Рейчел Уорд - Числа. Трилогия
Тик у него как с цепи сорвался. А я думаю только об одном: «Еще улики, напечатанные, зафиксированные, нанесенные на карту».
— Заходи уж.
Мы расстилаем распечатку на журнальном столике в гостиной. Это план Вест-Энда, весь в разноцветных кружках. Кружков так много, что под ними и плана не видно.
— Я обработал данные, которые ты мне дал, хотя мне кажется, что они никуда не годятся. Ну других у меня не было, пришлось работать с чем есть. Посмотрел почтовые индексы, до некоторых пришлось догадываться, и нанес на карту. Разные даты разными цветами, вот тут, сбоку, легенда. Чем больше кружок, тем больше народу. Я их сгруппировал — самые мелкие кружки до пяти человек, потом от пяти до десяти, от десяти до двадцати, а самые большие — больше двадцати.
Первое января он пометил черным, второе — синим, третье — красным и так далее.
— А мы где?
Нельсон показывает на район с огромным черным кружком.
— Нельсон, ты где живешь?
Показывает. Черный кружок.
Сидим и молча смотрим на план. Нельсон показывает на меня, потом обратно на распечатку. Лицо у него совсем взбесилось — дерг, дерг, дерг. И конце концов он поправляет очки на носу и говорит то, что давно собирался, но не мог решиться.
— Адам, по-моему, это не дни рождения. Много в одних и тех же местах, и распределение очень неравномерное. Что это такое? Что это за даты?
Смотрю, как он нервно моргает, глядя на меня, как лицо у него пляшет само по себе. Да, вот оно, у него в глазах. Его число. 112027. Если я не могу спасти мир, может, удастся спасти хотя бы его. Может быть, именно сейчас пора начинать говорить правду. В голове у меня голос, мамин голос, но я заталкиваю его подальше.
Тут я слышу другой голос:
— Скажи ему. Скажи все как есть.
На пороге кухни стоит бабуля.
— Это даты смерти, — говорю я. — Я их вижу. Ты мне веришь?
Нельсон моргает и ерзает. Не могу удержаться, смотрю на него, и от его числа мне становится страшно. Страшно за него, страшно за меня.
— Верю, — говорит он. — Не понимаю, но верю, Адам, потому что весь Интернет на ушах стоит. Давай покажу.
Он наклоняется и берет с пола рядом с диваном сумку с ноутом. Расстегивает молнию, кладет комп себе на колени и включает.
— Я тут посмотрел, что пишут о первой дате — про Новый год. По всей Западной Европе полно сайтов с намеками. Пишут какую-то жуть на форумах и в блогах. В Шотландии есть секта, которая предсказывает апокалипсис первого числа. Они перебрались на какой-то остров и засели там. Их предводителя цитируют на уйме сайтов: «Все мы грешники. Грядет воздаяние Господне, и те, кто не знает Бога, умрут в Новый год. Я узрел истину в их глазах».
Загружает сайт.
— Отлично, — говорит, — не удалили.
Нечеткое фото какого-то человека, окруженною слушателями.
— Кто это? Что это за тип?
— Настоящего имени нет ни на одном из сайтов. Называет себя Михей, как пророк из Библии.
По спине у меня бежит холодок, я вздрагиваю.
— Он тоже видит числа, — говорю. — На то и намекает. Он числа имеет в виду.
— На свете полным-полно психов. Их всегда было много. История знает массу примеров, когда кто-то предсказывал конец света — и ничего.
— Думаешь, я псих?
Нельсон не знает, что сказать. Лицо у него печально дергается.
— Ничего страшного, — говорю. — Отвечать не обязательно.
— Нет-нет, — говорит он, — я не думаю, что ты псих. Просто… просто я не могу понять, что именно ты видишь. Не могу придумать научное объяснение. Что именно ты видишь?
— Не знаю, вижу я эти числа на самом деле или… мыслями. Смотрю человеку в глаза, а там число. Оно есть, и я его знаю. Я их всю жизнь нижу.
— И это дата, когда человек умрет?
— Ну да. Мама, еще кое-кто. Я видел их числа. Видел, как они умрут.
Нельсон не знает, что делать и куда девать глаза. Он не из тех, кто возьмет да и прямо спросит, какое у него число. Но он о нем думает, а я его вижу и проклинаю эту способность, этот дар, это бремя. Так хочется найти нужные слова, пообещать Нельсону, что все будет хорошо, но его число визжит мне в уши, раздирает мозг.
— Нельсон… братан… — начинаю я, но он перебивает, он же не знает, что я сейчас скажу.
Кашлянув, барабанит пальцами по клавиатуре.
— Правительству тоже что-то известно, — выпаливает он. — Гляди. Отменяют публичные мероприятия. Вот — все заявления на проведение в Лондоне общественных мероприятий начиная с тридцатого декабря отклоняются. И на тридцать первое тоже. Адам, даже новогодние вечеринки отменяют!
