял на себя Джонни-О — наконец-то драка! Он готов!
— Либо поймать и тащить ко мне — либо вогнать в землю! — такие указания дал он своей армии. Тех, кого не удастся поймать, придётся отправить в центр Земли.
И он ринулся в бой, размахивая своими здоровенными кулачищами. Чарли, по натуре своей не боец, следовал за ним с ведром; на руки он натянул садовые перчатки — для защиты от действия монет. Ник наверняка сперва дал бы противнику возможность выбора, но Джонни-О с Чарли твёрдо решили послать как можно больше врагов прямо в свет, хотят они того или не хотят.
Джонни-О хватал одного нападающего за другим, тащил к Чарли, тот совал им монеты и насильно смыкал пальцы пойманных в кулак. У всех была одна и та же реакция: сначала на лицах появлялись растерянность и ужас, сменявшиеся затем выражением бесконечного покоя, а потом они уходили в тихом мерцании радужных бликов. Больше всего Джонни-О не нравился этот самый покой. Что за удовольствие от войны, если противник уходит спокойный и радостный? Ну да ладно, убираются с глаз — значит, нечего жаловаться.
Однако прошло десять минут, и Джонни-О забеспокоился. Дети Небесной Ведьмы всё прибывали и прибывали, и вскоре Джонни-О стало ясно, чтó им нужно.
Поезд.
— Перекрыть им дорогу! — приказал он. — Ни на шаг не подпускать к поезду!
Но врагов было слишком много. Джонни-О с Чарли отправили в свет штук пятьдесят-шестьдесят, но на их место пришли сотни. Небесная Ведьма обвела их вокруг пальца!
— Так, быстро все взяли монеты, — распорядился Джонни-О, — и положили их на ладони! Да не себе! Противнику!
Но это было очень недальновидное распоряжение: как только монетка оказывалась на ладони, послесвет не мог устоять перед соблазном и сжимал кулак. Исчезали не только нападавшие, но и обороняющиеся. Армия Шоколадного Огра потеряла больше своих бойцов, чем спровадила в свет вражеских.
Двадцать минут — и всё было кончено. Нападавшие прижали обороняющихся к поезду, те подняли руки вверх, и поезд был захвачен.
Чтобы усмирить Джонни-О, потребовалось четверо послесветов — те опрокинули его землю, но Джонни-О отчаянно вырывался. И тут ему на лоб упала капля, потом другая, потом ещё одна. Он поднял голову: над ним стоял весь мокрый пацан в насквозь пропитанных водой плавках. Вода капнула прямо в глаз Джонни-О с маленького серебряного ключика, висящего у пацана на шее.
— Ищей всё нам про тебя рассказал, Джонни-О, — произнёс мокрый. — Мэри даже искала боксёрскую грушу, чтобы тебе было чем заниматься до скончания времён, но так ничего и не нашла. Придётся тебе боксировать с собственной тенью!
Это, конечно, было оскорбление — ведь послесветы не отбрасывают тени.
Как же, так тебе Джонни-О и поддался какой-то мокрице в плавках! И, как следует поднатужившись, он сумел стряхнуть с себя держащих его послесветов.
— Усохни! — ответствовал Джонни-О (что для Мокрицы тоже было не менее оскорбительно), потом оттолкнул полуголого пацана прочь с дороги и устремился к Чарли — заложив руки за голову, тот сидел на ведре с монетами, в окружении дюжины бойцов Мэри. Джонни-О прорвался к Чарли, поставил его на ноги, подхватил ведро и крутанул его, словно булаву.
