Чайна Мьевиль - Город и город
— После этого там бывают приёмы для гостей, не так ли?
— Гостей?
— Компаний. Тех, с которыми Бещель по-дружески сплетничает, — ведь ради этого такие мероприятия и устраиваются, когда они ссорятся насчёт контрактов. Ашил, узнайте, кто там бывал в эти дни.
— В Торгово-промышленной палате?..
— Надо проверить списки гостей, приглашённых потом на вечеринки. Просмотрите пресс-релизы через несколько дней после этого, и вы увидите, кто какой заключил контракт. Давайте.
— Господи, чтоб тебя, боже, — сказал я спустя несколько минут в тишине, по-прежнему расхаживая один в комнате. — Какого хрена просто не выпустить меня? Я полищай, чёрт подери, именно этим я и занимаюсь. Вы хороши как ищейки, но в остальном вы полное дерьмо.
— Вы совершили брешь, — сказал Ашил, распахивая дверь. — Это и есть то, что мы расследуем.
— Верно. Вы что, ждали снаружи, пока я не скажу чего-то такого, что дало бы вам повод войти?
— Вот список.
Я взял бумагу.
Компании — канадские, французские, итальянские, парочка небольших американских — шли вслед за разными датами. Пять названий были обведены красным.
— Остальные были там на той или иной ярмарке, но те, что обведены, появлялись в каждый из тех вечеров, когда ключами распоряжалась Махалии, — сказал Ашил.
— «Софт РеддиТех. Бернли» — эти чем занимаются?
— Консалтингом.
— «КорИнтех» — это всякие электронные компоненты. А что это рядом с ними написано?
Ашил посмотрел.
— Их делегацию возглавлял Горе, от их материнской компании, «Сиэр и Кор». Приезжал, чтобы встретиться с местным главой «КорИнтех», парень руководит их подразделением в Бещеле. Они оба были на вечеринках с Ньисему, Буричем и остальными из Торгово-промышленной палаты.
— Чёрт, — сказал я. — Нам… Когда он здесь появлялся?
— Каждый раз.
— Каждый раз? Исполнительный директор материнской компании? «Сиэр и Кор»? Вот дерьмо…
— Поясните, — сказал он, помолчав.
— Наци такое не потянули бы. Подождите. — Я думал. — Мы знаем, что в Связующем зале у них есть свой человечек, но… что, чёрт возьми, Сьедр мог бы сделать для этих парней? Корви права — он клоун. На что он мог бы рассчитывать?
Я помотал головой.
— Ашил, как это работает? Верно, вы можете просто скачать эту информацию из обоих городов. Могли бы вы… Каков ваш статус на международном уровне? У Бреши, я имею в виду. Нам надо разобраться с этой компанией.
Я — аватар Бреши, сказал Ашил. Там, где произошла брешь, я могу делать всё, что угодно. Но мне долго пришлось объяснять ему, что к чему. Эти его закостенелые манеры, эта непрозрачность, непроницаемость хоть какого-либо смысла того, о чём он думает, — трудно было сказать, слышит ли он меня вообще. Он не спорил, но и не соглашался. Он стоял, пока я излагал ему свои соображения.
Нет, они не могут их продавать, говорил я, дело не в этом. До каждого из нас доходили слухи об артефактах эпохи Предтечи. Об их не укладывающейся ни в какие рамки физике. Их свойствах. Им хочется узнать правду. Они заставили Махалию поставлять их. Для этого они внушили ей мысль, что она связана с Оркини. Но она поняла, что к чему.
Корви однажды рассказывала мне о гостевых турах по Бещелю, которые позволяли себе представители тех компаний. Их шофёры могли возить их куда угодно — по сплошным или заштрихованным участкам, в любой красивый парк, чтобы они разминали там ноги.
Компания «Сиэр и Кор» занималась исследованиями и разработками.
Ашил уставился на меня.
— Это бессмысленно, — сказал он. — Кто бы стал вкладывать деньги в суеверный вздор?..
— Вы уверены? Что в этих историях нет ничего такого? Но, даже если вы правы, ЦРУ тратит миллионы долларов на тех, кто пытается убивать козлов взглядом. Руководство «Сиэр и Кор» платит, скажем, несколько тысяч долларов, чтобы это организовать. Ему нет надобности верить ни единому слову: это стоит таких денег просто на тот случай, если во всех этих россказнях вообще хоть что-нибудь окажется правдой. Их любопытство этого стоит.
Ашил достал мобильник и принялся звонить. Ночь была ещё в начале.
— Нужно провести совещание, — сказал он. — Важное дело. Да, устройте.
— Совещание. По ряду вопросов.
Он много раз сказал примерно одно и то же.
— Вам любое дело по плечу, — сказал я.
