Стивен Кинг - Несущая огонь
Он смотрел на нее, и на его губах играла улыбка.
* 12 *Чарли Макги посмотрела в зеркальное стекло прямоугольного окошка и не увидела ничего, кроме своего отражения., но ощущение устремленных на нее глаз было очень сильным. Ах, если бы там сейчас стоял Джон, ей было бы гораздо легче. Но откуда ему там взяться?
Она перевела взгляд на поднос с деревянной стружкой.
Это будет даже не посыл, а толчок. Одновременно с этой мыслью явилась другая, от которой она содрогнулась, пришла в ужас: ей хотелось испытать свою силу. Она думала о предстоящем так, как изголодавшийся человек, глядя на шоколадное мороженое, думает проглотить его одним махом. Но, прежде чем проглотить, он хотя бы миг будет… смаковать его.
За этот миг смакования ей стало вдруг стыдно; впрочем, она тут же сердито тряхнула головой. Почему бы и нет? Всем людям хочется делать то, что они хорошо умеют. Мама любила составлять кроссворды, а мистер Доури из соседнего дома в Порт — сити любил печь хлеб. Когда им самим уже не нужно было хлеба, он выпекал для других. Каждому хочется делать то, что он хорошо умеет…
«Стружка, — презрительно подумала она — Могли бы придумать что-нибудь потруднее».
* 13 *Первым это почувствовал оператор ЭЭГ. Он давно испарился в своей защитной одежде и поэтому в первый момент решил, что все дело в этом проклятом комбинезоне. Но в следующую секунду он увидел на экране, что волны альфа — излучения вдруг ощетинились, как пики, — свидетельство предельной концентрации воли, а также автограф мозга с разыгравшимся воображением.
Ощущение жара нарастало — и тут его охватил страх.
* 14 *— Там что-то происходит, — возбужденно сказал один из лаборантов.
— Температура подскочила на десять градусов. Мать честная, это же Анды, а не альфа — излучение…
— Вот оно! — воскликнул Кэп, — Вот оно! — В его голосе звучала пронзительно — победная нота — так кричит человек, годами ждавший своего звездного часа.
* 15 *Она толкнула взглядом горку стружки — нерастраченная сила сама рвалась наружу. Горка взорвалась раньше, чем успела вспыхнуть. Поднос дважды перевернулся в воздухе, разбросав горящие щепочки, и срикошетил от стены, оставив вмятину на стальной обшивке.
Оператор ЭЭГ издал вопль ужаса и пулей вылетел из комнаты. Этот вопль мгновенно перенес Чарли в Олбани. Так вопил тот человек в аэропорту, когда несся в женский туалет в пылающих армейских ботинках.
Со смешанным чувством страха и торжества она подумала: «Я стала еще сильнее!»
Стальная обшивка стен пошла радужными разводами. Это было пекло. В соседней комнате ртуть термометра, остановившаяся было на отметке восемьдесят, после того как уже поднялась на десять градусов, вдруг рванулась вверх, миновала отметку девяносто, добралась до девяноста четырех и только тогда успокоилась.
Чарли, уже готовая удариться в панику, направила испепеляющий луч в ванну. Вода забурлила, отчаянно пузырясь. В пять секунд она была доведена до кипения.
После бегства оператора дверь осталась распахнутой настежь. Но никому до этого не было дела — на командном посту в соседней комнате царил переполох. Хокстеттер кричал в голос. Кэп с отвислой челюстью приник и окошку, завороженно глядя на бурлящую поверхность. От воды клубами подымался пар — обзорное стекло запотевало. Один Рэйнберд сохранял невозмутимость; он стоял, руки за спину, и улыбался. Он походил на учителя, чей лучший ученик только что решил особо трудную задачу.
(остановись!)
Ее внутренний голос.
(остановись! остановись! остановись!)
И вдруг это ушло. Что-то отделилось, секунду — другую еще напоминая о себе, а потом и вовсе замерло. Стоило ей рассредоточиться, как луч погас. Она увидела окружающие предметы, почувствовала, что ей жарко, что она вся взмокла. Пузыри в бурлящем котле пошли на убыль — к этому моменту половина воды выкипела. Несмотря на открытую дверь, здесь было как в парной. В наблюдательной комнате столбик термометра остановился на отметке девяносто шесть, после чего упал на один градус.
* 16 *Хокстеттер лихорадочно проверял, сработала ли техника. Его волосы, обычно зачесанные назад, прилизанные до неправдоподобия, растрепались и стояли сзади торчком. Хокстеттер чем-то напоминал Альфальфу из «Маленьких негодников»[27].
— Получили! — Он задыхался. — Все получили… вот… температурная кривая… видели, как закипела вода?., с ума сойти!., а звук записали?., точно?., нет, вы видели, что она творила?.. Фантастика!
