Роберт Сильверберг - Журнал "Если" 1999, номер 11
Разговоры о «Перевале» шли с разными режиссерами, но так ничего больше и не вышло. Мне жалко, что именно этот фильм не состоялся. А кажется, что его можно было сделать.
…Если история с «Кометой» печальна и драматична, то судьба фильма «Золотые рыбки» Александра Майорова трагикомична.
Фильм был дебютным, получасовым и снимался по моему гуслярскому рассказу «Поступили в продажу Золотые рыбки».
В том рассказе Золотую рыбку, исполняющую желания, можно было купить в зоомагазине. Таким образом, весь город получил возможность выразить свою волю, и некоторые из его жителей, чтобы не утруждать себя, превратили водопроводную воду в водку. По этому поводу в фильме возникло несколько забавных сцен. Хотя, клянусь, к алкоголизму он не призывал.
Фильм был готов и сдан как раз в день выхода судьбоносного постановления Политбюро о борьбе с алкоголизмом, того самого, лигачевского, по которому вырубали лозу в Крыму.
Разумеется, «Золотые рыбки» были немедленно запрещены. И не увидели экрана. А жалко. Неплохой был фильм.
Ближе всего к славе я приблизился после выхода на телеэкраны пятисерийной картины режиссера Арсенова «Гостья из будущего». Главную роль там играла очаровательная Наташа Гусева.
И получилось так, что ее полюбили сто тысяч мальчишек. Всем захотелось с ней познакомиться, ходить с ней в кино и делать уроки. Мальчики писали письма, студия имени Горького была этими письмами завалена по уши, среди писем были перлы мальчишеской изобретательности, вроде такого: «Дорогой режиссер! Я люблю вашу картину, но еще больше я люблю Наташу Гусеву. Если вы сомневаетесь в моих чувствах, я могу и жениться. Коля К. 6 класс «Б».
Насколько мне известно, любовь такой оравы молодых людей – не лучшее приобретение. Если не отвечаешь взаимностью, поклонник может и снежком в тебя бросить, или того хуже. Чуть ли не до восьмого класса бабушке и маме приходилось провожать Наташу в школу и встречать ее. Потом она все же сдалась перед натиском самого упорного из воздыхателей. И вышла за него замуж, но не в шестом классе, а в институте. Но если мне самому приходилось выступать перед детской аудиторией, то стоило произнести слова о том, что я писал сценарий фильма «Гостья из будущего», как по залу прокатывался восхищенный гул. И я понимал, как мне повезло в жизни: я был знаком с Наташей Гусевой и в любой момент мог пригласить ее в кино или кафе-мороженое.
Самым экзотическим фильмом из всех, что были сняты по моим работам, оказались «Районные соревнования по домино». Это рок-опера. Я его видел только раз, когда режиссер со Свердловской студии сдавал картину. Дальнейшей судьбы фильма не знаю.
Стоит, наверное, сказать, что по крайней мере два фильма снимались по два раза. Сначала в Ленинграде был поставлен двухсерийный телефильм «Похищение чародея». Затем через десять лет его еще раз сняли на Свердловской киностудии. Режиссер первого бережно относился к тексту повести, что и повредило фильму. Второй режиссер половину фильма пустил на боевые сцены штурма средневекового города. Что тоже повредило.
Смешнее было с повестью «Умение кидать мяч». Сначала ее сняли на «Узбекфильме» под названием «Это случилось в субботу» (может, понедельник – не помню точно). В повести герой обладает абсолютным даром управлять своими движениями. Получает он такую способность, приняв таблетку. И вот герой, толстый, низенький сорокалетний инженер, начинает играть в баскетбол, поскольку попадает мячом в кольцо из любого места на площадке. Получается трагикомедия. О несоответствии способностей человека его желаниям… Когда сценарий, написанный Французо-вым и Шлепяновым (последний скрылся под псевдонимом), сдавали на студии, руководство запретило упоминать о таблетке, так как это – типичный допинг, с которым мы все боремся. Поэтому у толстячка, оказывается, был талант от Бога, а в конце фильма он делится своим опытом с подрастающим поколением.
Вторично этот фильм сделали в Москве, объединив с рассказом «Летнее утро».
Вот, пожалуй, и все, что можно рассказать о моих попытках создавать фильмы. Заметного следа в кинематографе я не оставил, но значительный кусок своей жизни, лет десять, провел в мире кино.
Если спросить меня, какие моменты в кинематографической карьере мне более всего запомнились, я ответил бы, что удивительных и очень романтических приключений у меня не состоялось, так как сценарист – человек как бы примыкающий к группе, но не равноправный ее член, его встречают на аэродроме, но редко провожают. Надо трезво оценивать свое место в этом процессе, тогда не будет разочарований. И не следует проклинать режиссеров за слабые фильмы по вашим сценариям. Почти всегда сам сценарист и виноват.
