Пол Филиппо - Города
— Нет, — отвечает она беззвучно, одними губами. Она делает выдох через нос. — Зато у меня есть собственность.
— Это точно.
Я понимаю ее. Я делаю движение бровями. Как будто задаю вопрос: для чего тебе тогда заниматься взломами?
Она улавливает. Ей не нужно выслушать вопрос, чтобы ответить.
— Это помогает шарикам в голове вертеться, — говорит она. — Получше, чем беседовать с плюшевыми мишками.
— Во всяком случае, у тебя есть умный человек, с которым можно поговорить.
— Это еще кто? — Она источает презрение, предвидя исполненную эгоизма реплику.
Я опять подаюсь вперед.
— Ты.
— О. — Она опускает глаза и наконец улыбается: — Так, ладно, я умная. Благодарю. Хочешь виски, раз уж ты пришел?
— Это было бы замечательно.
— Еще несколько месяцев невробики и шестимесячный курс реабилитации восстановят нейроны, которые ты теряешь.
А я отвечаю:
— Может, я раньше умру.
Не такая уж это и шутка.
Она поворачивается ко мне со стаканом в руках.
— Надеюсь, что нет. Вот.
Мэнди рассказывает, как она приобрела земельный участок в Гоа [117] и продала его за фантом. Она говорит о вложениях капитала в широкополосные сети; этим она занималась, когда ей не было тридцати и когда она отошла от спортивных танцев. Она в самом деле занималась спортивными танцами. Единственное, что мне еще удается из нее вытянуть, это что она жила с матерью в трейлере, а потом ее матушка сошлась с торговцем автомобилями, и они поселились в небольшом бунгало в Джерси.
— Я забивалась в свою комнату и гоняла стрелялки на видео. Все воображала, что подстреливаю его.
Наконец я говорю:
— Пойду-ка взгляну, не нашелся ли Джазза.
Она кивает, и мы оба поднимаемся на ноги. И тогда она мне говорит:
— Здорово все-таки, что ты после стольких лет все еще заботишься о нем.
— Он из моей команды, — отвечаю я.
— Брось, — отмахивается она. — Он и есть вся твоя команда.
Но она говорит это по-настоящему милым тоном.
На следующее утро я обнаруживаю на своем телеэкране почту.
Это письмо от Мальчишки. Мистера Новавиту нашли в экспресс-автобусе, движущемся к югу в сторону Мэриленда. Джазза не был в Мэриленде с детства, когда родители увезли его в Джерси. Да как он, черт возьми, проделал этот путь?
Его привезли обратно около полудня, и выглядит он так, будто ночь зверски надругалась над ним: багровые щеки, коричневые старческие пятна, тяжелая, мрачная походка. Ночь не виновата, просто вот так выглядит в наши дни мистер Новавита, а я об этом постоянно забываю. Он все еще лазает по деревьям.
— Он будет хорошо. Будет спать, — говорит Мальчишка.
Я вижу на столе его очки, и ко мне приходит другая мысль, щекочущая как перышко.
— Они были на нем?
Я надеваю очки. Транскодер есть, но он вживлен в его руку. Высокая технология. Выше, чем у меня. Во всей руке Мальчишки пылает огонь. Тепловое зрение. Ночное?
— Изысканные очки, — говорю я.
Я спускаюсь к моей команде. Мы нанесли ответный удар — исследовали потоки денежных средств. Таг проделал определенную работу с костюмами. Он включает свой небольшой радиоприемник, так что они не могут вторгнуться в наш разговор.
Таг говорит:
— «Экс-О-сейф» — железно твердая фирма. Поэтому мы вошли в полицейские файлы.
— Что?
Мой голос звучит, как воздушный насос на арктическом льду.
— Мы установили засаду на полицейском компьютере, — говорит Джоджо. — И получаем информацию о том, о ком мы упоминаем. Мы добавили имя Брюстера. И многое добыли. Они сочли, что Силуэт — это, возможно, ты.
— Что? Я-а?
Мэнди попросту лает и разгоняет ладонями дым, как будто отмахивается от самого большого абсурда, какой ей когда-либо доводилось слышать.
Я все еще на крайнем взводе.
— Они считают, что Силуэт — я!
— Ты был первым подозреваемым. Пока не пострадала твоя внучка.
Я выхожу из себя:
— Вонючие тупицы!
Джоджо возражает:
— Не такие уж тупицы, как видно. Есть ниточка, которая ведет их прямо к Счастливой ферме.
Мэнди лает:
— Ох, я не верю. Вот сюда?
Я бросаю взгляд на ее скулы. И в голове у меня застучало кое-что забавное. Это узнавание. Кое-чего. И внезапно случается так, что я слышу, как кто-то спрашивает:
— Так это ты?
Вот только произнес эти слова я. В комнате становится холодно. Радио играет простонародную песенку.
— Мэнди, я задал тебе вопрос: Силуэт — это ты?
