Андрей Валентинов - Даймон
А какой стала бы моя судьба, не покинь я надоевший дом в четырнадцать? Мирный обыватель в тихой и благопристойной Британии? Член городского совета, школьный учитель, постоянный пациент местного врача-недоучки? Не хочется и думать!
Не знаю, насколько мой друг прав. Со своей стороны рискну предположить, что воинственность заразна, чему сам Мбомо служит примером. После полудня он, без особой нужды, выстрелил из мушкета в буйвола, приблизившегося к дороге излишне близко. Выстрел оказался точен, но не смертелен. Буйвол поспешил отступить, Мбомо же в сопровождении Чипри бросился вдогон. Я был готов последовать за ними, но Судьба рассудила иначе, послав навстречу раненому животному двух молодых львиц. К счастью, Мбомо и Чипри последовали утреннему примеру наших солдат и вовремя отступили. Сейчас мой друг изрядно расстроен и клянётся, что больше подобной глупости не повторит.
Весь день нас беспокоили цеце. К сожалению, мы с Мбомо далеко не всегда могли прийти на помощь бедному Куджуру. С ним оставалась маленькая Викири, героически его защищавшая. Кажется, ослик не слишком пострадал.
Сейчас поздний вечер, но костры горят, возле них сидят воины, слышны громкие песни, некоторые даже пляшут. Почему-то подумалось, что именно так представляют себе войну дети.
Судьба схваченной вчера правительницы Сешете пока не определена. Сегодня я сумел рассмотреть пленницу вблизи. Она невысокого роста (ниже моего плеча), плотная, очень крепкая с виду. Ей не более двадцати лет. На руках, когда она держала их против света, я заметил беловато-бурые волосы, похожие на шерсть. На шее правительница носит ожерелье или, скорее, ошейник из трех гладких железных обручей, кольца которых свёрнуты наподобие часовой пружины. В каждом ухе — по три (!!!) железных кольца. Из всей одежды на пленнице оказалась только небольшая юбка-«рокко».
Долг джентльмена, казалось бы, требует от меня, дабы я заступился за молодую девушку перед леди Ньямоаной. Однако же найденные в селении мушкеты — очень серьёзный corpus delicti. Едва ли они предназначались для охоты на буйволов.
Весь день я чувствовал странное жжение на левой ладони и только сейчас догадался исследовать его причины. Оказалось, что и ладонь, и кожа на запястье расцарапаны до крови. Не без труда вспомнилось, что вчера, когда мы осматривали горящие руины Сешете, леди Ньямоана то и дело брала меня за руку. Тогда мы оба не обратили на это должного внимания.
О вчерашнем дне я так ничего не написал. Пожалуй, и не стану.
Небо ясное, луны нет, посему звезды светят необыкновенно ярко. В полночь постараюсь провести очередные измерения.
Карта нам очень понадобится.
Дорожка 2 — «Underground»
Автор и исполнитель — Том Вейтс (Tom Waits).
(1`58).
Песня про покойников. Скучно им, бедным, очень скучно!.
— Маску надеть не желаете, Алексей Николаевича?
В голосе Ивана Ивановича, страшного человека — то ли сочувствие, то ли издёвка. Сглотнул Алёша, в маске себя представив: сквозь чёрную шерстяную ткань нос выпирает, поверх узких прорезей для глаз — окуляры. Нет, очки не надеть, уши под маску уйдут. Фантомас, да и только.
— Нет, не стоит. Вы же сказали, что здесь нас никто…
— Не заметят, Алексей Николаевич, не волнуйтесь.
Даже не издевается. Издеваются над людьми, а этот словно со щенком разговаривает.
Лёгкий сигаретный дух, негромкая музыка из радиоприёмника, мягкая кожа сидения. Почти как в шпионский фильмах: тихий переулок, дорогое авто…
Знакомо!
Вздохнул Алексей Лебедев, отставной демократ, поглядел в тёмное окошко. Сам виноват! Напросился на «операцию», терпи. Это в городе, ты — связной самого товарища Севера, здесь же…
— Если Семён станет требовать подробностей, рассказывайте все подряд. Больше деталей, начальство это любит.
— Ага.
Случайно вышло. Встретились, парой фраз обменялись, Иван Иванович передал очередной конверт, о тайнике осведомился, почему, мол, не наведываетесь. А потом обмолвился: через час операция, большая партия «наркоты» на Новую Баварию прибыла, накроем тёплыми…
Напросился. Не стал спорить Иван Иванович, усадил в авто, на заднее сидение, отвёз. Никуда не выпустил, сам тоже не вышел. Так и остались в машине. Подбежал к левой передней дверце некто двухметровый в чёрной маске, в окошко заглянул, кивнул.
Убежал.
Сиди, Алёша, не выглядывай. Участвуй. Сам захотел!
