Составитель Чекмаев - Либеральный Апокалипсис. Сборник социальных антиутопий
Карел расстегивает потайной кармашек в сумке и передает другу трехдюймовый конвертик.
— О! — Анри кивает, заговорщически прищурившись. — То самое?
С порога его валят на пол, надевают наручники и усаживают на диван в прихожей. Там же на столике расположена походная лаборатория: половина техники позаимствована из выпотрошенной студии Карела, половина — планшеты, какие–то датчики с проводами — принесена Комиссией.
…Хорошо тому живется,
У кого одна нога:
И обувки меньше рвется,
И порточина одна.
Девки любят комбайнеров,
Бабы любят шоферов.
Девки любят из–за славы,
Бабы любят из–за дров.
Девки по лесу гуляли
И поймали зайца.
Целый день они искали,
Где у зайца яйца.
Сорву аленький цветочек,
Приколю его на грудь.
Это ты, товарищ Сталин,
Вывел нас на верный путь.
Очень страшно на войне,
На войне Афганской:
Мины — рвутся, весь в г…е
Флаг американский!..
Карел сидит на своем домашнем диване и пытается вспомнить, где он видел раньше выражения лиц двух членов Комиссии, нависших над ним. Похоже, в каком–то старинном киберпанковом фильме — там были такие же одинаковые безликие люди в пиджаках с руками, заложенными за спиной. В стороне стоит жена — разумеется, без тени раскаяния на лице, хотя это она впустила их. Приказ разработчика есть приказ. Рядом с ней — крепкий охранник в кевларе и старичок–эксперт, колдующий с техникой. Он, похоже, единственный, у кого есть чувство юмора — непонятно, то ли он знает русский язык, то ли просто тихо посмеивается от нелепо–забавного аккомпанемента. Распознаватель речи, подслушивающий аудиоканал с ноутбука Карела, периодически мигает красным — программе непонятно значение половины слов в куплетах.
— Что это? — спрашивает стоящий справа комиссар, кивая на звучащую лоубитную музыку.
— Частушки. Сатирические куплеты на русском.
— Вы признаете факт своего участия в создании произведения?
Карел усмехается:
— Конечно. Разве вам не заметно, что голос — мой?
— Кто еще участвовал? — теперь в разговор включается «левый».
— Мне они все известны под никами.
— Вы лжете. — Стоящий справа показывает страницы на планшете. — Это ваши друзья. Незарегистрированный круг общения из закрытого форума «Лоубит». Вы занимались совместным музыкальным творчеством и незаконно распространяли его, создав преступное сообщество. За последние два года вы изготовили и распространили еще два подобных носителя общим тиражом тридцать шесть экземпляров. Итого — три эпизода преступления. Трех участников, включая программиста вертолетов, мы уже засекли. Назовите нам, пожалуйста, имена остальных.
— Осталось всего двое, не считая десятка покупателей. Потрудитесь отыскать их сами, чего вам стоит.
Комиссары кивают.
— То есть вы отказываетесь сотрудничать с правосудием? Вы догадываетесь, что вам грозит?
— Вполне.
Прозвучало убедительно — морально Карел уже приготовился «гнить в лагерях», как говорили в старину. Тем временем звучит последняя частушка, и мини–альбом на «флоппике» заканчивается.
— Господин Руфус, перевод текста осуществлен?
— Да. — Старик прекращает улыбаться, его лицо становится строгим и даже суровым. — Анализатор дает восемьдесят пять процентов переводимых фраз, из которых шестьдесят процентов расценены как экстремистские, нарушающие права, пятнадцать — потенциально нетолерантные. Нарушение прав инвалидов, растений, животных, сексуальных и национальных меньшинств, пропаганда сексуальных отношений, экстремизма, покушение на исторические символы демократии… ну и, разумеется, использование запрещенного языка.
— Все ясно, — кивает «правый». — Да, добавьте к этому нарушение правил использования коптеров и то, что я уже перечислил.
Старик ковыряется в своем планшете, затем спрашивает:
— Выставляю на судебное голосование?
Комиссары мельком, по диагонали читают заключение эксперта, скрепляют дело электронными подписями и командуют:
— Выставляйте.
Комиссары наконец–то присаживаются на диван, просят у жены Карела чашечку кофе. Карел расслабленно откидывается на спинку дивана и наблюдает за медленным изменением двух столбиков на экране планшета. Не то чтобы он на что–то надеется — просто ему интересен сам судебный процесс.
Анри весь дрожит. То ли от холода — в капсуле достаточно прохладно, несмотря на наличие климат–контроля, то ли от нервов.