Он пробежал мимо одного из лаборантов, неожиданно развернулся и, схватив его за отвороты халаты, закричал:
— Ну, кто скажет, что не она это сделала?
Тот был потрясен, пожалуй, не меньше Хокстеттера.
— Никто, шеф, — замотал он головой, — Никто.
— Вот это да! — воскликнул Хокстеттер и снова закружил по комнате. — Я думал… ну да… может быть… но чтоб такое… как она поднос, а?!
В поле его зрения попал Рэйнберд, тот по — прежнему стоял руки за спину, загадочно улыбаясь. Хокстеттер на радостях забыл о старых распрях. Он бросился к Рэйнберду и стал трясти его руку.
— Получили! — объявил он с плотоядной ухмылкой. — Все получили. Этого хватит, чтобы оставить с носом любой суд! Будь он хоть трижды Верховный!
— Хватит, — спокойно согласился Рэйнберд. — А сейчас не худо бы послать за девочкой вдогонку, пока она не оставила кой — кого с носом.
— А? Что? — Хокстеттер хлопал глазами.
— Видите ли, — продолжал Рэйнберд подчеркнуто спокойно, — парнишка, сидевший с ней рядом, видимо, вспомнил, что у него срочное свидание, во всяком случае, он вылетел так, словно получил хороший пинок под зад. А следом за ним вышла ваша поджигательница.
Хокстеттер воззрился в смотровое окошко. Стекло еще больше запотело, но все же было видно: вот ванна, ЭЭГ, перевернутый металлический поднос, дотлевающие стружки… и — никого.
— Ну-ка, кто-нибудь, догоните ее! — приказал Хокстеттер, поворачиваясь к техническому персоналу. Пять или шесть человек стояли не шелохнувшись. А что же Кэп? Он исчез в тот самый миг, когда испытательную комнату покинула Чарли, но никто, кроме Рэйнберда, похоже, этого не заметил.
Индеец насмешливо смотрел на Хокстеттера, потом его единственный глаз скользнул по остальным лицам, побелевшим до цвета лабораторных халатов.
— Как же, — тихо сказал он. — Или все-таки есть желающие?
Ни один не пошевелился. Умора да и только. «Вот так, — подумал Рэйнберд, — будет и с политиками, когда до них вдруг дойдет, что кнопка нажата, и ракеты уже в воздухе, и бомбы сыплются градом, и уже горят города и леса». Это была такая умора — хоть смейся… и смейся… и смейся.
* 17 *— Красиво как, — пролепетала Чарли, — Как красиво…
Они стояли на берегу пруда, недалеко от того места, где всего несколькими днями раньше стоял ее отец вместе с Пиншо. Сегодня было куда прохладнее; в зеленых кронах наметилась желтизна. И уже не ветерок, но ветер пускал рябь по воде.
Чарли подставила лицо солнцу и закрыла глаза; она улыбалась. Стоявшему рядом Джону Рэйнберду, пробывшему шесть месяцев охранником в тюрьме «Кэмп Стюарт» в Аризоне, прежде чем отправиться за океан, доводилось видеть подобное выражение лица у людей, отмотавших приличные сроки.
— Хочешь пойти посмотреть на лошадей?
— Пошли! — немедленно откликнулась она и, спохватившись, робко посмотрела на него. — Если ты не против.
— Не против? Да ты знаешь, как я рад, что выбрался. Когда еще подвернется такая передышка!
— Они тебе приказали?
— Нет, — ответил он. Они шли берегом; чтобы выйти к конюшням, надо было обогнуть пруд. — Спросили, есть ли добровольцы. Что-то я не заметил ни у кого особого рвения после вчерашнего.
— Испугались? — спросила Чарли, пожалуй, чуть кокетливо.
— Испугались, — сказал Рэйнберд, и это была чистая правда. Кэпу, нагнавшему Чарли в холле, пришлось самолично отвести ее «домой». Молодого человека, оставившего свой пост возле ЭЭГ, отдали под трибунал в Панама — сити, Флорида. Ведущие специалисты, собранные на экстренное совещание сразу после теста, превратили обсуждение в сумасшедший дом, воспаряя до небес с самыми невероятными прожектами и тут же хватаясь за голову в поисках способов контроля.
Предлагали сделать огнеупорным ее жилище, и приставить к ней круглосуточную охрану, и одурманивать ее наркотиками. Рэйнберд долго это слушал, наконец не выдержал и застучал по столу тяжелым перстнем с бирюзой. Он стучал до тех пор, пока не дождался полной тишины. С Рэйнбердом, чья звезда так круто взошла, волей — неволей приходилось считаться при всей нелюбви к нему Хокстеттера (пожалуй, не было бы преувеличением сказать — ненависти) и, соответственно, его сотрудников. Как-никак именно он в основном имел дело с этим живым факелом.
