Владимир Кузьменко - Гонки с дьяволом
— К сожалению! Тем более, в настоящем нельзя делать ошибок. Особенно в таких экстремальных условиях, как сейчас. Иногда, казалось бы, мелочь приводит к далеко идущим последствиям. Нам бы с вами объединиться, — начал было полковник.
Но Алексей не дал ему договорить.
— Здесь мы простимся, — он остановил коня, — желаю удачной охоты. Завтра вас примет Президент и вы обо всем с ним поговорите. — Акимыч! Береги гостя! — строго предупредил он лесника. — За своих солдат не беспокойтесь. Их взяли сегодня на рыбалку. К вашему возвращению будет отличная уха!
Полковник поблагодарил и они расстались. Проехав метров пятьсот, Алексей встретил всадников и кивнул им в сторону, куда удалились лесник со своим спутником. Где-то километрах в пяти к северу ухнула пушка, затем еще и еще. Канонада продолжалась около часа. Затем все стихло. Алексей к этому времени был уже дома.
— Вот я и говорю, — жаловался, между тем, Акимыч полковнику, — ежели ты генерал, то должен своим поведением пример подавать подчиненным. Он покосился на полковника, — ведь верно я говорю? А?
— Конечно! — подтвердил полковник.
— Вот то-то! А то, что получается? Непорядок! Ежели все начнут лосих стрелять, то что будет? Запустение и непотребство в природе. Я вот считаю, что бабу завсегда беречь надо. Какая она не есть баба — лосиная или там человеческая. Баба она завсегда — баба… Хранительница жизни. Вот ты, видно, человек образованный. Скажи мне, когда на Русь татары нападали, чего они с собою назад брали с Руси? Ну там золото и всякое добро. Но не в том дело. Баб они наших угоняли. Для чего? А для того, чтобы корень свой укрепить, а наш подорвать. Или вон я читал в газетах, перед самой этой катастрофой, что повадились к нам ездить всякие там иностранцы, белые и черные… Жениться, значит, потому что русская баба вроде бы самая терпеливая и все вынесет. Я бы, мил человек, этим бы иностранцам… Скажу я тебе: народ, который не бережет своих женщин — хиреет, как олень, у которого глисты завелись в кишках. Красивая жинка это, я скажу, дар Божий. — Лесник на минуту задумался и продолжал:
— Вот Природа… кто она?
— Как кто? — не понял тот.
— Ну кто? Не знаешь? Так я скажу: природа — это женщина и женское ее начало — наипервейшее свойство…
В этот момент до них донесся звук отдаленной артиллерийской канонады. Полковник остановил лошадь и прислушался. Лесник слез со своей кобылы, вытащил кисет и трубку, набил трубку, раскурил и зло сплюнул.
— Это часто? — осведомился его спутник, тоже слезая с лошади.
— А ну их! Малохольные! — с раздражением бросил лесник. — Дорвались, собачьи головы. Теперь всю дичь в округе распугают. Ну чего палить? Снарядов им не жалко, а то что в лесу потом воронок, да деревьев поваленных, — он крепко выругался и дернул за повод ни в чем не повинную кобылу.
Та, не ожидая такого обращения, присела на задние ноги и испуганно храпнула, брызнув слюною.
— Напрасно вы их так ругаете, Акимыч, — мягко упрекнул его полковник, — солдат надо учить, иначе какие это солдаты.
— Учить? Против кого учить? Да их пахать землю надо учить, а не воздух пакостить. Лбы здоровые, а толку от них никакого. Вместо того, чтобы автоматами играться, к работе руки бы приложили. Вон сколько земли вокруг стосковавшейся. Земля она, как баба, ласку да труд любит. Ну ладно, поехали.
Глава XXXII
КАМУФЛЯЖ. «РАЗРЕШИТЕ ВЗГЛЯНУТЬ»…
Паскевич явно переборщил. В таких случаях, мы, друзья, знающие его характер и любовь к эффектам, говорили: «Фантомас разбушевался». На этот раз он разбушевался всерьез и я стал опасаться, что наш, так хорошо начавшийся камуфляж раскроется. Что за этим последовало бы — не вызывало сомнений. Конечно, не могло быть и речи о подчинении бредовым планам выживших из ума генералов. Мы могли бы переселиться дальше и уйти от столкновения. Свободное пространство позволяло это сделать, но жаль было бросать налаженное хозяйство, припасы. Вооруженное же столкновение неизбежно должно было закончиться нашим поражением, принести большие жертвы.
Кто-то сказал, что полководец должен быть то львом, то лисицей. Нам предстояло рядиться в лисью шкуру, но так, чтобы из-под нее выглядывал львиный хвост. Пусть нас заподозрят в хитрости, коварстве, но только не в слабости! Надо было вести такую игру, в которой наша «сила» обнаруживалась бы противником невзначай, по упущению. Поэтому я с некоторым неудовольствием и тревогой наблюдал за деятельностью Паскевича.
