Роман Злотников - Мерило истины
Гусь поджал было губы, но тут же встряхнулся и аккуратно улыбнулся, искательно заглянув майору в лицо.
— Извините, Алексей Максимыч.
— Товарищ майор, — сухо поправил его Глазов.
— Извините, товарищ майор, — с готовностью поправился Гусь.
Несмотря на обиду, которую Саня чувствовал по отношению к майору, он очень хотел вернуть расположение последнего. После того, что случилось ночью в казарме, Гусь отчетливо понял: теперь, когда авторитет его среди сослуживцев пошатнулся, без поддержки Глазова не обойтись. Эх, как он раскаивался, что в свое время имел нахальство «превышать» предоставленные ему Алексеем Максимовичем «полномочия», чем, конечно, и подорвал доверие майора к себе. Но главное, он никак не мог понять, что за отношения появились и развиваются между особистом и проклятым Гуманоидом… Кажется, из объекта разработки Гуманоид превратился для Глазова в нечто иное…
— Все, товарищ майор, — осторожно заговорил снова Гусь. — Кончилась история этого… Василия Иванова. Поедет он теперь в госпиталь, а оттуда — в психушку… Вместе с дружком своим, Сомиком. Это ж нервный срыв у него был, понятное дело! И хорошо еще, что железяки только покрутил. А если б на людей набросился? Из части гробы грузовиками вывозили бы!
— Не срыв… — прямо посмотрев на Гуся, вполголоса проговорил Глазов.
— Что, товарищ майор?
— Не срыв, — громче проговорил Алексей Максимович. — Он не сорвался. Он сделал то, что сделал, сознательно. Хотя, безусловно, на его решение в какой-то степени повлияли те чувства, которые он в тот момент испытывал. И, судя по тому, что ты мне рассказал, Гуманоид не просчитался в результатах. Его услышали. Более того, некоторые ему поверили. А это вовсе не так мало, — казалось, договаривал Глазов уже обращаясь не к Сане, а к самому себе.
— Да какие там результаты, товарищ майор! — махнул рукой Гусь. — Чего там поверили-то! Посудачат, пошумят и забудут…
— Нет, не забудут, — сказал Алексей Максимович. — Когда случается что-то из ряда вон выходящее, что-то, способное вызвать потрясение, люди запоминают произошедшее до мельчайших деталей.
— А-а… — уважительно протянул Гусь. — Психология! Понимаю.
— Ты вот, — договорил Глазов, — очень подробно пересказал мне все, включая речь Гуманоида.
— Слово в слово запомнил! — похвастал Саня. — Так у меня память хорошая, и… стараюсь я, товарищ майор. Я ж понимаю, вы мне доверие оказали, вот я и стараюсь. Тренирую наблюдательность, память… и все такое. А как же, я ведь сотрудник нашего ведомства. Хоть и на конфиденциальной основе, но все же…
Глазов молчал. И это молчание очень не понравилось Гусю.
— Какие дальнейшие указания будут, товарищ майор? — подобравшись, официальным тоном осведомился он.
— Указания? — Алексей Максимович взялся за телефон. — Пока никаких конкретных указаний не будет.
Гусь даже похолодел. Он нутром почувствовал, что это «пока» очень легко может превратиться в «больше никогда».
«Гуманоид, сука! — в отчаянье подумал Саня. — Он и особисту мозги вывихнул тоже… Вот гадина!»
— Разрешите идти? — упавшим голосом спросил Гусь.
— Иди, — сказал Алексей Максимович, набирая номер на служебном телефоне.
* * *На служебный телефон капитан Арбатов не отвечал. Майор Глазов набрал номер мобильного начальника санчасти. Арбатов взял трубку сразу. Алексей Максимович поинтересовался, отправлен ли в госпиталь рядовой Иванов.
— Не, не отправлен, — голос Арбатова показался майору странно заторможенным. И Алексея Максимовича ледяной ладонью коснулось нехорошее предчувствие. — Нет необходимости, — пояснил Арбатов.
— Почему не отправлен? Как это: «нет необходимости»? Каково его состояние?
— Состояние?.. — Арбатов замялся.
«Неужели… — внутренне уже начиная паниковать, подумал Алексей Максимович, — умер?»
— Состояние, — договорил капитан, — нормальное. Что удивительно. Он, понимаете ли, за ночь практически полностью оправился.
Глазов испытал огромное облегчение.
— Значит, навестить его можно?
— Да необязательно навещать, — сказал Арбатов, неопределенно хмыкнув. Алексей Максимович вдруг ясно представил, как «на том конце провода» капитан крутит головой и пожимает плечами, как делают люди, столкнувшиеся с тем, во что трудно поверить. — Необязательно навещать. Я сейчас его самого к вам пришлю.
— Он ходит?
— Бегает! — сказал Арбатов и нервно усмехнулся.