— Правительству что-то известно?..
— Похоже на то. Как только на каком-нибудь сайте появляется «01.01», его тут же закрывают. Вот почему я удивился, что фото Михея еще не удалили.
Я типа радоваться должен, да? Радоваться, типа я не псих. Типа и другим тоже известно про первое января. Типа я не один. Вместо этого я впадаю в панику. Нервы так и звенят, все тело мигает, будто красная лампочка.
Это по-настоящему. Это происходит на самом деле.
— В самом Лондоне тоже кое-что есть. Если не удалили. Я положил закладку… вот.
Нельсон загружает еще одну страницу и передает ноут мне. Сначала я не понимаю, что он мне показывает. Какая-то картина во весь экран, вроде бы красками на стене.
— Прокручивай вправо и влево, тогда увидишь целиком.
Похоже на поле боя: темнота, хаос, все небо в дыму, руки тянутся из руин, зияющие провалы на месте домов.
Прокручиваю вправо. Там стоит дата, словно банер во весь верхний угол: 1 января 2027 года. А потом черное, серое и бурое переходит в красное, желтое и оранжевое — экран заволакивает пламя. Нельсон не глядит на ноут, он смотрит на меня, смотрит, что со мной от этого будет. Я прокручиваю дальше, появляются лица, перекошенные от боли и ужаса. Младенец — глаза закатились, по лицу текут слезы, и человек, который его держит, темнокожий парень. Пламя отражается в его глазах, но у меня все внутри леденеет не от глаз — от его лица. Вся щека у него в шрамах, в буграх.
Это я.
Я — человек на картине.
Я — человек с пламенем в глазах.
Кажется, меня сейчас стошнит. Стараюсь отвлечься от запаха дыма, от злобного треска пламени.
— Что это?
Бабуля подходит к нам и смотрит из-за моего плеча. Дым ее сигареты летит мне прямо в лицо, я кашляю. Она машет рукой, отгоняет дым от меня, только уже поздно. Я опять там: валяюсь и костре и ничего не могу поделать, а пламя так и вгрызается в меня. Кашляю так, что все кишки наружу просятся, нечем дышать…
Хватаясь за стенки, ковыляю к входной двери. Во дворе сгибаюсь пополам, икаю, кашляю над бабулиной коллекцией садовых гномов, и в конце концов меня рвет.
— Адам! Адам! Что с тобой? Аккуратнее, это же Норрис! Он мой любимый. Ну вот, прямо на него…
Бабуля рядом, смотрит, как я выплевываю все, что нашлось в желудке. Потом проходит последний спазм и мне становится легче. Холодный вечерний воздух наполняет легкие, и я потихоньку распрямляюсь и встаю. Мы не сразу идем в дом, сначала я немножко дышу и вспоминаю, что такое быть человеком. Бабуля сокрушенно цокает языком — огорчается из-за гномов.
Когда мы возвращаемся, Нельсон убирает ноут в сумку.
— Где она, эта картина? — спрашиваю я.
— У Паддингтонского вокзала, под путями, рядом с Уэстбурн-Парк-роуд.
— Надо пойти туда поглядеть.
При одной мысли об этом у меня поджилки трясутся.
— Нельсон…
— А?
— Уезжай из Лондона. Сматывайся отсюда.
— Как? С мамой, с братьями? Куда нам деваться?
— Не знаю — куда угодно. Куда угодно с этой карты.
Нельсон трясет головой:
— Ну, можно попробовать. Только что мне им сказать? Как уговорить уехать?
— Не знаю я! Это вопрос на миллион долларов, если бы я знал ответ, то объявил бы на всю страну! Заставь всех уехать. Убраться из Лондона.
Бабуля смотрит на меня, и глаза у нее сверкают.
— Так-то лучше, — говорит она. — Вот это боевой дух!
— Ба-аб…
Опять она глядит на меня как на Мессию.
— Адам, это в твоих силах. Ты можешь всех спасти.
Нельсон так и стреляет глазами то на меня, то на нее. На его месте я бы бежал отсюда сломя голову и не оглядывался. Но он — не я, и, вместо того чтобы броситься к двери, он говорит:
— Интернет. Там можно сделать все что угодно. Главные серверы и поисковики уже контролируют, но есть целый пласт, до которого пока не добрались: блоги, форумы и чаты, их же миллион. Можно распространить информацию там, никто тебя не успеет остановить.
— Ты гений, — говорю.
Нельсон мотает головой, но все равно видно — приятно ему.
— Строго говоря, у гениев ай-кью должен быть выше ста сорока, а у меня только сто тридцать восемь.
— Что такое пара очков для настоящих друзей? Слушай, я в Интернете ни шиша не понимаю. Поможешь?