Еще прошлой осенью, когда стало известно о существовании армейской группы и о том, что ее командование засекло наше расположение, мы решили, на случай такой инспекции, использовать для камуфляжа пустующий санаторий «Лесная сказка» и приспособить его внушительное центральное здание под «штаб» или, как говорил Фантомас, под «президентский дворец». Свое место по сценарию я должен был занять там утром.
Уже в седьмом часу под окном раздался гудок автомобиля. За рулем черной «Волги» сидел Вася. Рядом с ним, на переднем сидении, находился Александр Иванович в своей генеральской форме. Два дня назад в Совете разгорелся спор о том, сколько рядов колодок должно красоваться на груди нашего генерала. Учитывая его сравнительно молодой возраст, решили ограничиться тремя, хотя сам Паскевич настаивал на шести.
— После отъезда Голубева можешь надеть хоть двенадцать, — насмешливо предложил Алексей. — А пока терпи.
Паскевич было надулся, но тут же весело рассмеялся. Надо сказать, что он полностью вошел в свою роль и отлично с нею справлялся. Я немного замешкался, одеваясь в свой парадный костюм из дорогой серой английской шерсти.
Евгения критически осмотрела меня с ног до головы и, по-видимому, была не совсем удовлетворена. Она порылась у себя в ящике и подала мне булавку для галстука. В ней сверкал небольшой бриллиантик.
— На, заколи!
— Это еще зачем? — возмутился я.
— Одиссей! — услышал я крик своего друга снизу. В период душевного подъема он всегда называл меня этой студенческой кличкой.
— Ты еще долго будешь? Пора ехать!
Он оказался в дверях.
— Скажи ему, чтобы надел! — потребовала Евгения.
— Слушайся жену, она больше тебя разбирается в таких вещах.
Они еще минут пять крутили меня словно манекен, сменили галстук на более светлый и, наконец, удовлетворенные, решили, что «в таком виде» я уже могу предстать перед инспектором.
Въезд в санатории преградил шлагбаум. Возле него стояли трое солдат с автоматами. У каждого из них было переговорное устройство. Все так, как на охраняемых объектах.
От ворот к главному зданию вела широкая двухкилометровая дорога, по левую сторону которой высились длинные стандартные двухэтажные дома. Раньше в них жил обслуживающий персонал санатория, а часть использовалась для отдыхающих среднего и низшего рангов. Более высокопоставленные гости отдыхали в люксах главного здания. Теперь на углу у каждого дома стоял грибок, возле которого расхаживал часовой. На спортивной площадке у волейбольной сетки, голые по пояс, но, как принято в этих случаях в армии, в сапогах, играли солдаты. Возле кафе сновали сержанты и младшие офицеры. Из дверей магазина то и дело выходили, нагруженные авоськами «офицерские» жены. Далее стояла, готовая отправиться в путь, колонна из пятнадцати ЗИЛов, крытых брезентом, которую тоже охраняли часовые.
На площади у самого штаба стояло с десяток легковых машин, шоферы которых, собравшись в кучку, шпарили анекдоты.
— Ну как? — обернулся ко мне Паскевич.
— Не много ли легковых машин? Такое их число у штаба соответствует, пожалуй, дивизии. А так — довольно натурально. Особенно хорошо ты придумал с «женами». Что они тащат в авоськах?
— Кирпичи, наверное!
— Сколько людей ты задействовал?
— Почти всех.
Мы поднялись на крыльцо и вошли в вестибюль. У входа за столом сидел дежурный лейтенант с красной повязкой на рукаве. На столике стоял телефон.
— А это откуда? — указал я на телефон.
— А ты сними трубку. Я снял. Сейчас же послышался женский голос: «Коммутатор!»
— Это главный сюрприз! Но из своего кабинета ты теперь можешь позвонить домой. Сейчас там ставят телефон. Наверное уже поставили.
— Та-а-а-к!
Я еще раз оглядел вестибюль. Лестница, ведущая на второй этаж, была покрыта ковровой дорожкой. По ней вверх и вниз сновали офицеры и девушки с папками в руках. Девушки были одеты одинаково — в черные юбки и белые блузки.
На втором этаже находилась приемная и мой кабинет. Мы вошли. Пол приемной был устлан толстым ковром. У самой двери кабинета, за столом, заставленным телефонами, сидел молодой капитан с аксельбантами.
— Твой адъютант! — представил мне его Паскевич. Тут же поодаль, за другим столом сидела миловидная секретарша и что-то печатала на машинке. В креслах вдоль стен, у окон, завешанных прозрачными шторами, сидело несколько человек в форме и гражданской одежде.
