Юрий Никитин - Насты
Я осторожно проехал вдоль бровки, а когда видимость восстановилась, прибавил газ и погнал, наверстывая упущенные минуты.
Резиновые пули у нас как-то не прижились в полиции, но когда сожгли три полицейских участка, а один из них – вместе с находившимися там служащими: девчонками, работающими на приеме и оформлении документов, то многие полицейские, как и ожидалось, сорвали погоны и бросили такую опасную работу, зато другие на безнаказанность погромщиков ответили прицельной стрельбой, уложив только на Кузнецком Мосту сразу пятерых насмерть, а двух тяжело ранив.
Общественность сразу же потребовала немедленного увольнения всего состава руководства МВД, но там, хоть и струсили перед обнаглевшей вконец интеллигенцией, ответили вежливо о начале разбирательств после окончания беспорядков, а тогда все получат по заслугам.
И хотя это была обычная отговорка, но эти творческие уловили в ней скрытую угрозу и сразу же бросились в аэропорты, где и так раскуплены все билеты за рубеж на месяцы вперед.
На следующем перекрестке ожесточенная драка молодых бунтарей с водителями, те выскочили спасать дорогие авто, а парни уже пляшут и весело орут на их крышах, пока другие крушат битами стекла, крылья, выламывают дверцы и выдирают внутренности.
Еще по дороге видел в сторонке около полусотни перевернутых и обгоревших автомобилей, там же рядом тлеют мусорные баки, тротуары усыпаны стеклами из разбитых витрин, а на стенах домов пламенеют кроваво-красные надписи: «Свободу “Срани Господней!”».
Густой черный дым заволок впереди улицу, сердце стучит тревожно, почему-то чудится, что там дальше вообще нет ничего, будто земля обрывается, дальше пустота мертвого космоса…
Тактика толпы достаточно выигрышная: забросать одно-два здания бутылками с коктейлем Молотова, а затем ринуться с ликованием грабить магазины, как буржуазную собственность, нажитую несправедливо и нечестно, ибо все богатые – сволочи уже потому, что богатые.
Когда я преодолел полосу едкого черного дыма, увидел, как толпа подростков раскачивает огромный полицейский автобус, толстый, тяжелый, весь в броне.
Не поверил своим глазам, когда он завалился набок, а затем общими силами его перевернули вверх колесами, и так остался, как гигантский жук в толстой броне, беспомощно выставив кверху лапы и не в состоянии перевернуться обратно.
Разные районы подготовились по-разному, лучше всех полиция сработала в Северо-Западном. Состав омоновцев удвоили, движение общественного транспорта пустили в обход горячих точек, а машинам временно запретили въезд в места скопления молодежи, за исключением амбулаторий и пожарных.
Естественно, полицейские автобусы, частью полупустые, подготовлены для арестованных. Примерно уже понятно, сколько задержат, а самим полицаям префект округа, бывший десантник и участник штурма дворца Амина, велел действовать предельно жестко, всю ответственность берет на себя, потому там после двух жестоких подавлений попыток погромов, когда переломали кости всем захваченным на горячем, беспорядки прекратились мгновенно.
Дорога пошла слегка вверх, а там за близким горизонтом поднимается черный дым, слишком широкая стена, чтобы всего лишь от горящих шин.
Я быстро спросил по мобильнику:
– Валентин, сейчас въезжаю в твой район, там что-то горит?
Голос раздался бодрый и такой отчетливый, словно аспирант сидит за спиной и говорит над ухом:
– Шпане удалось разграбить, а потом поджечь огромный склад, где хранились достаточно ценные товары…
– А для нас?
– Ерунда, – ответил он, – там все обычное, начиная с компьютеров и всевозможной связанной с ними периферии, мобильников, смартфонов, планшетников.
– В самом деле не жалко, – буркнул я.
– А также мебели для квартир, – сказал он, – офисов и коттеджей. Но главное, там были запасы краски, автомобильных шин и всего-всего, что можно разместить в ангаре площадью в пять тысяч квадратных метров.
– Тогда пусть горит, – разрешил я. – Как-нибудь задержу дыхание да проскочу.
Когда машина вынырнула из стены черного дыма, я понял, что грабеж был, так сказать, стихийным, организаторы не допустили бы поджогов раньше, чем выгребли бы все дочиста, а так огонь вспыхнул, когда расхищение только-только приняло массовый характер.
Я видел, как многие, спасаясь от волны огня и удушающего жара, выскакивают через выбитые витрины с пустыми руками, оставив по дороге нагруженные тележки, другие что-то выносят в руках, уже надсадно кашляя, дым распространяется ядовитый, желто-черный, а внутри слышно, как глухо взрываются бочки с красками.