— Это конец. Говорят, там по улицам ходят волки, — наконец подает он голос. — И половина сидит за убийства.
— Плевать, — отзывается Карел из своей капсулы. — Так даже интереснее.
— Чего?! — восклицает Анри. — Тебя что, ничуть не беспокоит, что там мы запросто можем сдохнуть?
— Лучше сдохнуть в Особой Зоне для нетолерантных третьей степени, чем медленно гнить в «свободном» мире.
— Там же тюрьма! Резервация! Остров–концлагерь! Полтора миллиона отрезанных от мира голодающих дикарей! Боже, зачем только я влез во всю эту историю…
Карел не выдерживает:
— Хватит ныть! Ты еще ничего не видел и судишь по байкам из Сети. К тому же ты моложе и крепче меня, это мне надо говорить о злой судьбе.
— Знаешь, почему такие, как мы, несчастны? — спрашивает Анри. — Мы просто слишком много читаем исторических материалов. Мы знаем, как было тогда и как стало сейчас. Знаем, что такое настоящая свобода, что такое свобода творчества. Возникает чувство, что мы родились не в ту эпоху. Сейчас вообще мало кто умеет читать, и потому никто не чувствует…
— Кончаем разговоры, — голос пилота в наушниках прерывает монолог Анри. — Ну что, господа парашютисты, счастливого вам приземления!
В иллюминаторе внизу проплывает тонкая полоска пролива, пересеченная вдоль барьером. Самолет начинает снижаться.
— Я боюсь высоты! — вскрикивает Анри, и секунду спустя его капсула отстреливается вниз. Карел хватается за поручни и мысленно ведет отсчет: «Один… два… три… Свобода!»
Когда они выбираются из парашютных капсул и добираются до ближайшей дороги, уже начинает темнеть. Дорога узкая и пустая, хоть и не выглядит заброшенной. Спустя минут пять ожидания, мимо проезжает древняя фура, грязная, чадящая дизельным двигателем. Водитель не останавливается. В другое бы время и в другом бы месте Карел с Анри удивились столь расточительному расходованию углеводородов, но они слишком уставшие, чтобы это даже просто обсуждать. Через пару минут ожидания на обочине они решают идти в сторону, из которой она приехала — судя по картам, там должен быть населенный пункт с русским названием Углегорск.
За двадцать минут пути — тройка автомобилей, бензиновых и древних настолько, что, казалось, их угнали из музея. Один водитель останавливается и задает какой–то вопрос по–русски, но Карел плохо понимает местный разговорный диалект. Пока он вежливо здоровается и пытается объяснить водителю на английском, тот машет рукой и уезжает.
— Негостеприимно что–то, — Анри подхватывает рюкзак с дороги.
— Что ты хочешь, мы пока еще не «свои».
Темнеет окончательно. Начинает холодать. Еще через десять минут мимо них проезжают два джипа — новых, «гидрогениумных». Первый резко тормозит и поворачивает, перекрывая дорогу, второй проезжает чуть дальше и останавливается.
Из ближнего джипа выходят два молодых парня в камуфляже с винтовками. Один наставляет ствол на Карела и Анри. Карел напрягается, готовый бежать в сторону кустарников, но все обходится — второй военный командует опустить ружье и подходит ближе, здоровается за руку.
— Нашлись, наконец–то. Лейтенант Алекс Ищенко, рад приветствовать на территории Сахалинской Республики. А мы вас на всей зоне выброса искали. Вам что, не сказали ждать на месте патруля?
— Ничего не сказали, — пожимает плечами Карел. — Дали карты и сказали обратиться в ближайшие органы местной власти.
Парень усмехается.
— С таким же успехом они могли бы сбрасывать вас в Тихий океан. Похоже, их все меньше интересует судьба отпущенных.
— В смысле, заключенных?
Лейтенант смеется и приглашает в машину.
— Сейчас поедем в город, утром придете за документами и оружием, и я вам кое–что покажу.
Летнее кафе стоит почти на самом берегу бухты. Из ветхих динамиков у барной стойки играет рок–классика восьмидесятых годов прошлого века — простой и веселый, мощный мотив. Позади — небольшой, на двадцать тысяч человек, городок с невысокими домами, словно растворяющимися в лесу. С берега доносится смех играющих детей.
— Я обещал вам показать. Видите стену? — Лейтенант указывает на море. Там, в полукилометре от берега виднеется белая тридцатиметровая преграда, отделяющая остров Сахалин от остального мира.
