Юрий Самсонов - Стеклянный корабль
"Толково! – подумал Г-н мэр. – Нет, тут не Эстеффаном пахнет, тут.., ах, мой милый Августин!.." – Зачем же так грубо? – кричал он, увертываясь от хватающих его рук. – Господа, господа, не забывайтесь!
Его никто не слушал. Он был схвачен, обезоружен, толпа подтащила его к самой стене собора и прижала к ней, потного, задыхающегося…
Позднее сам г-н мэр не мог вспомнить в подробностях, как случилось остальное, объяснял это себе вспышкой отчаяния. Окружающие же были слишком медлительны, вот в чем весь секрет!..
Он ухватился за плечи близ стоящих. Подошвы с мучительным трудом оторвались от земли, снова очутилась над толпой. Помнит, что отсюда увидел начальника оккультного отдела. Тот оставался в безопасности, и, должно быть, его бедное горло продолжало болеть, потому что не вмешивался.
Дрыгая ногами, как насекомое, живьем надетое на булавку, г-н мэр, сопя, втиснул кулаки в плечи гонителей, напряг все силы. Показалось, что нижняя часть туловища оторвалась. Однако вскоре и она оказалась над толпой вся, без изъятия. А в руке у г-на мэра была граната, прицепленная с пояса одного из дрыхнущих десантников! Как-то так уж получилось, заодно!..
Г-н мэр когда-то проходил соответствующее обучение. Стоя на плечах – или даже на головах, где тут вспомнить! – и ни секунды не промедлив, он швырнул гранату сквозь пыльный витраж, зажал уши…
"Глория" умолкла, но и "Реквием" почему-то не зазвучал Толпа снова оцепенела в неподвижности…
Мэр подошел к двери, распахнутой взрывом, заглянул. Внутри все было сметено начисто. Обрушился иконостас л перекрытия. Ничто не шевельнулось. Вероятно, обломки и медленно оседающая известковая пыль погребли их тела. Мэр заморгал.
– Успокой, господи, его душу! – сказал он и, повернувшись к кустикам, в которых скрылся оккультист, крикнул. – Эй, верните мне платок! Бедняга Эстеффан!.. Кто бы мог подумать, что придется его оплакивать?
Оккультист из кустиков, однако, не отозвался, поэтому оплакивание пришлось отложить. Живот, что ли, схватило у помощничка – чего он застрял?
– Эй, господин начальник оккультного отдела! Никакого отзвука! Стоп, не он ли мелькнул там, в отдалении? Точно, он самый, каналья! Дезертирство у него в крови! А без него никак нельзя!.. Неужели никак? Гм-Гм… Он заставлял ведь Доремю транслировать указания, не среагирует ли Доремю на голос мэра, тем более, что при нем решен же был вопрос насчет того, кого следует слушаться! Попытка не пытка, а ну-ка:
– Доремю, передайте: разойтись по рабочим местам! Указание было исполнено!
"Так-та-ак!" – подумал про себя г-н мэр – и довольно зловеще прозвучала в душе его эта неопределенная мысль.
– Марш за мной, господин Доремю! – скомандовал г-н мэр.
Глава 11
Грохот взрыва, ослабленный расстоянием, был все же услышан в глубине чащи.
– Что-то случилось! – проницательно заметил г-н сыщик.
– Покушение на убийство, – ответил Дамло. У сыщика округлились глаза.
– Какой ужас! – воскликнул он. – Мы, конечно, вернемся?
– И не подумаем, – сказал Дамло. – Все уже кончено, а свидетелей нет… Зато, находясь здесь, мы кое-что увидим. Идемте, господин сыщик, идемте скорей!
***
Громадный холм высился прямо перед ними на той стороне реки. Необыкновенно изящный, легкий, прямой как стрела металлический мост вел к его подножью, где чернел вход в пещеру… Сыщик оцепенел.
– Что это значит, господин Дамло? Ведь говорили-то о дикарях…
– Где же он? – бормотнул Дамло, озираясь. – Ага, вот он, на подходе, разлюбезный!..
Среди кустов появился г-н начальник оккультного отдела разведуправления – с голой грязноватой макушкой, свистя больным горлом. Боязливо попробовал ногою мост на прочность.
– Смотрите, смотрите, господин Дамло! – зашептал сыщик, указывая на кусты позади, откуда послышался шорох.
– Знаю, – равнодушно отвечал Дамло, – и еще кое-что увидите! Ваши переживания, господин сыщик, не идут на пользу делу, оставьте хоть маленько любопытства про запас, не то его на главное не хватит, а главное – вон там!
И он указал на пещеру.
Что же такое могло в ней находиться? Конечно, мост был признаком существования цивилизации, так что насчет дикарей. Тьфу, при чем тут дикари? – рассердясь на себя, подумал сыщик – Вспоминать о каких-то дикарях, когда за кустами, словно рядовой филер, прячется сам г-н мэр, явно выслеживая этого оккультника!