Пожалуй, могу вспомнить одно потрясение.
Майоров снимал «Золотых рыбок» в Калуге. Он попросил меня приехать, и когда я добрался до гостиницы, группа уже уехала на съемки. Мне объяснили, как пройти к реке.
Улица скатывалась к Оке круто и живописно. В конце улицы сверкала река, а у берега стояла пристань. Обыкновенная речная пристань. С обыкновенной вывеской «Великий Гусляр».
«Странно, – подумал я. – Откуда-то мне известно это название… Но почему Великий Гусляр? Я же в Калуге!» И тут я понял – я же придумал этот город! Его не существует.
А пристань существует. Потому что в том воля кинематографа!
13.
Мое сочинение на тему, как стать фантастом в нашей стране, завершается, потому что возникает опасность повторений.
Хотелось бы поговорить напоследок о том, что произошло с фантастикой и, соответственно, со мной в последние годы.
Начиная с момента создания современной фантастики, выкованной руками Стругацких и Ефремова, а затем и плеядой фантастов-шестидесятников – Варшавским, Громовой, Нудельманом, Полещуком, Михайловым, Альтовым и Журавлевой, Войскунским и Лукодьяновым, Гансовским, Биленкиным (простите, если кого-то пропустил), в ней бурлила, все откровеннее, идеологическая борьба. Явление шестидесятников, как в обществе в целом, так и в литературе и искусстве, яркое и революционное, начало размываться и исчезать под гнетом «советской контрреформации». Семидесятые годы – крушение надежд и окостенение идеологических идолов. Ведь фантастика, которую творили Стругацкие и их друзья, была ужасна тем, что ставила под сомнение волю партии. Только партии в нашей действующей модели антиутопии дозволено было знать, каким будет тот самый коммунизм, к которому мы стремились. А партия, если вы внимательно прочтете литературу советской эпохи, совершенно не представляла, что это за зверь – коммунизм и что мы будем с ним делать.
При определенном ослаблении диктата идеологических органов после XX съезда партии появились писатели нашего цеха, которые захотели сами разобраться в том, что же нас ждет.
А как только начинаешь разбираться, оказывается, что будущее невозможно изобразить одной розовой краской. Иван Ефремов честно старался заглянуть в коммунизм, победивший во всей Вселенной, и остаться оптимистом. «Туманность Андромеды» партийная критика носила на щите, но на самом-то деле – с оглядкой. И, отворачиваясь, идеологи сплевывали и воротили рожи – у Ефремова получился сомнительный оптимизм.
Затем через год-два пришли Стругацкие. И что бы они ни говорили о светлом будущем, какие бы коммунистические реалии ни старались поначалу изобразить, даже самому недалекому идеологу становилось ясно: наваливается угроза пострашнее американских опусов об атомной войне. Стругацкие писали о будущем нашей державы, на самом-то деле, по-моему, совершенно не веря в коммунизм и давая понять своим читателям, что те его не дождутся.
Недаром так скоро и безусловно Стругацкие стали кумирами младших научных сотрудников – мыслящей части нации.
До конца шестидесятых, все более стервенея, официальные критики делали вид, что ничего особенного не происходит. В это десятилетие Стругацких активно издавал не только умеренно-либеральный «Детгиз», но и «Молодая гвардия», в которой до поры до времени власть оставалась в руках Жемайтиса и его сотрудниц.
Именно ЦК ВЛКСМ и понял, как только память о хрущевской оттепели скисла и растворилась в национал-коммунистических воплях, что надо перекрыть кислород «циникам и нытикам», которые уничтожают веру в светлое будущее.
Редакцию Жемайтиса разогнали и набрали вместо старых редакторов комсомольских мальчиков, готовых на все ради карьеры: как правило, бездарных писателей, неумных интриганов, которых отличала хорошая комсомольская злоба, умение войти в роли союзников не только в ЦК комсомола, но и в Госкомиздат и главный ЦК. И там, где Стругацких не могли разоблачить и потоптать, в ход шла клевета и низкая сплетня, например, обвинение в том, что они «навели» чекистов на дом Ефремова после его смерти и стали инициаторами обыска в квартире Ивана Антоновича. Кстати, уже в наши дни стало известно, что Ефремова много лет числили в английских шпионах и «пасли» совершенно официально. Я помню, как мне «достоверно» рассказывали солидные люди, что Стругацкие уже собрали чемоданы и уезжают в Израиль – и эта сплетня использовалась в качестве оружия надежного рода: «Как можно их издавать, если всем известно, что они уже предали Родину?»