За моим вопросом стоит очень странная вещь: я хочу ей сказать, чтобы она не волновалась, что мы ее защитим, если это так, и мне кажется, что я почти что сказал это. Но получается не так. В сущности, я не контролирую ситуацию. Вы сейчас увидите, что здесь происходит кое-что еще.
Лицо Мэнди как будто тает. Все ее черты искривляются, как будто она постоянно поддерживает их волевым усилием. Ее глаза делаются пустыми, и теперь видно, какой она станет, когда позволит себе превратиться в добрую старушку. Страдающую, растерянную. Она качает головой, и ее челюсти ходят ходуном. Когда она встает, ее руки дрожат.
— Старые, тупые придурки.
У меня появляется ощущение, что я представлялся кому-то реальным источником зла, кем-то таким, кем я не собирался быть. Не знаю, почему это так.
Гас кричит ей:
— Ты не проявляла особой заботы о пострадавших от их действий.
Я мчусь за ней при помощи своих калибраторов.
— Говори, Мэнди, здесь нет ничего личного. — Она поворачивается ко мне спиной. — Мэнди?
Она поворачивается, и лицо у нее, как у прижатого к стене дикобраза.
— Смойся!
— Мэнди, полицейские считают, что ниточка тянется отсюда, и при этом они отнюдь не тупы.
Она впивается взглядом в дверь. Ее слова обращены в воздух. Ее слова обращены ко всей ее жизни.
— Каждый раз я думаю, просто — я думаю, что есть кто-то, у кого есть версия… Что кто-то меня просто ВИДИТ! МЕНЯ! Вот тогда я получила очередной удар в зубы. — Она вскидывается, как тигрица, ей больно, она в ярости. — Смывайся к своей мини-команде. Играй в свои мальчишеские игрушки. — Голос ее дрожит, как воздушная дымка. — У меня нет времени.
Времени нет ни у кого из нас.
— Я прошу прощения.
Она стоит неподвижно, воззрившись в окно, выходящее на серый пейзаж над газоном.
— Мэнди, я прошу прощения. Ты понимаешь, почему я задал этот вопрос? Да потому, что мне знакомо то лицо под черной маской. Я уверен, что смогу сказать, кто это, только бы вспомнить. Меня просто осенило… Вот. Кто сказал, что Силуэт — это мужик? Я просто сказал, в ту же минуту, как только подумал. Извини.
Она поворачивается и смотрит на меня. Она не убеждена. Она устала.
— Я кое-что выяснила, — говорит она. — Я так гордилась собой. Я в самом деле не сомневалась, что Брюстер будет доволен. — Она понюхала воздух. — Я нашла лица тех, что были в костюмах, и тех, что захватили твою внучку. Между прочим, я следила за ними всю ночь. И полиция должна быть в курсе. Но.
Она выглядит бесконечно усталой. Похоже, что она вот-вот заснет стоя.
— У них у всех болезнь Альцгеймера.
Я проглатываю это. Мэнди не шевелится. Похоже на то, как если бы все ее тело раздувалось перед криком. И она по-прежнему глазеет в окно.
— Альцгеймера?
— Да. Это похоже на «Нападение зомби», так? Мы теряем головы, и они посылают нас воровать. Мы просто тела, плоть. Да даже как мясо мы им не нужны.
Серый свет пробивается сквозь серое окно, падает на ее нос, на ее щеки. И это делает ее прекрасной.
Я подумал об очках на кровати — тех, со встроенными транскодерами. Очки могут рассказать правду о том, кто на самом деле твои друзья. Они подсказывают тебе, когда настает время принимать лекарство. Они подсказывают, что тебе пора на самолет, и как выехать со Счастливой фермы и добраться до автостоянки.
Скулы, думаю я. И еще думаю о сморщившейся мордочке сверчка.
— У, мать твою, — бормочу я, и мой желудок как будто переворачивается. — У, ТВОЮ МАТЬ!
Я уже подхожу.
— Брюст?
Мэнди вроде как спрашивает. Будь прокляты эти калибраторы! Я ковыляю, поднимаюсь и опускаюсь, словно поплавок, пытаюсь побежать, и мне это не удается.
— Брюст, что это?
«Подруга, да ты знаешь, что у меня щеки горят от слез?» Я вдруг начинаю их чувствовать. Мой локоть чуть ли не сметает их с моего лица. Эти сволочи, эти сволочи заставили меня плакать.
— Брюстер, подожди.
Мэнди торопливо идет за мной.
А я думаю только об одном: Джазза. Джазза, ты же заслуживаешь намного большего, чем вот это. Ты же изобретал, сочинял музыкальные композиции, девочки смотрели на тебя, и в их глазах зажигались звезды. Аааа-блин! Танцуешь без рубашки на краю моста, молодой и сильный, умный и красивый. Джазза. Ты же не просто куколка из плоти, Джазза. Я на это надеюсь.