Однако он не знал за Дамло склонности к преувеличениям, так что ему снова сделалось не по себе Сыщик страшился того, что предстояло, и страшился, как увидим, не напрасно Беглый гипнотизер преодолел мост в несколько заячьих скачков, оглянулся, еще раз показав наблюдающим свои выпученные глаза на позеленевшем личике, и скрылся в пещере.
Подождав ровно столько, сколько требуется по правилам сыскного искусства, г-н мэр без малейшего шороха двинулся следом Возле него, копируя повадку и движения, семенил г-н Доремю Сыщик позавидовал этакой чести. Он сам неоднократно оказывал мэру услуги и готов впредь оказывать, г-н мэр мог бы вспомнить о нем, избирая провожатого для такого дела, к чему дилетантщина!. Он вспомнил, как г-н мэр прошел сквозь него, не заметив, и ему стало обидно до слез, – так рассказывал г-н сыщик позднее Дамло медлил, чего-то еще дожидаясь, и долго ждать не пришлось едва пещера поглотила г-д мэра и Доремю, как над кустами вознеслись носилки с г-ном Эстеффаном, и видел бы начальник оккультного отдела, кто нес их с величайшей бережностью, не допуская, чтобы хоть одна колючка посмела коснуться настрадавшегося пухлого тела.
Процессия пересекла мост, но у входа в пещеру возникло препирательство, г-н Эстеффан закапризничал, нипочем не желая очутиться поблизости от г-на мэра после того, что недавно произошло. Г-н Жюстип мрачно заявил: он в таком случае снимает с себя всякую ответственность; краткий этот спор был прекращен лучшим из реципиентов – Ты прав, святой наш господин! Мы сами найдем тебе место получше, а этот твой лживый слуга пускай, если хочет, отправляется хоть в преисподнюю!
И носилки свернули влево – в зеленую чащу на той стороне…
– Наша очередь! – с ухмылкой произнес Дамло, ступая на мост.
– Куда понесли Эстеффана? – спросил сыщик, сгорая от любознательности – Узнаете во благовремении, – отвечал Дамло – даже не без юмора – Нам-то с вами требуется сюда, – и сержант указал на пещеру.
Они вошли в облицованный камнем тоннель Сыщик испугался темноты, но Дамло включил электрический фонарь, и пятно света заплясало на отполированных до блеска плитах пола. Было здесь необыкновенно чисто – ни пылинки!
– Удивляюсь, зачем господин мэр хлопочет в развалинах, когда имеется такое благоустроенное помещение? – сказал осторожно сыщик – Темновато, но дышится очень легко, хоть и под землей! Я на месте администрации – Откуда ему было знать? – перебил Дамло – Этот бритый, как его, паскультник услыхал от своих. Как их, кондукторов, что имеется тут пещера, подробностей ему не доложили, он и про мост – заметили? – понятия не имеет, тоже мне, спецслужба! – Дамло фыркнул – Он решил пещеру использовать как гм, изолятор, что ли И как убежище на случай чрезвычайных обстоятельств, для себя лично Вот и использует!..
Сыщик подхихикнул – Он плохо знает господина мэра!
– Может, это гораздо лучше, чем знать его хорошо, – произнес Дамло как то сквозь зубы – Да, а чего мы в темноте-то с вами бродим? Прошу!
Жестом пригласив спутника в широкую дверь, он щелкнул выключателем – и перед ними, уходя, кажется, в бесконечность, засверкали стеклом витрины торгового пассажа!
***
Здесь автор вынужден остановиться, сознавая свою беспомощность – должен ли он призвать читателя быть снисходительным, надо ли объяснять, что такое были для человека XX столетия вещи, которые, возникнув, чтоб служить, сделались хозяевами души? Не преувеличивая можно заявить, что имущество стало предметом религиозного поклонения. Смешнее и печальнее всего, что в большинстве эти ревностные подвижники культа полагали себя лишенными вообще каких бы то ни было верований, не находя достойными себя, своего века религии предков, презирая их за наивность – и в то же время исповедуя нечто более низменное и примитивное, чем фетишизм первобытных племен.
Они весьма бы удивились, услыхав, что их считают верующими, никто или почти никто не признал бы себя приверженцем подобной веры, и впрямь – ни один не молился вещам или на вещи, но пламенная мечта о них заменил л молитву, в нее вкладывалось страсти ничуть не меньше, чем в проповедь Савонаролы, экстаз приобретения сделался литургическим. При всей ее презренности, эта религия оказалась наиболее распространенной из всех, когда-либо существовавших на земле, и самой неуязвимой для нападок – громогласные противники бывали тоже не без греха, власть ее оказалась такова, что привела человечество на край гибели.