* * *— Как ты себя чувствуешь? — спросил Глазов, ответив на приветствие вошедшего в кабинет Олега. — Присаживайся…
— Благодарствую, у меня все благополучно, — проговорил Трегрей.
Он был немного бледен. И дышал неровно, будто расстояние от санчасти до кабинета особиста, которое он только что преодолел, было раз в десять больше, чем в действительности.
— Я знаю о том, что произошло вчера, — сказал Алексей Максимович.
Олег кивнул. И неожиданно сам задал вопрос:
— Что с вами, товарищ майор? Вы скверно выглядите…
— Давай без «майоров», — разрешил Глазов, — просто по имени-отчеству.
— У вас что-то стряслось, Алексей Максимович?
Глазов вздохнул.
— Ничего страшного, — уклонился он.
Ему не хотелось говорить о том, почему и куда он вчера сорвался в середине рабочего дня, где провел ночь…
— Послушай, как тебе это удалось? — перевел тему Алексей Максимович. — Я имею в виду старую спортплощадку… Рассказывают что-то уж совсем небывалое. Неужели прямо… все, подчистую? В одиночку? Меньше, чем за пятнадцать минут? Если бы не было такого количества свидетелей, я бы ни за что не поверил…
«А ведь я поверил, — тут же мелькнуло в голове Глазова, — действительно поверил… Как только услышал, так сразу и поверил. Я ведь даже не удосужился лично сходить туда и все осмотреть…»
— Я, конечно, знаю о твоей незаурядной физической подготовке, но такое… — продолжал он. — Это что-то вроде истерического выплеска энергии? Когда-то читал об этом…
— Приблизко, так, — согласился Трегрей.
— Но у меня создалось впечатление, что ты контролировал ситуацию?
— Бессомненно.
— Но в таком случае… твое состояние после того, что ты сделал…
— Я не притворствовал, — спокойно сказал Олег. — Я и вправду отдал все силы. Иначе было нельзя, Алексей Максимович. Это было необходимо. Я мог бы остановиться, но тогда все получилось бы… не по-настоящему, понимаете? И мне бы не поверили.
Глазов потер рукой лоб.
— Это — понимаю, — выговорил он. — Но все-таки, как тебе удалось? Как вообще человек способен на такое?
— Я часто задумывался над тем, почему здесь люди еще не научились использовать свои скрытые резервы, — сказал в ответ Трегрей.
Алексея Максимовича снова кольнуло это «здесь», которое Олег на этот раз явно подчеркнул интонацией.
— Должно быть, потому что в этом просто не ощущается необходимость, — продолжал Олег. — Нет здесь у людей такой цели, которую допустимо достичь, лишь вышагнув за пределы своих обыкновенных возможностей. Здесь большинству достаточно в жизни всего лишь быть сытыми.
— Не всем, — возразил Глазов.
— Не всем, — согласился Олег. — Но большинству.
— По твоим словам получается, есть место, где все не так, как у нас? — осторожно спросил майор.
— Бессомненно, — улыбнулся Трегрей. — Иначе откуда бы взяться такому, как я?
Глазов открыл было рот, чтобы задать следующий вопрос, но не успел.
— И все-таки, Алексей Максимович, — внезапно проговорил Трегрей. — Сдается мне, у вас случилось что-то очень скверное.
Глазов хотел было возразить и сразу же вернуться обратно к волнующей его теме, но… прямой взгляд Трегрея требовал прямого же ответа. И еще почувствовал майор, что это было не праздное любопытство. Олег действительно был обеспокоен его, майора, делами. И еще эта сегодняшняя неожиданная откровенность… Майора-контрразведчика Алексея Максимовича Глазова вдруг обожгла совершенно мальчишеская радость от того, что этот странный паренек наконец признал в нем… нет, пока не соратника и товарища, а хотя бы единомышленника. И еще вдруг понял Алексей Максимович, что действительно очень хочет стать тем, кого Олег Гай Трегрей мог бы назвать своим соратником. Стать тем, у кого есть впереди великая цель, достижение которой почитается святым долгом. Тем, кто безговорочно уверен в своих силах и в своей правоте. Тем, кто не ощущает каждую минуту своего существования сосущую сердце вину за то, что живет неправильно, не так как должно жить…
Олег смотрел на него выжидательно.
— Случилось, — признался Алексей Максимович. — Уж сквернее некуда.
Сказал он это, и словно опять окунулся в холодную лохань безнадеги. Опять заколыхались перед ним, сменяя друг друга, тяжелые, намокшие тоской, кадры минувших суток. Внеурочный звонок из дома: «упала по дороге в ванную»… Квартирка, пропитанная резкой вонью лекарств… «Скорая»… Укол в руку, безжизненной тряпочкой свисающую с кровати… Еще укол, в плечо — витамины… Насупленные взгляды врачей: отговаривают везти в больницу — дурной знак… Привычная, но от этого не менее отчаянная тоска ожидания в гулком больничном коридоре… Разговор с лечащим врачом…