Я прибавил газку, мотор довольно взревел, и машина понеслась в центр.
Вокруг здания культурного центра оазис тишины и чистоты, словно даже бунтари почему-то соблюдают правила неприкосновенности международных учреждений, но автомобилей прибавилось.
Когда я парковался, увидел, как вышла, наклонив голову от возможных видеокамер и пряча лицо под огромными темными очками, Белогольцева, наиболее непримиримый лидер оппозиции, о которой вдруг пошли слухи, что она пытается договориться с властями о бескровной передаче власти.
Я успел почувствовать ненавидящий взгляд, в следующее мгновение она скрылась в недрах своей машины.
От нее несколько раз приходили к нам представители с предложениями влиться в ее движение и подчиняться их дисциплине, на что Данил по моей указке отвечал предельно грубо и объяснял, куда им всем идти.
В помещениях центра чувствуется лихорадочная суматоха, то и дело проскакивают почти бегом такие люди, которые в обычное время могут только вышагивать.
Дудиков почти сбежал по лестнице, подхватил меня под локоть и завел в крохотную комнатку, уже знакомую по прошлому разу.
– Анатолий, – сказал он горячо, – это ужасно, но гнойную рану прижечь необходимо! Каленым железом… Маша, кофейку, да покрепче! Нам тут предстоит, предстоит…
Мы сидели по обе стороны столика, а Маша, мягкая и домашняя, ставила перед нами чашки с кофе, затем поставила на середину столешницы большую сахарницу с печеньем и сказала тихо и ласково:
– Мозгам нужно сладкое…
Едва за нею закрылась тихо и бесшумно дверь, Дудиков сказал жарко:
– Анатолий, произошло столько всего… и так быстро… что возможно только в России, где долго запрягают, но потом… я смотрю с болью, что творится в городе… и сердце мое обливается кровью… Больше всего хотел бы взять все население России и разом переместить в Штаты!.. К сожалению, это невозможно не только технически. Несмотря на то что мы, протестанты, крепки в вере и этике труда, нам трудно было бы переварить сто сорок миллионов человек, развращенных православием. Вся экономика рухнет, в нищете окажутся как местные, так и приехавшие…
Левое веко у него слегка подергивается, а пальцы, как я заметил, подрагивают так сильно, что несколько крупинок сахара упали мимо чашки.
– А просто, – сказал я, – присоединить Россию?
– Увы, – сказал он с искренней жалостью в голосе, – это то же самое! Только и того, что приедут не сто сорок миллионов, а всего сорок, но их тоже переварить не сможем. Вы понимаете, почему.
– Нет. Почему?
Он вздохнул.
– В странах третьего мира уверены, что в Штатах все богатые потому, что там золото рассыпано на дорогах. Но у нас самые короткие в мире отпуска, у нас все трудятся вдесятеро интенсивнее, чем в Европе, и в двадцать раз больше, чем в России!.. Не случайно прибывшие чаще всего пополняют криминальные банды. Вовсе не потому, что едут бандиты, но в Штатах работать приходится, как вы называете, каторжно, а не кое-как, как в России. Так что позволить присоединиться России – это резко, а то и катастрофически снизить весь наш уровень, как в производстве, так и в науке, спорте, искусстве…
Я буркнул:
– Ну да, мы же теперь только штатовские фильмы смотрим. И сериалы.
– Присмотревшись, – сказал он негромко, – вы могли бы заметить в титрах множество русских фамилий. И не только в качестве операторов или гримеров. Вот только так можем переваривать приехавших, втыкая их по одному в уже сложившиеся коллективы! К счастью, у нас накоплен опыт и уже выработаны меры, как не дать одной паршивой овце испортить все стадо!
Я криво улыбнулся:
– А две-три уже испортят любой коллектив?
– Вот-вот, – сказал он серьезно, – сами уловили этот момент. Потому грин-карта ежегодно раздается по лотерее пятидесяти тысячам человек по всему миру. Ограничений нет, будь то незнание английского, возраст, пол, семейный статус или финансовое положение. Конечно, нужно не иметь тяжелых инфекционных заболеваний, не быть наркоманом или ранее судимым бандитом, а все остальное нашим обществом переваривается легко. Россия, увы, обречена, с этим ничего не поделать. Сердце мое обливается кровью, очень уж не хочется мириться с жестокой логикой истории! Князь Владимир сделал слишком большую ошибку, приняв православие, хотя чуть раньше у него были послы от германского императора с уговорами принять западный вариант, а из его рук – корону короля Руси. Думаю, в том случае центром Европы стала бы не Германия, а Россия с ее несметным населением, ресурсами и возможностями.
![Александра Гейл - Дневник любовницы мафии [СИ]](/uploads/posts/books/4209/4209.jpg)