Вновь посмотрел товарищ Север в окно, плечами дёрнул. Улочка, как улочка, дома одноэтажные, заборы глухие, спутниковые антенны над крышами. Не знал он Новую Баварию, даже ни разу не заезжал. Если в самом деле докладывать довелось, что рассказал бы? Цыганская семья, наркотиками не первый год торгует, «крышу» имеет надёжную, райотдел милиции в доле, прикрывает получше всякой охранной фирмы.
…Ментов поганых — в бетон, в бетон, в бетон!
Только это все — слова. Поделился подробностями Иван Иванович, страшный человек, словно мелочь нищему в кепку кинул. Пособил связнику, дабы тому было что «Семёну» докладывать.
Обидно? Обидно, конечно. Только…
— Товарищ… Семён понимает, что такое конспирация. Только… Я к вам не просто так напросился, Иван Иванович. Товарищ Север хотел с вами проконсультироваться…
На обиженных воду возят!
Крепкая шея страшного человека дрогнула — еле заметно, чуть-чуть. Улыбнулся товарищ Север. Издеваешься, значит, шкаф?
— Товарищ Север уверен: создание подполья и подчинение ему вашей группы необходимы не для обеспечения переворота. В Киеве без нас справятся. Мы готовимся к тому, что будет потом. Вы тоже так считаете?
Кивнул Иван Иванович, но со словами спешить не стал. Задумался.
То-то!
* * *
О грядущем перевороте в эти дни писали все, кому не лень. Выборы прошли, пора начинать. И как не начать, если в победителях, считай, никого? Восток, как и ожидали, больше трети голосов набрал, больше прочих, но «прочие» тоже не простаки, коалицию сколачивать принялись. И недовольных, кого в парламент вообще не пустили, куча,. Баба Галамага, она же пани Муська, она же мадам Климакс первой вой про фальсификации подняла, за ней и прочая мелочь.
Федя Березин со своими десантниками очередную драку в Донецке устроил. Отметился.
А вот «Отечество и Порядок» не шумит. Или Геббельс голос потерял?
Стрелять ещё гуще стали. Не только стрелять — в Крыму новоизбранного мэра средь бела дня бейсбольными битами забили.
Рассудительные люди панике не поддавались, в танки на улицах не верили. Успокаивали: обойдётся. В прошлом году, когда Президента избирали, ещё хуже было. И ничего, не взорвалось. Авось, и сейчас…
— Во Львове начали компанию по созданию Западноукраинской Автономной республики. «Опир» через весь город промаршировал, Fackelzug устроил. Слыхали, Алексей Николаевич?
— Товарищ Север слыхал. Считаете, что «потом» уже началось?
Тёмная улица, немые заборы, чернота за спящими окнами. Где-то там — группа АГ-2, «эскадрон смерти». Цыганская семья — значит, и взрослые, и дети?
— Насчёт «потом». Не могли бы вы, Алексей Николаевич, уточнить?
Наркотики да ещё «большой груз»? И куда этот «груз» после денется? Спросить? Или не стоит тигра за усы дёргать?
Тигр… Не тот ли, прячущийся рядом с обезьяной?
— Товарищ Север считает, что «потом» возможны два варианта. Первый — простой. Милицию попросту разгонят, как безнадёжно скомпрометированную. Надо же народ ублажить! Правда, Иван Иванович?
— Правда. Не слишком умно, всех разгонять не стоит, особенно специалистов. Новых учить очень долго.
Про Западноукраинскую Автономную всюду кричат. И про Крымскую Автономную, и даже про прошлогоднюю Юго-Восточную Украинскую. Баба Галамага потребовала отделения Харькова и Донбасса от проклятых «бендер» с последующим присоединением к «братской нации». Самое время Отечество спасать!
— Есть второй вариант, Иван Иванович. Он ещё проще. Ментов вы уже почистили, перестреляли самых продажных, с остальными и договориться можно. И знаете на чем? На ваших костях. На черта новой власти «эскадроны смерти»?
Вновь дрогнул шкаф. Не шеей — всем телом.
Кивать не стал, сразу ответил.
— Мы… Мы допускаем такое. У Семена… У товарища Севера есть конкретные соображение?
Хорошо, что темно! Алёша улыбнулся, хотел «конкретное» предложить.
Не успел.
— Извините, одну минуту.
Тот же — в маске чёрной, с выпирающим носом. Или другой, похожий, не разобрать. К дверце подбежал, подождал, пока окошко вниз опуститься.
Пошептал — прямо Ивану Ивановичу, страшному человеку, на ухо.
Сунул что-то небольшое, прямоугольное.
Сгинул.
Повернулся шкаф, руку протянул. В огромной ладони — цифровой фотоаппарат без футляра. Аккуратный, серебряного блеска, даже в темноте заметно.
— Справились. Желаете, Алексей Николаевич, на фотографии взглянуть? Маленькие, но разобрать сможете. Отчётность, так сказать. Или сперва коньячку — для бодрости?
