Александр Розов - Пингвины над Ямайкой
– Допустим, – согласился Ив, – И что из этого следует?
– Мой вопрос, – напомнила Флер, – Зачем устроено это безобразие с юниорами?
– Чагос, – лаконично ответил разведчик.
Флер вытащила из пачки сигарету, и прикурила. Потом сделала глоток кофе.
– Значит Чагос. А заодно Майотте и Замбези. Цепь провокаций. Все по учебнику. Но непонятно: зачем тащить юниоров через океан? Достаточно было объявить о сделке с Шуангом, а реально отправить их в Зангела – вместе с семьями. Качество провокации стало бы только лучше, и проблем меньше. Так, в чем же дело?
– Ты забыла про затягивание французских католических оффи в ловушку Фукуямы. Объяснить, что это такое, или…?
– Я же говорю: учебник по информационно-диверсионной работе я читала.
– Мне объяснишь потом? – спросил Оскэ.
Флер наклонилась к нему и что-то коротко прошептала, касаясь губами его уха. Он расплылся в улыбке. Ив тоже улыбнулся, и кивнул.
– Значит, про ловушку Фукуямы я могу не объяснять.
– Да, – подтвердила она, – Но ты зря говоришь про этот ловушку. Французские оффи втянуты в нее не юниорами Малави, а религиозным фоном войны за Коморы.
– Мама может тобой гордиться, – заметил Ив.
– Нет, скорее я могу гордиться мамой, – ответила Флер, – мне было 12 лет, когда мама объяснила мне, как надо реагировать на грубые комплементы в деловом разговоре.
Ив Козак задумался на несколько секунд, а потом уверенно кивнул.
– ОК. Ты справилась с экранами-легендами прикрытия. Вот тебе реальный ответ: как правильно заметил Оскэ, самый ценный ресурс, это люди. Мы вывозим гуманитарный ресурс в порядке классического присвоения военной добычи.
– Мы – это кто? – спросил Оскэ.
– Я имею в виду тот консорциум, который готовил и организационно-экономически обеспечивал «Войну в проливе», – пояснил разведчик, – И мы постарались при этом соблюдать если не букву Великой Хартии, то, как минимум, ее смысл.
– Смысл Хартии? – переспросила Флер, – Да если бы вы попытались провернуть этот гешефт в акватории Конфедерации, вам всем вклеили бы ВМГС в тот же день, а на рассвете следующего дня – расстреляли бы на хрен, и правильно бы сделали!
– Интересно, – сказал он, – Когда в Конфедерации отбирают детей у неадаптивных иммигрантов, и распределяют этих детей по конкурсу, ты тоже возмущаешься?
– Не путай, – ответила она, – Этих детей отбирают по суду, потому что они граждане Конфедерации, и Хартия защищает их право на адаптацию к нашему образу жизни.
– А если ребенок не наш гражданин, то насрать на него? – спокойно спросил Ив.
– Magna Carta te fenua to ou, aita to tahi, – отрезала она, – Это наша Хартия, для нашей страны, а не для чужих. И не надо нам этих игр в общечеловеческие декларации!
– Браво! – он хлопнул в ладоши, – А ты можешь повторить это, глядя на конкретного ребенка, которому не повезло со страной рождения?
Флер сжала и разжала кулаки и медленно, с напряжением, выдохнула.
– Сейчас ты похожа на своего отца, – сообщил разведчик, – Таким я увидел его в нашу первую встречу, на пирсе вашего fare на Футуна. В руках у него был полуавтомат 12 калибра, «Remi-tactical». Он сказал: «Ты прыткий парень, как я погляжу и, наверное, можешь увернуться от пули, но не от картечи, поэтому убирайся с моего берега». Он выстрелил бы в меня, если бы я сделал шаг, и я не двигался, пока не пришла Чубби.
– Папе есть, за что не любить вашу контору, – холодно сказала Флер.
– А тебе есть, за что не любить меня? – спросил Ив.
– Ты по-жлобски давишь на психику, – ответила она, – вообще-то это свинство.
– Ты обижена на меня за то, что я задал вопрос, который ты стараешься забыть с того момента, как первый раз соприкоснулась с Африкой?
– Нет. Не за это, а за то, с какой целью ты это делаешь. Я смотрела на Пепе Кебо и на девчонку из Малави, которая к ней привязалась, и думала: вы обманули волонтеров, скрыв от них неизбежность таких ситуаций. Сколько волонтеров психологически не смогут бросить детей, которые к ним вот так привязались? Двадцать? Сорок?
– Пока чуть меньше двадцати, – ответил он, – Но это только первая смена. По оценке экспертов, волонтеры и атаурцы разберут примерно полсотни юниоров, в основном младших. Сотня старших будет постепенно абсорбирована своими ровесниками на Восточном Тиморе. Появятся семьи. Обычная, нормальная жизнь. Около полсотни окажутся отбракованными. Но интереснее всего судьба последних двухсот. Они…
– Что значит «отбракованы»? – перебил Оскэ.