— Да. Да… Нужна демонстрация. Брешь — это сила.
— Значит, вы мне верите? Верите, Ашил?
— Как они могли такое устроить? Как могли вот такие посторонние войти с ней в контакт?
— Я не знаю, но именно это мы и должны выяснить. Оплачивали услуги пары местных — мы же знаем, откуда Йорджу поступали эти деньги.
Суммы были небольшими.
— Но не могли же, не могли же они создать для неё Оркини.
— Исполнительный директор их родительской компании не приезжал бы сюда ради этих ничтожных рукосуев, не говоря уже о том, что при каждом его приезде склад запирала Махалия. Соображайте. Бещель прозябает настолько, что они уже бросили нам кость, побывав здесь. Здесь должна быть связь…
— Что ж, мы это расследуем. Но они не граждане Бещеля или Уль-Комы. У них нет…
Молчание.
— Страха, — сказал я.
Этой оторопи перед Брешью, этого рефлекса послушания, разделяемого в Уль-Коме и Бещеле.
— У них нет на нас определённой реакции, поэтому, если мы что-то предпримем, нам надо будет продемонстрировать свою весомость — потребуются многие наши, для представительности. А если всё окажется правдой, то крупный бизнес в Бещеле закроется. Это будет кризисом для города. Катастрофой. И это никому не понравится. Бывали случаи, Тье, когда тот или другой город вступал в спор с Брешью. Такое имело место. Войны с Брешью. — Он подождал, пока над нами реял этот образ. — Это никому не будет на руку. Так что нам нужна представительность.
Брешь должна внушать страх. Я понял.
— Быстрее, — сказал я. — Поспешите.
Но сбор аватаров Бреши отовсюду, где они размещались, попытки такой рассеянной властью обуздать хаос, — это не было действенным. Представители Бреши отвечали на звонки, соглашались, не соглашались, говорили, что придут, или говорили, что прийти не смогут, выражали готовность выслушать Ашила. Так оно происходило, если судить по его репликам в разговорах.
— Сколько вам надо? — спросил я. — Чего вы ждёте?
— Я же сказал, нам нужна представительность.
— Чувствуете, что происходит там, снаружи? — спросил я. — Вы чувствовали это в воздухе.
Это продолжалось более двух часов. Скованный какой-то добавкой к еде и питью, которые мне давали, я расхаживал по комнате и сетовал на лишение свободы. К Ашилу поступало всё больше звонков. Больше, чем он оставил сообщений, — слово размножалось, точно вирус. В коридоре ощущалось беспокойство, слышались быстрые шаги, голоса, крики и ответные крики.
— Что там такое?
Ашил обращал свой слух к телефону, а не к звукам снаружи. «Нет», — сказал он. Его голос ничего не выдал. Он сказал это несколько раз, прежде чем закрыл телефон и посмотрел на меня. Его уравновешенное лицо впервые выглядело неуверенно. Он не знал, как сказать то, что надо было сказать.
— Что случилось?
Крики снаружи стали громче, и теперь доносился ещё и шум с улицы.
— Авария.
— Автомобильная?
— Автобусы. Два автобуса.
— Совершили при этом брешь?
Он кивнул.
— Оба были в Бещеле. Столкнулись на Финской площади. — Большая заштрихованная площадь. — Занесло в стену в Уль-Коме.
Я ничего не сказал. Любая авария, приводящая к бреши, с очевидностью требует участия Бреши: несколько аватаров врываются в поле зрения, блокируют сцену, выясняют параметры, выводят невиновных, задерживают всех, кто причастен к совершению бреши, как можно быстрее возвращая власть полиции в двух городах. Ничто в факте дорожно-транспортной бреши не могло привести к такому шуму, который я слышал на улице, значит, должно было иметь место нечто большее.
— Эти автобусы доставляли беженцев в лагеря. Теперь они вышли, а их никто ничему не обучал, они повсюду совершают бреши, переходят из города в город, не имея ни малейшего представления о том, что делают.
Я мог себе представить панику случайных прохожих, не говоря уже о ни в чём не повинных водителях в Бещеле и Уль-Коме, которым пришлось отчаянно увёртываться от мчащихся автобусов, по необходимости въезжавших и выезжавших из топольгангерного города, изо всех сил стараясь вернуть контроль и вытянуть свои машины туда, где они проживают. Сталкиваясь затем со множеством испуганных, раненых нарушителей, не имевших намерения совершать бреши, но лишённых выбора, не знавших языка, чтобы попросить о помощи, карабкавшихся из разбитых автобусов, причём на руках у них были плачущие дети, а кровь текла то по одну сторону границы, то по другую. Они, не настроенные на национальные нюансы — одежда, цвета, причёски, манеры, — приближались к людям, колеблясь взад и вперёд между странами.