– Врожденные или приобретенные в детстве дефекты психики, – пояснил Ив.
– Я тебя про другое спросил, обер-лейтенант. Я спросил, что значит…
Разведчик поднял открытую ладонь показывая, что понял суть вопроса.
– Это значит, что их вернут отправителю, а там пошлют в трудовую резервацию для социального мусора. Еда, жилье, нетяжелая работа и размножение – разумеется, без возможности воспитывать потомство. Вполне гуманно, на мой взгляд.
– Ты начал говорить про двести последних, – напомнила Флер.
– Да, – Ив кивнул, – Если верить экспертной гипотезе, у них возникнет какой-то свой вариант техногенного социума. Подчеркиваю: свой, а не копия чужого. И так будет происходить на каждом тетрабублике. За считанные годы появится множество самых разных продуктивных техно-культур, с разными видами гуманитарного потенциала.
– Минутку… Я не поняла. Вы что, намерены тиражировать тетрабублики?
– Разумеется, – подтвердил разведчик, – В этом весь смысл эксперимента.
– И ради этого – эскалация войны в Африке? – уточнил Оскэ.
– Эскалация войны в Африке исторически объективна, – возразил Ив, – А мы просто покупаем тот гуманитарный ресурс, который в противном случае пропал бы зря.
Флер побарабанила пальцами по столу и уверенно произнесла.
– Вы пытаетесь создать клоны Элаусестере, вот что! И для этого вы устраиваете тут деприватизацию жизни, характерную только для комми-канаков и, пожалуй, еще для десятка – другого австронезийских микро-этносов, которые попали в постиндастриал прямо из палеолита. Я угадала?
– Если не придираться к терминам и деталям, то, в общих чертах, да, – подтвердил он.
– На хрена? – лаконично поинтересовался Оскэ.
– Космос, – еще более лаконично ответил разведчик.
– Значит, главный автор – Шуанг, – заключила Флер.
Обер-лейтенант INDEMI утвердительно кивнул, и добавил.
– Моя идея состояла только в том, что в пубертатный период психика человека очень пластична. Она способна полностью сбросить предыдущие социальные стандарты и адаптироваться к новому набору стандартов, предложенному дружественной средой. Шуанг пошел намного дальше. Он предположил, что психика в этот период не только адаптивна, но и очень креативна. Она может сама достроить дружественную среду по приблизительному эскизу. Так мы перешли от простой задачи социализации к задаче сверхскоростного социо-дизайна, как выражается Шуанг.
– А что думает по этому поводу Торрес? – спросил Оскэ.
– Торрес – бизнесмен, – ответил Ив, – Он видит в этом золотую жилу, какие-то новые возможности экономического плана… В общем, это другое.
Оскэ закурил сигарету, покрутил ее в пальцах и покивал головой.
– Да, пожалуй, Торрес тут, как бы и не при чем. Он оставался в поле Хартии.
– А мы с Шуангом – нет, ты это хочешь сказать? – уточнил разведчик.
– Зачем мне говорить, если ты сам это сказал?
– Понятно… – Ив сделал паузу, – И что теперь? Пойдете заявлять в Верховный суд?
– Это решит моя vahine, – ответил Оскэ.
– Почему я? – тихо спросила Флер.
– Потому, что ты лучше разбираешься в этих гестаповских делах… В смысле, я хотел сказать, в делах, связанных с…
– Я поняла, Ежик, – перебила она, – Но я все равно хочу посоветоваться с тобой.
– Ты сейчас капитан. Ты советуешься, с кем считаешь нужным. Логично?
– Логично… – отозвалась она.
Ив Козак встал, прошелся до торгового автомата и вернулся с тремя чашками кофе.
– Угощайтесь ребята. Я полагаю, между нами ничего личного?
– Ничего, – спокойно подтвердила Флер.
– Сейчас ты снова похожа на Чубби, – задумчиво сказал он, – На суб-лейтенанта Чубби Хок. 12 год Хартии. Операция «Octoju» на атолле Тауу. Жесткая зачистка исламского анклава. Ее первая боевая операция, как самостоятельного командира… Я помню, она приказала: «Убейте в этом квадрате все, что шевелится. Вообще все! Я не хочу никем рисковать. Огонь!». И мы убили всех. Комбатантов, некомбатантов, взрослых, детей… Стреляли минами из тюберов, по квадратам. Потом мы не могли сосчитать, кого там сколько было. А Уфти ляпнул: «Фарш невозможно провернуть назад». Шутник…
– К чему ты это? – спросила она.
– Да так, – Ив пожал плечами, – Стрелять легко. Считать труднее. Особенно – потом.
